Пашкевича — характерное, иллюстративное, гротескное. Он суховат и в лирике не силен. Ему чужда «абсолютная», ничего не иллюстрирующая музыка, и он — в противоположность Бортнянскому — по-аскетичному равнодушен к звуковой, «акустической» красивости. Музыка Пашкевича угловата и звучит зачастую нестройно, хотя автор хорошо знал технику композиции. Зато его звуковые зарисовки необыкновенно метки и темпераментны. Он любит рисовать житейскую «прозу», заставляя слушателя то смеяться над ней, то негодовать. В этом Пашкевич — достойный соратник Фонвизина, Николева, Плавильщикова и юного Крылова.
Политическую линию, начатую Поповым и Николевым, Княжнин в «Несчастии от кареты» продолжил довольно осторожно. Зато музыка в этой опере не притупляет, как в «Розане», а усиливает антикрепостническую направленность либретто. Страдающие крестьяне подняты Пашкевичем на уровень настоящих героев буржуазной драмы в духе «Коварства и любви». Правда, ему пришлось для этого в музыкальной обрисовке крестьян отказаться от этнографизма, но в 1779 году иного пути и не могло быть: ведь еще полстолетия спустя С. Т. Аксаков и И. А. Мельгунов утверждали (в рецензии о «Пане Твардовском»), что употребление народных напевов придает опере характер водевиля. Кроме того, Пашкевич, как истый сын своего века, защищая человеческое достоинство крестьян, стремился подчеркнуть в них именно общечеловеческие, а не местные, свойства. Характер Лукьяна, основного героя «Несчастия от кареты», получил в интерпретации Пашкевича подлинно бунтарские черты. Сколько отчаянья и кипучего гнева вложил композитор в слова Лукьяна: «Узнаешь ты: кто все теряет, тот все на свете презирает!». Запечатлен и дуэт Лукьяна с его невестой, в котором оба умоляют помещика не разлучать их. Мог ли кто-нибудь еще недавно предполагать, что на столь ранней ступени истории русской музыки обнаружится такое прямое и красноречивое отражение борьбы классов! Хороши и другие ансамбли, в частности, финальный квинтет 1-го акта. Вообще ансамбли — конек Пашкевича. После Лукьяна наиболее характерно очерченным персонажем пьесы является шут Афанасий; во всех трех его ариях господствуют саркастические интонации и острый, броский методический рисунок.
За «Несчастием от кареты» последовал «Скупой» (около 1782 года), опера в чисто комедийном роде. Чрезвычайно рельефен и оригинален речитативный монолог Скрягина; курьезна и полна остроумия сцена подписания векселя, скомпанованная в виде трио, где на музыку положена с комической важностью даже дата: «тысяча семьсот семьдесят осьмого году, ноября девятого числа». А рядом с этим — прелестная, чуть подернутая дымкой грусти ариетта служанки Марфы. В целом, «Скулой» — хорошая музыкальная комедия, изобилующая интерес-
ными композиционными находками. Жаль лишь, что не хватает (и в тексте, и в музыке) конкретной бытовой среды: персонажи несколько абстрагированы и напоминают мольеровских Гарпагонов, Сганарелей и Валеров. От увертюры «Скупого» сохранилась только первая страница. Судя по началу, это была полифоническая пьеса, что в тогдашней России — совершеннейшая редкость.
Третья опера Пашкевича — «Февей». Нелепое и бессодержательное либретто Екатерины подрезало крылья композитору: в «Февее» ему не удалось создать объединяющей концепции, большая часть музыки отдает казенной серостью, и ценность представляют лишь отдельные музыкальные номера, в которых композитор смог опереться на те или иные образные моменты. Среди этих номеров выделяется великолепный «Калмыцкий хор», пророчески предуказавший установленное великими классиками XIX века братское содружество русской музыки с музыкой народов Востока. Интересные сведения о постановке «Февея» (называемого по ошибке редактора «Ferсу») есть в письмах французского резидента при петербургском дворе князя Валентина Эстергази, изданных Эрнестом Додэ.
Среди опер, музыка которых лишь частично принадлежит Пашкевичу, выдающуюся художественную ценность представляет «Как поживешь, так и прослывешь» (1792 год, вторая редакция «Санктпетербургского гостиного двора»). Необходимо, прежде всего, подчеркнуть ее текстовые достоинства, еще мало учтенные нашим литературоведением. Фабула пьесы довольно примитивна, но в отношении бытописательства, проникнутого тонким юмором, и языка, сочного и естественного, либретто «Гостиного двора» принадлежит к лучшим достижениям русской литературы XVIII века. И чиновничья, и купеческая среда зарисованы Матинским с поразительной живостью и меткостью. Очень остроумно также предисловие автора к изданию 1792 года.
Но самое лучшее в этой опере — ее музыка. Это высшая точка, но, к сожалению, и конец развития русской комической оперы, ибо после «Как поживешь» наступает быстрое падение этого жанра. Хотя сам Матинский скромно заявил, что его пьеса «сродни мельнику Фаддею», но музыкально эти два произведения несоизмеримы: там аляповатый примитив, здесь — зрелая, насыщенная фактура, много развитых ансамблей и хоров, умелая и разнообразная инструментовка. «Гостиный двор» несомненно стоит выше и такой вещи, как «Скупой», хотя пока еще неизвестно, объясняется ли этот прогресс участием Матинского или творческим ростом самого Пашкевича: мелодика «Гостиного двора» изобилует фольклорными элементами (вне всякой зависимости от песенных цитат), а ее разговорные интонации выливаются не в мелодически оскудевший речитатив, а в своего рода говорящие мелодии,
-
Содержание
-
Увеличить
-
Как книга
-
Как текст
-
Сетка
