Выпуск № 12 | 1937 (52)

оскорбленной в лучших своих чувствах, но оставшейся им верной до конца.

Роль Альфреда очень «приятна» для оперного певца и очень трудна для оперного актера. В трактовке этого музыкально-сценического образа все еще действует установившийся с давних времен штамп «оперного любовника». Преодолеть этот штамп может лишь актер большого музыкально-драматического дарования. С. Лемешев, исполнявший роль Альфреда, сделать этого не сумел. Он лишь «пел» Альфреда, и притом пел довольно посредственно. Впечатление от его «игры» (за исключением немногих эпизодов в 3-м и 4-м актах) получилось весьма слабое.

Более серьезно, вдумчиво подошел к исполнению своей роли — старика Жермона — артист П. Норцов. Но боясь сделать из Жермона «чувствительного папашу», он перешел в другую крайность: местами отец Альфреда выглядел каким-то «таинственным оперным злодеем».

Из остальных исполнителей следует отметить М. Соловьева (барон Дюфоль) и Б. Амборскую (Флора), сдержанно, просто, беспретенциозно проведших свои небольшие роли.

О постановке многого не скажешь: режиссер М. Квалиашвили и художник Б. Эрдман почти ни в чем не отошли от обычной — «сглаженной», тривиальной трактовки «Травиаты». Они не сумели раскрыть глубокий драматургический замысел композитора. Сценически — весь спектакль поставлен серо, плоско; декорации сделаны в «красивеньком» будуарном стиле; план мизансцен очень беден. Даже рельефный, сильный образ Виолетты в режиссерской трактовке не прозвучал достаточно ярко и убедительно.

Из всего сказанного можно сделать два вывода: музыкальная сторона постановки заслуживает высокой, положительной оценки; режиссерско-сценическая — не поднимается выше весьма среднего уровня «провинциального» спектакля.

Великий ашуг Сулейман

Древняя восточная поговорка гласит: благословен час, когда мы встречаем поэта.

Большим, замечательным поэтом был Сулейман Стальский.

Его впервые увидели в Москве в 1934 г. на всесоюзном съезде писателей. И вскоре после съезда состоялась встреча поэта и миллионов читателей всех народов, населяющих Советский Союз: песни дагестанского ашуга, одна за другой, появлялись в газетах и журналах всех советских республик. Ашуг Сулейман из аула Ашага-Сталь стал нашим любимейшим поэтом.

Народный поэт умер незадолго до выборов.

«Старость похожа на орешек, сохранившийся на дереве до поздней осени, — говорил он за несколько дней до смерти. — При малейшем дуновении осеннего ветра он качается и готов вот-вот упасть на землю и разбиться».

Сулейман Стальский прожил большую жизнь, полную суровой борьбы и лишений.

«Мать была беременна мной, — рассказывал он, — когда отец ни с того, ни с сего выгнал ее и женился на другой. Я родился у дяди, в хлеву. Оскорбленные поступком отца, мои родственники выместили это на мне: не дав мне даже испробовать материнского молока, они завернули меня в драную рогожу и подкинули к отцовским воротам. Так с обиды и началась моя жизнь.

Соседка, у которой в ту пору родился мертвый ребенок, из жалости кормила меня грудью, обзывая щенком. До семи лет я оставался у нее. Потом отец однажды увидел: взрослый мальчик в соседском дворе — «Ба, да это же мой сын!» — и взял в свою саклю.

Сакля была полна детей, нелюдимая мачеха прятала от меня кукурузные лепешки, я рос, как и родился, в хлеву, рядом с буйволом. Не помню ничего об этой поре, кроме навозного запаха. Потом заболел отец, сошел с ума. Целыми днями он собирал по улицам камни и прятал от людей, называя это богатством… Внезапно поседел, глаза пожелтели. Умер отец, оставив на руках у мачехи шестерых детей и разбросанные по двору кучи речного булыжника…».

«…Не могу назвать ни одной точной даты, — рассказывает Сулейман. — То были не такие времена. По всей округе у нас только два человека знали грамоту, да и то начальник почты и старшина. Я был, вероятно, тринадцатилетним мальчиком, когда ушел из своего аула».

Стальский был батраком, рабочим на нефтяных промыслах, он испытал и голод, и нищету, и бесправие, и каторжный труд, и скитания, и пламенную силу песни. Вот простой и проникновенный рассказ Сулеймана о том, как родилась его первая песня:

«Однажды я возвращался домой к обеду. На одной из улиц я заметил, что собралось множество народу, и удивился: «Что же случилось?» Посреди улицы сидели бродячие ашуги (народные певцы) с бубнами в руках и пели песни о соловье, тоскующем по солнцу. Ашугам бросали в подол серебро и медь. Постоял я с народом,

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет