Выпуск № 2 (8) | 1934 - страница 24

страх. Она просила своих товарищей «следить за этим джентльменом»... его глаза ее пугали.

Через час он вернулся в театр. Репетировали его увертюру. Все сошло благополучно, автору немного похлопали. Генриетты в театре не было. На спектакле было приблизительно так же. Публика ждала представления. Увертюра ее мало интересовала. К тому же оркестр Opéra Comique был невелик. Опять немного похлопали. Мисс Смитсон в это время гримировалась. А на другой день, 3 марта, она уехала в Амстердам.

Берлиоз случайно видел ее в день отъезда, и ему показалось, что часть его собственного существа отделилась от него. Он страдал и продолжал ее любить.

Вскоре написал он хоровое музыкальное произведение «Смерть Клеопатры», вставленное впоследствии как «Хор теней» в «Лелио» — праздничные и грустные мелодии, развивающиеся в медленных, драматически нарастающих гармониях и захватывающих ритмах величественного характера.

В эти дни новое сильное впечатление вошло в его жизнь. Он познакомился с «Фаустом» Гёте, целиком увлекшим экзальтированное воображение композитора. После композиционных работ над «Фаустом»¹, в которых постоянно фигурируют эпиграфы из «Гамлета», пишет он свою «Фантастическую симфонию» — все еще под впечатлением гётевской трагедии и воспоминаний о своей несчастной любви. Он создает ее в тяжелых творческих муках: то целыми неделями сидит над одной частью (Адажио — «В полях»), то с невероятной легкостью, в одну ночь, сочиняет все («Шествие на казнь»).

В эти дни над Парижем проносятся вихри июльской революции 1830 г. Берлиоз — на баррикадах. На улицах звучит его ирландская песнь... Но личная судьба, борьба за существование, заставляют его усиленно работать над кантатой «Сарданапал» для участия в конкурсе на римскую премию.

Сын врача, представитель передовой мелкобуржуазной интеллигенции, Берлиоз отдал дань свободолюбивым мечтаниям, героическому пафосу борьбы. Но в условиях капиталистической действительности, в постоянных столкновениях с жизненными неудачами, захваченный вихрями собственных страстей, он не сумел стать и не стал подлинным революционером. Через 18 лет — в дни революции 48-го года, он встречает ее враждебно-пессимистически. Но в июльские дни в нем жил еще пылкий, порывистый мечтатель, романтик-утопист, темпераментный и горячий последователь идей Великой французской революции. Это был искренний порыв (но всего лишь порыв!) его неспокойной и бурной молодости.

И скоро Берлиоз снова вернулся в родной ему мир безудержного фантазирования и субъективных переживаний. Теперь ему близки романтические воспевания итальянских браконьеров, идеализация средневековых нравов, рыцарские картины феодальных эпох².

Его чувство к мисс Смитсон эволюционирует и принимает всевозможные причудливые очертания. То вдруг ему кажется, что он ненавидит ее, даже — презирает, и он создает себе иллюзии новых увлечений, пытаясь целиком погрузиться в обманчивый фантастический мир новых настроений. Но встретив однажды Генриетту на улице (она вернулась в Париж из гастрольной поездки), он снова переполняется всеми муками своей страсти, уснувшей как будто в его душе. В одном из его писем³, с характерным для него сумбуром вскрываются метания и противоречия его переживаний:

«... Огонь угасает, еще мгновение терпения... О, друг мой, я сжег мою рукопись “Элегия в прозе”. Все время слезы, слезы; я вижу плачущую Офелию, я слышу ее трагический голос, я изнемогаю под лучами ее неземных глаз. О, друг мой, как я несчастен! Нет слов, чтобы рассказать об этом...

Мне требуется время, чтобы осушить мои слезы. Между тем в моих мечтах проносится Бетховен, который смотрит на меня своими строгими глазами, Спонтини, который пере-

_________

¹ Он посылает свою музыку Гёте, но ответа не получает.

² Поэтому, наряду с революционными произведениями, главным образом юношеского периода (симфония, посвященная греческой революции, ирландские песни, Реквием, Траурная и триумфальная симфония) — в музыкальном наследии Берлиоза встречаются и «Песня на открытие жел. дороги» для хора (1846) и монархическая кантата 1855 г.

Вместе с тем буйный неистовый дух протеста, революционные вспышки рассеяны по целому ряду его композиций, главным образом молодого периода. До конца жизни Берлиоз остался атеистом, в его творчестве мы не встретим ни религиозных настроений, ни мистической отрешенности (вспомним вариант его обработки «Фауста»). Романтик и мечтатель, он является художником конкретных земных картин, развернутых в полотна яркой и блестящей фантастики.

³ К Фердинанду Хиллеру, от 1829 г.

вязывает мои раны и глядит на меня с состраданием и сожалением, и Вебер, нашептывающий мне на ухо, как spiritus familiaris, обитающий в стране мечты — он ждет меня там, чтобы утешить.

Безумие... О нет, я хочу жить... Я еще хочу жить... Музыка — высочайшее искусство.

К делу!

Я, несчастный человек, существо, придавленное тяжестью своих фантазий, я не в состоянии их выносить; я, снедаемый беспредельной любовью, встречаю равнодушие и презрение; да, но мне знаком гений музыки, я смеялся при блеске его молний, и я сжимаю зубы, когда я думаю об этом.

Разум говорит мне:

— Успокойся, глупец, еще несколько лет и не будет больше слов ни о твоей любви, ни о том, что ты называешь гением Бетховена, ни о сожалениях Спонтини, ни о стране мечтаний Вебера, ни о всемогуществе Шекспира...

Пусть будет так. Генриетта Смитсон и Гектор Берлиоз соединятся в забвении могилы, и это не помешает другим любить и погибать...».

Звезда Берлиоза восходила. Его «Фантастическая симфония» была принята на репетиции чрезвычайно горячо. Его кантата получила 1-ю римскую премию. В день первого исполнения «Фантастической симфонии» Берлиоз знакомится с восторженно принявшим эту симфонию Листом.

В этот же вечер Генриетта Смитсон впервые после возвращения выступила в Орéга Comique. Она исполняла роль Фенеллы в опере «Немая из Портичи» Обера и не имела никакого успеха...

Римская премия, присужденная Берлиозу, дает ему возможность совершить поездку в Италию.

Целый рой новых освежающих и разнообразных впечатлений охватывает композитора. Он знакомится с Мендельсоном. Он сближается с карбонариями. Он читает Байрона, увлекаясь его поэмами, особенно — «Корсаром». Здесь — среди солнечной ясной природы завершаются некоторые музыкальные замыслы Берлиоза, в том числе монодрама «Лелио или возвращение к жизни».

Замечательные строчки сохранились в его мемуарах о прогулках по окрестностям Рима.

Плохо одетый, в соломенной шляпе, с шестью пиастрами в кармане, с ружьем или гитарой, бродил он пешком, охотясь, с громким пением, не заботясь о ночлеге, находя его в пещерах или в многочисленных часовнях.

«Кампанья возле Рима строга и величественна, особенно по вечерам, — пишет он Фердинанду Хиллеру 17 сентября 1831 г. — Эти руины дворцов и храмов, освещенные заходящим солнцем, на фоне нагого, как ладонь, испещренного ущельями, пейзажа, без деревьев, создают своеобразную живописно-унылую картину. По утрам я завтракал у старой цистерны, в полдень я отдыхал в храме Вакха, но, увы, для возлияний у меня была только вода. Надеюсь, что победитель Ганга простит мне такое недостойное жертвоприношение».

Иногда он брал с собою вместо ружья — гитару, и в его скитальческих раздумьях вдруг оживала какая-нибудь старая песня, дремавшая в его сознании с первых дней детства. Иногда импровизировал он удивительный речитатив в удивительной гармонизации или вдруг начинал воспевать смерть Палласа, траурную процессию за его прахом и его коня Артона, следующего за ним, с поникшей гривой и глазами, полными слез.

Воспоминания, фантазия и музыка приводили его в состояние невероятного возбуждения. Он разражался потоками слез, оплакивая судьбы несчастных неведомых героев, жалея о тех прошедших сказочных временах, полных поэзии, когда герои — дети богов — носили блестящее вооружение, взмывая золотыми копьями со сверкающими наконечниками. От прошлого он возвращался к настоящему, и снова плакал о собственных своих невзгодах, о сомнительности будущего, о переломе жизненного пути. И посреди такого поэтического хаоса, в изнеможении он падал на землю, произнося стихи Шекспира, Виргилия и Данте: «Nessun maggior dolore che ricordarsi»... «О, poor Ophelia... Good night, sweet ladies»... «Sub umbras» и засыпал.

— Какое безумие! — скажут многие. Да. Но в то же время, какое счастье!

«О, мучительные воспоминания о днях моей свободы, которой больше нет. Свобода сердца, духа, воли, — всего; свобода быть бездельником, свобода не думать ни о чем, свобода забыть о времени, презреть честолюбивые планы, смеяться над славой, не верить в любовь! Свобода идти на север, на юг, на восток или запад, ночевать под открытым небом, довольствоваться малым, без цели бродить то туда, то сюда, мечтать, целыми днями пребывать в полудремотном состоянии под шепот и дыхание сирокко. Истинная, абсолютная, беспредельная свобода! Великая,

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание