Выпуск № 4 (67) | 1939 - страница 32

кальной композиции, он делает перестановку стихов и вносит некоторые изменения и сокращения. Но разве от этого утрачивается сокровенный смысл яркого поэтического выражения ненависти Полежаева против царизма? Вот текст либретто Мусоргского:

Я умру одинок,
На позор палачам
Беззащитное тело отдам...
На забаву детей
Отдирать от костей
Будут жилы мои.
Растерзают, убьют,
И мой труп разорвут,
Но, как дуб вековой,
Грозных бурь не страшусь,
Встречу миг роковой...

Здесь тема любви Мато к Саламбо устраняется совсем. Как говорит В. Каратыгин — «монолог, в котором Мато изливает обуревающее его чувство («Я умру одинок»), написан Мусоргским с удивительной силой драматизма и заключает в себе немало музыки, оставшейся неиспользованной ни для Бориса, ни для других сочинений»¹.

Далее в этой картине Мусоргский изображает приход жрецов, славящих Молоха. После слов, обращенных к Молоху, у Мусоргского есть ремарка: «Входят жрецы и пентархи, жрецы держат в руках факелы и ступают осторожно, по временам останавливаясь и озираясь по сторонам; подойдя к Мато, они образуют полукруг, держа факелы над головами, пентархи с жезлами икрашеными дощечками, на которых написан приговор, становятся впереди».

Вся эта сцена, — как говорилось уже — не имеет отношения к роману Флобера: она сочинена Мусоргским. Но если мы припомним, что осужденные царизмом политические деятели 60-х годов — Михайлов, Обручев и Чернышевский — выводились на площадь с дощечками на груди, на которых были слова предрешающего характера — «государственный преступник», то мы придем к выводу, что за этой фантазией композитора скрываются черты реальной действительности 60-х годов.

Жрец Аминахар, приближаясь к Мато, произносит следующие слова:

Тебе, презренный раб, изменник, бунтовщик,
Восставший мятежом с толпою пленников голодных
Против мощности и славы Карфагена,
Дерзкий хищник священного заимфа,
Тебе, злодей... пришли мы объявить
Веление богов, тобою оскорбленных.
Внимай!

Далее идет объявление приговора. Здесь Мусоргский использует стихи из поэмы Майкова «Приговор» (имеющей подзаголовок — «Легенда о Констанцском соборе»). Эта поэма, рассказывающая о судьбе Яна Гуса, относится к периоду, когда даже Майков, увлеченный настроениями 60-х годов, по замечанию Скабичевского, «— вышел из антологического анахоретства и начал увлекаться новыми вопросами времени»².

_________

¹«Аполлон», 1909 г., кн. 2, стр. 45.

²В этой поэме Майкова сказывается влияние Гейне. Очевидно поэтому Мусоргский и отмечает ошибочно в примечании: «Заимствовано из Гейне». Вслед за ним это повторяет и В. Стасов в своей статье о Мусоргском.

Сцена приговора в рукописи Мусоргского изображена так:

Первый пентарх (читает):

Сердце, зла источник, вырвать
На съеденье псам поганым. (Разбивает дощечку.)

Второй пентарх:
А язык, как зла орудье,
дать клевать нечистым вранам. (Разбивает дощечку.)

Третий пентарх:
Самый труп предать сожженыо,
Наперед предав проклятью. (Разбивает дощечку.)

Четвертый пентарх:
И на все четыре ветра
Бросить прах его проклятый. (Разбивает дощечку.)

Жрецы и пентархи, протянув жезлы к Мато, медленно отступают к выходу.
(Вместе)
И на все четыре ветра
Бросить прах его проклятый.
(Скрываются.)

Слова первого пентарха вполне соответствуют словам Флобера: «Шагабарим — хранитель священного покрывала — одним ударом рассек грудь Мато, вырвал сердце, положил его на ложку и, поднимая руки, принес его в дар солнцу».

Но Мато в романе Флобера не был проповедником, вроде Гуса (изображенного в поэме Майкова). Й потому слова второго пентарха о языке — «орудии зла» — не могут быть отнесены к герою романа. Но зато они с особенной силой могут быть направлены к шестидесятникам — Михайлову, и главным образом, Чернышевскому, этому гениальному пропагандисту революционной истины, который для царской власти являлся «орудием зла».

Характерная деталь: каждый из пентархов разбивает дощечку. Этот акт, знаменующий приговор, ведет нас к тем явлениям, которые имели место во время выполнения обряда «гражданской казни» над Михайловым, Обручевым и Чернышевским, — когда над головой «политических преступников» ломали шпагу.

Правда, над текстом этой первой картины 4-го действия поставлена дата — октябрь 1863 г. В это время Чернышевский сидел в Петропавловской крепости, и приговор над ним еще не был произнесен. Но музыка этой картины отмечена другой датой — 26 ноября 1864 г. Впрочем, это даже и несущественно. В сознании Мусоргского могли запечатлеться картины обряда гражданской казни над Михайловым и над Обручевым.

Вот как описывает историк этот обряд, совершенный над Михайловым в 1861 г.: «Утром в 5 часов 14-го декабря Михайлова вывезли на эшафоте или на позорной колеснице, спиною к вознице, в серой арестантской куртке и в арестантской шапке, на Мытнинскую площадь, что на Петербургской стороне. Там, при барабанном бое, его поставили на колени и после прочтения приговора палач переломил над его головой шпагу. Площадь была почти пуста, так как было еще темно, а близкие друзья Михайлова ничего не знали»¹.

_________

¹М. Михайлов, Записки 1861–62 г.; ред. и вступительная статья А. Шилова, изд. «Былое», 1922, стр. 83.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание