Выпуск № 1 (1) | 1933 - страница 48

дии необходимо проделать исследователю, желающему понять подлинное ее содержание.

Разумеется, даже неизмеримо более углубленный, удачный анализ еще не осуществляет нам диалектико-материалистического подхода к мелодии, но какой-то шаг на пути к такому подходу он несомненно делает. Изолированный анализ остается неубедительным и абстрактным, раскрывая нам лишь глубину воздействия мелодии, которое она способна дать сейчас. Подобные анализы получают подтверждение, конкретизацию, уточнение при сравнении их с большим количеством других анализов произведений, сродных по эпохе, классовой принадлежности, при сопоставлении всей этой группы анализов с музыкальным творчеством смежных эпох, других социальных группировок. Дальнейшие этапы — использование всех косвенных, добавочных средств, раскрывающих музыкальный язык, его выразительность: изучение текстов всех вокальных произведений -параллельно с изучением их мелодий, изучение всех отзывов современников, проливающих яркий свет на их музыкальные вкусы. И разумеется, все эти данные получают свое разъяснение, свою значимость лишь при предварительном детальном изучении классовой психологии среды, музыкальное творчество которой мы изучаем.

Максимально широкая, углубленная перспектива, охват — необходимы для понимания смысла каждого единичного явления, относящегося к данной эпохе, классу, форме проявлений его деятельности. В то же время овладение «широкой перспективой» — немыслимо без огромного числа тщательных, кропотливых изучений отдельных конкретных явлений: требование, к сожалению, не принимающееся во внимание очень многими вульгаризаторами марксизма, «видящими лишь схемы» (наподобие «матерей» из «Фауста»), но не замечающими, не понимающими конкретных явлений.

Углубленная работав этих планах приблизит нас тс созданию подлинного музыкознания, всерьез опирающегося на принципы диалектического материализма.

«Побочным продуктом» в такой работе являются: сведения о средствах музыкального языка на каждой стадии его развития (использование различных ладовых, ритмических, мелодических. интервальных и других средств), наконец — частные и конкретные определения музыкальных произведений того или другого типа, в частности — мелодий, относящихся к одной эпохе, одной социальной группировке.

Осуществление стоящих перед музыкознанием в этой плоскости задач требует огромного количества труда, массовой коллективной работы. Возвращаясь к проблеме анализа мелодии, следует особо подчеркнуть максимальную атстуальность этой темы в СССР. Не говоря уже о мелодиях нашего музыкально художественного наследия — последние годы, напоминаю вновь, выявили огромные толщи музыкалы-того творчества народов СССР. Досадно видеть, как собиратели этого песенного творчества в своих исследованиях записанных песен идут по проторенному, насквозь формалистическому пути традиционной музыкальной этнографии. Любовно определяя «типичные» для собранных мелодий звукоряды, размеры, строфы, стопы, интервалы (встречаются, напр. даже «исследования увеличенной секунды, ее распространенности в песнях таких-то и таких-то национальностей»), — они совершенно обходят вопрос о выразительности записанных песен, о связи мелодии с текстом. Между тем, — от кого, какие от них вправе мы требовать максимально полного всестороннего изучения хорошо знакомого музыкального творчества, изучения его роли в быту, отношения к нему слушателей и т. д.? Ограничение своей работы простою записью мелодии и текста является лишь формальной «отпиской» вместо выполнения тех задач, которые стоят ныне перед каждым советским музыкантом-этнографом. Песня, еще живая в быту, дает богатейший материал в процессе построения марксистского музыкознания, не говоря уже о роли ее изучения для развития данной национальной культуры. Движение по «линии наименьшего сопротивления», эпигонство буржуазной музыкальной этнографии — является далее нетерпимым, буквально преступным.

Заканчивая эту статью, невольно принявшую в большей своей части тезисный, «программный» характер, я хочу еще раз подчеркнуть глубокие связи, соединяю-

щие проблему анализа мелодии (в формалистическом музыкознании проблему частную, изолированную) — с основными проблемами реконструкции всей нашей музыкальной культуры.

Помимо указанной выше связи этой проблемы с общими установками, с задачами марксистско-ленинского музыкознания, я хочу еще раз подчеркнуть значение брошенного выше замечания о тренировке, углублении восприятия исследователя при анализе всего содержания музыкальных произведений, в частности — мелодии. Мнимо-«объективный», а фактически — поверхностный анализ одних формальных элементов, не требующий от исследователя ничего, кроме известных навыков, памяти, необычайно хорошо иллюстрирует всю изнанку буржуазного «профессионализма», культивизирующего у музыкантов безразличие к идейному содержанию культурных явлений. Высоко развитая «звуковая сознательность» не означает еще проникновения в смысл музыкального произведения, — это доказывает культ эстетской «всеядности», равной заинтересованности в музыкальном произведении любого стиля, эпохи. Такому выхолощенному подходу соответствует и пренебрежение к культурному наследию, неумение понять и использовать все, действительно ценное в нем. Наоборот, материалистический подход к простейшему образцу художественного творчества, каким является мелодия, уже требует от исследователя известной работы над собою, повышает его восприимчивость к произведениям художественного творчества, т. е. перевоспитывает его. Анализ мелодии прошлого превращается из более или менее занимательного упражнения в миниатюрное, но конкретное разрешение проблемы истинно сознательного, критического усвоения музыкального наследства.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание