Выпуск № 2 (8) | 1934 - страница 16

в день, и по большей части по заказу. В результате выходило нечто колоссальное. Будь Глинка сапожником, а не барином, у него вместо двух (правда, превосходных) опер, было бы их написано пятнадцать, да в придачу к ним штук десять чудеснейших симфоний. Я готов плакать от досады, когда думаю о том, что бы нам дал Глинка, родись он не в барской среде до-эмансипационного времени (подчеркнуто нами. А. Г.-С.). Ведь он только показал, что он может сделать, а не сделал и двадцатой доли того, что мог. Например, в сфере симфонии (в “Камаринской”, обеих испанских увертюрах) он только по-дилетантски шутил, — и то удивляешься силе и оригинальности его творческого дара. Что же было бы, если бы он, по обстоятельствам жизни работал бы на манер вышеупомянутых корифеев западной музыки»¹.

В этом последнем высказывании Чайковский выступает отнюдь не как дворянин, мечтающий и тоскующий о «потерянном рае» дореформенной помещичьей жизни, а как типичный интеллигент-разночинец, четко противопоставляющий себя (правда, в узкой сфере техники своего искусства) «барам до-эмансипационного периода», ясно сознающий свои преимущества в сравнении с ними в смысле развития своего творческого дарования.

Все это с полной убедительностью показывает, что безоговорочная характеристика Чайковского, как выразителя идеологии гибнущего дворянства, несколько поспешна и упрощенна. Чайковский гораздо сложнее и противоречивее, чем это обычно считают. Одно из противоречий его личности — соединение совершенно определенной и крайней реакционности с приведенными относительно прогрессивными высказываниями. Чтобы разобраться в этом (кажущемся) противоречии, мы напомним одно замечание из приведенной уже нами выдержки из ленинской статьи о Толстом: «Когда масса, воспитанная в этом старом строе, с молоком матери впитавшая в себя начала, привычки, традиции, верования этого строя...» и т. д.

Ленин не случайно, конечно, говорит здесь о массе. Не только полярные классы — дворянство и крестьянство — почувствовали глубокую растерянность при виде «укладывающегося» буржуазного порядка, но и очень значительная часть всегда неустойчивых, колеблющихся мелкобуржуазных групп, не говоря уже о связанном теснейшими узами с дореформенным порядком мелком чиновничестве.

Если эти группы (вместе с некоторыми дворянскими кругами) выдвинули «людей сороковых годов», а затем «шестидесятников» и «семидесятников», то из этого вовсе не следует, что и вся масса мещанства, чиновничества, интеллигенции разделяла взгляды и настроения передовых разночинцев (не говоря уж о том, что масса разночинческой интеллигенции проделала к 80-м годам определенную эволюцию в сторону отхода от передовых идей 60-х, 70-х годов). Наоборот, вполне очевидно, что очень значительная часть этих кругов была одним из сильнейших оплотов реакции.

Конечно, основное настроение этих групп — глубочайшая обывательщина, замкнувшаяся в себе стремящаяся отгородиться от общественной жизни, погрузившаяся в тихое болото мещанского прозябания.

Но несомненно, что лучшие, наиболее активные элементы этих кругов не могли не пытаться как-то осмыслить происходящие события и выразить свое отношение к ним также и средствами искусства. Крупнейший русский писатель Достоевский — реакционер, ненавидевший и социалистов, и либералов, был выразителем взглядов именно этих кругов «реакционного разночинчества» (позволим себе условно употребить такой термин). И нам представляется совершенно бесспорным, что и Чайковский был не в меньшей мере идейно связан с реакционным разночинчеством², чем с дворянскими кругами. На это ясно указывают его многочисленные высказывания, наиболее характерные из которых мы привели.

Для более полного уяснения творческого облика Чайковского на этом вопросе необходимо остановиться несколько подробнее.

_________

¹ Письмо от 18 мая 1890 г. В дополнение к этому можно указать на одно из писем Чайковского к фон Мекк; в нем он описывает свой творческий процесс, подчеркивает необходимость упорного ежедневного труда, не ожидая прилива творческого вдохновения, которое обязательно появится как результат систематической работы. Замечание, интересное тем, что оно объясняет творческую неровность Чайковского и показывает неизбежность этой неровности, вытекающей не из небрежности композитора, а из общего характера его творческого процесса.

² Указывая на связь Чайковского с теми же кругами, идеологом которых был Достоевский, мы (так же как и в примере с Толстым) отнюдь не собираемся проводить прямой параллели между творчеством того и другого, хотя некоторые черты (например болезненный психологизм) безусловно свойственны обоим художникам.

Разночинцу, передовому «просветителю», активно борющемуся за жизненный строй, обычно (и правильно) противопоставляется тип «лишнего человека», нашедшего столь богатое отражение в русской литературе¹, начиная с Тургенева и кончая Чеховым.

Тип «лишнего человека» сложился в результате неспособности определенных классовых групп найти свое место в общественных отношениях новой России.

В. В. Воровский в своей статье «Лишние люди» указывает, что «лишние люди» принадлежали, с одной стороны, к среде разночинцев, с другой — к категории «кающихся дворян», с общей (более или менее) для обеих групп психологией, — психологией уныния, разочарования, неизбежной принадлежностью которой является чувство вырванности из общего течения жизни, а также и неспособность ставить себе цели, отсутствие жизненных задач².

В облике Чайковского не трудно увидеть целый ряд черт «лишнего человека». Вечная неудовлетворенность, разочарованность, пессимизм — эти черты сближают Чайковского с «лишним человеком» его времени. Но есть черта, которая отделяет его от большинства «лишних людей». Для «лишнего человека» характерны в той или иной форме какие-то общественные тенденции. Чеховские герои, например, мечтают о какой-то лучшей жизни, мечтают о служении общественному благу. То же можно сказать, понятно, и о художниках, воплотивших настроения «лишних людей». Даже неврастенический Надсон, «властитель дум» целого поколения, писал в 1880 году:

«Я боюсь, мы ошиблись, когда
Так наивно, так страстно мечтали,
Что призванье людей — жизнь борьбы и труда,
Беззаветной любви и печали...
Ведь природа ошибок чужда,
А она нас к могиле толкала».

Обратившись от идеологов «лишних людей» к другим выразителям пессимистических настроений разночинчества мы увидим, например, что даже реакционер Достоевский пришел к своим взглядам через кружок петрашевцев.

У нас нет сведений о каких-либо серьезных общественных устремлениях Чайковского, хотя и здесь обычное представление о нем как о стопроцентном убежденном реакционере является не совсем правильным (по крайней мере в отношении молодого Чайковского). Модест Чайковский пишет в биографии своего брата: «Петр Ильич до конца дней своих обходился без строго оформленных политических взглядов и большей частью принимал ту или иную окраску направления, руководясь неопределенными симпатиями к главным вожакам господствовавших мнений. За время жизни его можно отметить несколько колебаний в ту или иную сторону, наступавших совершенно незаметно и на первый взгляд неизвестно почему, но большею частью всегда в зависимости от отношения к личности деятелей. Происходило это несомненно от коренного равнодушия к вопросам этого рода. Но как бы то ни было, какой-нибудь взгляд, хотя и не очень стойкий, все таки всегда был в наличности. И вот, степень очарования Николая Васильевича Давыдова сказалась в том, что с этих пор на долгое время политические симпатии Петра Ильича, до этого скорее либеральные, приняли консервативный оттенок»³.

Было бы непростительной наивностью, конечно, отнестись без критики к приведенной выдержке. Совершенно понятно, например, что в «неопределенных симпатиях к главным вожакам господствовавших направлений» неизбежно присутствовал момент тех или иных политических воззрений. Тем не менее замечание М. И. Чайковского очень интересно, так как определенно указывает, что в 60-х годах Чайковский в какой-то мере симпатизировал общественным тенденциям тогдашнего русского общества. Интересно также указание на известную неустойчивость и индифферентность Чайковского в отношении политических воззрений (хотя «коренное равнодушие» его к этим вопросам, конечно, сильно преувеличено Модестом Чайковским) и переход от хотя бы относительно либеральных взглядов к консервативным. Некоторая неустойчивость и нечеткость в политических взглядах опять-таки сближает Чайковского скорее с разночинческими, чем с дворянскими кругами. Но всеже отличие Чайковского от «лишних людей» Чехова или надсоновского типа несомненно: пессимизм Чайковского не есть результат столкновения общественных стремлений с реальной действительностью, не дающей возможно-

_________

¹ Правильно, между прочим, указание на связь некоторых романсов Мусоргского с идеологией «лишних людей», сделанное Ю. Келдышем в его работе «Романсовая лирика Мусоргского». Музгиз, М. 1933.

² В. Воровский, Собр. соч., т. II.

³ «Жизнь Чайковского», т. I, стр. 195.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание