Выпуск № 12 (241) | 1958 - страница 23

ние хора имени Пятницкого, его талантливых солисток вдохновляло меня на новые искания, будило дорогую память о деревенской жизни, о любимой Смоленщине. Так родилось одно из моих лирических стихотворений «Спой мне, спой, Прокошина» (1939 год), навеянное лирическим дарованием солистки хора Александры Прокошиной.

Когда началась Великая Отечественная война, судьба надолго разлучила нас с Захаровым; я оказался в эвакуации, в городе Чистополе, а Владимир Григорьевич со своим хором разъезжал по восточным областям страны. Зимой 1942 года я получил от него письмо, в котором он настоятельно требовал новых песенных стихов. Из письма явствовало, что Захаров полон горячего желания работать над новыми песнями, которые могли бы послужить воспитанию боевого духа нашей армии. В письме из города Фрунзе, датированном 28 января 1942 года, он писал; «Нам необходима целая программа (одно отделение) о войне». Далее он перечислял, какие именно сюжеты хотел бы он воплотить в своих будущих песнях: здесь была и «широкая песня о русском народе-богатыре, о его великой силе, мощи» («Сдюжил русский народ»!), и песни о беззаветных героях, о колхозе, оккупированном врагами, и шуточная песня-сатира на врагов («Шутка нужна позарез»!). Особо оговаривал он свое желание непременно написать произведение, посвященное партизанам Отечественной войны («Этой песни нам нехватает чрезвычайно»!). Письмо было пронизано горячим стремлением работать как можно лучше, чтобы помогать своим искусством делу разгрома фашизма.

Вскоре я послал Захарову два своих новых стихотворения: одно из них было шуточное — «Ой, ругала я судьбу» (о том, как женщина-колхозница захватила в плен гитлеровца), другое — эпическое, посвященное моим землякам, партизанам Смоленской области. Это второе стихотворение, «Ой, туманы мои» возникло на основе моих воспоминаний о родных краях, захваченных оккупантами. Летом 1942 года Захаров закончил две новые песни на эти мои слова. Особенно удалась песня «Ой, туманы мои, растуманы»; композитор сумел найти необычайно простые, но в то же время сильные, впечатляющие средства, чтобы передать и скорбь, и обиду за поруганную землю, и ненависть к врагу, и уверенность в скорой победе. Песня «Ой, туманы мои» сразу нашла путь к сердцам слушателей. Помню одно из первых ее исполнений в редакции «Правды», вызвавшее горячее одобрение со стороны журналистов-фронтовиков. Позднее я имел возможность убедиться во всенародном успехе этой песни, когда ездил в свой избирательный округ на Смоленщину: один из сельских самодеятельных коллективов пел ее в новом музыкальном варианте, видоизменив на свой лад мелодию Захарова.

Из песен военных лет, созданных совместно с Захаровым, назову еще «До свиданья, города и хаты», «Клятву», а также траурную — «Куда б ни шел, ни ехал ты» (по стихотворению «Здесь похоронен красноармеец»). Эту последнюю песню, помнится, я дописывал по просьбе Захарова: у меня в стихотворении было двенадцать строк, ему же понадобилось еще одно четверостишие. В коллективе хора песня вызывала сердечнейший отклик: многие из певиц плакали во время ее исполнения, вспоминая погибших на фронте братьев и отцов.

Совсем иной характер — ликующий, полный брызжущего юмора — имела популярная песня Захарова «Про "Катюшу"», возникшая уже на исходе войны, в 1944 году. Толчком для ее создания послужил приезд группы гвардейцев-минометчиков из соединения генерала А. И. Нестеренко. Они прибыли ко мне с просьбой от имени командования — на-

писать новую песню о знаменитых «катюшах», реактивных минометах, слывших грозою для врагов. Вскоре я написал такие стихи, послал их на 2-й Прибалтийский фронт и один экземпляр дал Захарову. Ему идея песни очень понравилась, вызвав к жизни свежий и сильный музыкальный образ: в припеве он изобразил богатырский смех, звонкий могучий смех победителей, отстоявших свою землю от неприятеля. В музыке нашла свой отклик та незабываемая пора, когда над нашими городами уже гремели салюты и народ ясно предчувствовал близость победы.

После войны мы с Захаровым еще больше сдружились. Некоторое время нам пришлось жить в одном доме. Мы часто встречались в домашней обстановке, не раз спорили по различным вопросам искусства. Владимир Григорьевич, как мне кажется, был твердо убежден в том, что основой современного песенного творчества должна быть, главным образом, старинная деревенская песня. Я же, отдавая должное художественным достоинствам народнопесенной классики, доказывал, что следует более пристально вслушиваться и в то новое, что возникает в быту современной деревни. Ведь всё на свете непрерывно меняется, и нынешняя сельская молодежь уже не поет, а зачастую и не понимает старинных песен. Я утверждал, что надо смелее искать новые выразительные средства для воплощения современного содержания. Творчество самого Захарова доказывает, что он вовсе не оставался глухим к тем музыкальным новшествам, которые рождались в народном быту. Да и репертуар хора имени Пятницкого в последние годы жизни композитора стал расширяться: наряду со старинными крестьянскими песнями стали исполняться в его обработке любимейшие русские песни городского происхождения — «Ермак», «Славное море, священный Байкал», «Есть на Волге утес» и др.

По-прежнему Владимир Григорьевич выступал инициатором создания новых песен на злободневные, остро актуальные темы. Так, по его замыслу возникла наша шуточно-лирическая песня «Как с войны пришли ребята». Планировалась, но не была осуществлена идея сатирической песни «Галка», (название это условно), в которой Захаров хотел высмеять некое маленькое государство Южней Америки, порвавшее дипломатические отношения с СССР по наущению США.

К числу чисто лирических песен послевоенных лет, написанных В. Г. на мои слова, относятся «Хороши вы, июльские ночи», «На перекрестке», «Черемуха», «Снова замерло все до рассвета» (последняя больше известна с музыкой Г. Мокроусова). Ни одна из них, правда, уже не пользовалась такой всеобщей известностью, как лучшие наши лирические песни 30-х годов. Некоторые мои новые стихи, видимо, уже не так импонировали В. Г., и музыку к ним писали другие композиторы («Пшеница золотая», «Летят перелетные птицы», «Ой, цветет калина» и др.).

Надо сказать, что Захаров был очень требователен, даже придирчив к поэтическому строю песен и отбирал для себя только то, что в полной мере отвечало его музыкальным склонностям. Он мог даже иной раз положить на музыку и не первоклассный текст, но никогда не взял бы стихов, чуждых ему по своим художественным качествам. Поэтому он легко мирился с тем, что некоторые мои стихи, почему-либо не увлекавшие его, попадали к другим композиторам. Очень сожалел он только, что не написал в свое время песни «Расцветали яблони и груши» (хотя рукопись этого стихотворения в свое время была у него, но не задела тогда его фантазии). Про широко известную музыку Блантера на эти слова В. Г. говорил, что это — «гениальный примитив».

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание