Выпуск № 2 (43) | 1937 - страница 32

уже как характеристика текста, вместе с вокальной декламацией подчеркивающая и выявляющая смысловую значительность всего стихотворения (см. «Пушкиниану», с. 20).

При этом своем многообразии фортепианное сопровождение нигде, однако, не поднимается в «Пушкиниане» до высоты симфонически-обобщающего выражения идеи произведения в целом или отдельных, наиболее важных смысловых ее моментов. Многочисленные фортепианные отрывки, разбросанные в цикле, представляют собой большей частью однотактные или двутактные построения, всецело подчиненные вокальной линии и при всей своей выразительности не выходящие из рамок подсобного аккомпанементного значения. Между тем уместность синтезирующих музыкальных построений в «Пушкиниане» настоятельно диктуется как значительностью самого ее замысла, так и его глубокой органичностью, сообщающей «Пушкиниане», как я уже указывал выше, характер крупного циклического произведения. Как пример песни, где подобное обобщение особенно напрашивается, можно указать — «Погасло дневное светило».

Это стихотворение использовано Ковалем не полностью. В соответствии с замыслом всего произведения, Коваль заканчивает песню строфой, в которой выражена основная мысль не только данного стихотворения, но и всего цикла в целом. Это все тот же порыв Пушкина вырваться из давящей его душной атмосферы николаевской России, выраженный здесь поэтом с особенной силой и страстностью: «Лети, корабль, неси меня к пределам дальным...»

Эти волнующие строки — удачно найденная Ковалем концовка «Пушкинианы». Но там, где Коваль поставил точку, — там у Пушкина лишь запятая, после которой идет непрерывное — в полном значении этого слова — симфоническое развитие основной мысли, придающее ей столь взволнованный и страстный характер:

Лети, корабль, неси меня к пределам дальным
По грозной прихоти обманчивых морей,
Но только не к брегам печальным
Туманной родины моей,
Страны, где пламенем страстей
Впервые чувства разгорались,
Где музы нежные мне тайно улыбались,
Где рано в бурях отцвела
Моя потерянная младость,
Где легкокрылая мне изменила радость
И сердце хладное страданью предала.

У Коваля это глубокое заключение мысли пропадает.

Приведенный выше пример — один из тех, которые показывают, что в целом ряде моментов выполнение «Пушкинианы» находится ниже ее замысла. Так, например, в своем стремлении воплотить многогранность пушкинского образа Коваль не всегда умеет сохранить единство и чистоту стиля, которые являются одним из основных условий цельности художественного выражения, в свою очередь, необходимой для воплощения гармонически совершенного художественного стиля пушкинской поэзии. Нарушением стиля, привнесением в него чуждого интонационного материала страдает целый ряд

песен Коваля. Этот недочет особенно ощутим в третьей и седьмой песнях цикла. В третьей песне («Придет ли час моей свободы»), например, в среднем ее эпизоде, не говоря уже о примитивно-изобразительном фортепианном изложении, и в самой мелодике есть что-то идущее от плакатных интонаций массовых песен, что абсолютно не вяжется с общим, психологически-напряженным звучанием песни в целом¹. Также в песне «Дар напрасный, дар случайный» средний, мелодраматический эпизод — в стиле, напоминающем арию бойтовского Мефистофеля, — совершенно не соответствует общему настроению грустного размышления, составляющему основу этого стихотворения. С другой стороны, стремление композитора к цельности построения внутри каждой песни, удачно осуществляемое им в первой и восьмой песнях цикла, не всегда, как это можно видеть на примере девятой песни («Умолкну скоро я»), разрешается им достаточно убедительно. Органическое развитие тематического материала здесь подменено бесконечным, надоедающим повторением в аккомпанементе одного основного образа. К этому надо добавить, что и самый музыкальный материал, который выбирает Коваль, как, например, в песне «Погреб», страдает иногда какой-то ординарностью и малой артистичностью. Все эти недостатки вместе с общими недостатками изложения, о которых я уже упоминал, подчас лишают музыку «Пушкинианы» поэтического очарования.

Было бы, однако, глубоко ошибочно за всеми этими, хотя бы и весьма существенными и досадными недостатками, не видеть главного: не видеть того, что Ковалю удалось выявить жизненно-реалистические черты пушкинского творчества, что ему удалось воссоздать тем самым подлинный облик великого народного поэта, каким он живет в сознании миллионов советских читателей и слушателей. В этом главное и основное значение произведения Коваля, позволяющее расценивать его цикл как ценный вклад в советскую музыкальную пушкиниану.
______

¹См. «Пушкиниану», цит. изд., с. 18.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание