бой противоположно направленных напряжений. Идя отсюда и руководствуясь действительной противоположной направленностью музыкальных тяготений, Оголевец вводит в музыкальную науку понятие скрытой гармонии, заключающееся в сплавлении противостоящих равных напряжений, причем в случае их неравенства излишнее высвобождается, обусловливая мажорную или минорную окрашенность созвучия. Сплавившиеся напряжения определяют весомость гармонии. Так, например, большой весомостью обладает уменьшенный септаккорд VII ступени, у которого сумма мажорных коэфициентов звуков h и d противостоит такой же сумме минорных коэфициентов звуков f и as. В этом учении впервые синтезируются древне-греческие и современные воззрения на сущность гармонии. Нормативы предшествующего этапа развития теории не отвергаются, но только укрепляются. Так, терции мажорного и минорного тонического трезвучия с их напряжениями, равными соответственно 4α и 4β, представляют собою средние нормативные мажорные и минорные напряжения от суммарно существующих в системе и т. д.
Содержательно учение об интервалах. Рассматривая их не как «арифметические» категории, а как взаимодействие двух динамических (то есть либо мажорных, либо минорных) элементов, Оголевец, идя от простых интервалов к более сложным, раскрывает целые богатства взаимодействий звуков в интервальных координациях, показывая их специфику, как основных «узлов» мелодического динамизма. Параллельно этому рассматривается традиционное учение об интервалах, причем вскрывается его сущность, жизненность одних правил и установок, устарелость других. Многое приобретает здесь новое освещение. Например, таков вопрос о разрешении двух звуков уменьшенной кварты h–es; они оба динамичны, первый звук разрешается в с, второй в d. Комплекс этих звуков с их разрешением создает основу мелодических образований непреходящего значения: такова, например, первая тема cis -moll’ной фуги Баха № 4 в «Wohltemperiertes Klavier», № 1 и др. С точки зрения прежней теории большая секунда, как диссонанс, не могла считаться разрешением. Надо отметить, что в концепции Оголевца ни один интервал по своим напряжениям не является «самим собой» в разных тональных системах. Также и в одной системе нет тождественных по динамизму интервалов одной и той же «конструкции».
Новое истолкование и твердое объяснение, наконец, получают категории консонансов и диссонансов. Оценки эти, как доказывает Оголевец, зависят от степени осознания закономерностей тональной системы воспринимающим субъектом. Таким образом, объективным основанием является последовательность возникновения интервалов в процессе развития системы, а субъективным моментом, различным у разных людей, является момент оценки, зависящий от развития музыкального мышле-
ния. Следовательно, те или иные оценки соответствуют тому или иному развитию музыкального мышления, не выходящему из тех пределов, которые очерчены развитием системы. История этих понятий является одним из ценных источников к изучению истории музыки. Ведь то или иное истолкование этих категорий очень существенно отражается на музыкальных стилях. Оголевец вскрывает те закономерности, в силу которых в новейшей музыке эти понятия получают новую трактовку. Так, например, консонантны звуки тоники и доминанты, созвучащие с прилегающими к ним звуками малых секунд в силу того (см. выше), что они отграничены от других звуков в системе линиями отталкивания. В сочинениях Прокофьева, Стравинского, Хачатуряна и др. эти закономерности типизируются в определенные художественные приемы.
Надо отметить, что, рассматривая различные взгляды по вопросу о структуре тональной системы, Оголевец добросовестным образом разбирает концепции так называемых квинтового и квинто-терцового строения звукорядов. Оголевец доказывает вздорность (с точки зрения извращения структурных отношений и музыкальной логики) представлений о том, что диатонический полутон больше хроматического. А такова главная основа и главный вывод всех тех теорий, которые признают так называемый натуральный звукоряд в качестве ладообразующего фактора. Оголевец с исчерпывающей и, я бы сказал, убийственной ясностью отводит претензии акустики на какую-либо роль в музыкальной науке, если говорить о ладообразовании и гармонии, то есть собственно о теории музыки (признавая роль акустики в темброобразовании и в ряде специфических областей). Отсюда Оголевец делает последовательный вывод: все теории, основывающиеся на феномене натурального звукоряда, не научны, не будучи в состоянии объяснить ничего, кроме плохо объясняемой диатоники. Существование этих теорий тормозит развитие музыкальной культуры, для движения вперед их надо отбросить со всем их содержанием. В той переоценке ценностей, которая неизбежно произойдет в связи с этим, такие теории будут вытеснены, и с особой силой утвердится ценность многолетней работы поколений эмпириков, регистрировавших подлинно научные положения, в том числе и русской традиционной школы.
Большое познавательное значение имеют главы, посвященные сущности простейшей модуляции и проблеме параллельного движения интервалов. Следует сказать, что вторая из этих глав, представляющая большой шаг вперед от современного уровня воззрений, показывает особую силу концепции. Эти главы, равно как и глава «Вопросы тонального голосоведения», открывают большие перспективы перед работой нашей музыкально-теоретической мысли. В последней главе поразительно стройная систематизация связей между звуками тональной системы вскрывает универсальность любого звукового комплекса
-
Содержание
-
Увеличить
-
Как книга
-
Как текст
-
Сетка
