Выпуск № 2 (2) | 1933 - страница 30

С этого времени кошелек Сальвадора начинает сильно пустеть. Один из его друзей, Феликс Клеман, автор «Лирического словаря», говорит, что тогда он был «очень беден». Уроков у него было очень мало, и он постепенно стал терять связи с «приличными» журналами, несомненно благодаря своим убеждениям. Он уже начинал думать о предстоящем возврате к жизни богемы, хорошо ему известной по дням его молодости. В конце концов он счел необходимым снова взяться за скрипку в качестве оркестранта и был, я полагаю, рад получить наконец местов оркестре одного из драматических театров.

О внешности и характере Сальвадора в этот период один из его друзей, Эдуард Вайян, в настоящее время французский ветеран, депутат-социалист, пишет мне следующее: «Сальвадор был среднего роста, худощав,... имел прекрасную фигуру..., обладал нервным,... симпатичным характером». Знаменитый пианист Рауль Пюньо, другой близкий друг Сальвадора, сообщает мне, что он был «брюнет, невысокого роста, и носил бороду, придававшую ему сходство с арабом». Дюплей говорит о его «больших темных глазах и правильных аристократических чертах лица». К этой характеристике Бернар прибавляет, что Сальвадор «любил обстоятельную аргументацию, излагая свои мнения спокойным, ровным голосом, без излишнего жара». Артур Путей, музыкальный писатель, несколько раз встречал Сальвадора в Обществе композиторов и на интимных собраниях, устраивавшихся Гуффом, на которых Сальвадор иногда исполнял в квартете партию альта. Он говорит, что Сальвадор был хорошим музыкантом «обладавшим большой интеллигентностью,... преданным искусству, в обсуждении вопросов которого он проявлял большой энтузиазм». Музыкальный критик Векерлен говорит о нем, как о «прекрасном скрипаче» и о «знающем музыканте». Поль Дельбретт, друг Сальвадора и его секретарь во время Коммуны, говорит, что он был «добродушным человеком, не употреблявшим спиртных напитков и почти вегетарианцем».

По возвращении из Алжира Сальвадор некоторое время жил в доме 11 по улице Вилледо, о чем мы узнаем из его письма, адресованного Векерлену и опубликованному последним в его «Музициане». Затем он переселился в дом 13 по улице Жакоб, недалеко от улицы Бонапарт, за несколько домов (как он обыкновенно говорил свои друзьям) от дома,, где в 1848 г. жил Ламенне в период издания своего «Народа-учредителя». Один из его друзей, бывавших у него здесь, говорит: «Он жил в первом этаже. ...На камине у него помещались в неожиданной комбинации — череп, статуя Республики и бубен... Вместо рояля Плейеля или другой фабрики у него стоял старый клавесин, заваленный листами бумаги и редкими книгами о грегорианском пении и по немецкой философии. В алькове висела расшитая куртка и кепи (форма, которую он носил как офицер Национальной гвардии)». Сальвадор имел собрание арабских музыкальных инструментов. На некоторых из них он играл в совершенстве, но только исключительно в обществе самых близких друзей. На этих инструментах¹ он воспроизводил странную музыку пустыни, причем всегда был очень рад, если кто-нибудь из его друзей аккомпанировал ему на клавесине.

После объявления войны с Германией (в 1870 г.) театры и концертные учреждения в Париже стали постепенно закрываться, музыкальные критики и музыканты перестали находить себе работу. Сальвадор был этим мало смущен и продолжал отдавать свое перо на службу революции, войдя в состав редакции руководимого Марето оппозиционного журнала «Человек», для которого он работал во время войны и Коммуны. В этом журнале он поместил замечательную статью об «Искусстве и художниках», получившую саркастическую оценку в «Истории журналов» Фирмена Майяра и в других работах. Он сотрудничал также в издававшемся в Латинском квартале листке под заглавием, если не ошибаюсь — «Рефрактор».

Сальвадор принимал участие в нескольких вооруженных восстаниях против правительства и играл значительную роль в октябрьском выступлении 1870 г. и в январском выступлении 1871 г., но

_________

¹ Это был, вероятно, ребаб или кеменджа.

по невыясненным причинам избежал наказания, хотя в октябрьском выступлении он даже получил рану в руку, в результате чего некоторое время должен был лежать в постели.

18 марта 1871 г. революционеры захватили государственную власть, и в Париже была объявлена Коммуна. Втечение двух месяцев она защищала город против регулярной армии версальцев. Управление внутренней жизнью Парижа, которое, по словам Фредерика Гаррисона, «никогда не осуществлялось более действенным образом», было в руках девяти комиссариатов. Одним из них был комиссариат просвещения, имевший под своим контролем деятельность школ, музеев, театров и пр. и руководимый Эдуардом Вайяном. Консерватория, однако, была в это время закрыта: во время осады Парижа немцами она была превращена в госпиталь, и нормальные занятия в ней не были еще восстановлены. 12 мая было получено известие о смерти Обера, директора Парижской консерватории. Это событие заставило комиссариат просвещения и изящных искусств принять меры к реорганизации. консерватории и к назначению ее директором сторонника Коммуны. Наиболее видными канди татами на этот пост были: Генри Литольф, известный композитор и участник венской революции 1848 г., де-Вилльбишо, популярный дирижер, Рауль Пюньо, сделавшийся впоследствии знаменитым пианистом, Иоганн Сельмер, талантливый молодой норвежец, и Сальвадор-Даниэль.

Как Литольф, так и де-Вилльбишо уже находились в тесном контакте с группой революционных музыкантов, образовавших Федерацию художников, организовывавших празднества Коммуны. Пюньо и Сельмер были членами комиссии по реорганизации оперы. Таким образом кандидатом на должность директора консерватории является только Сальвадор, причем его кандидатура намечалась уже значительно ранее, так как он являлся во всех отношениях подходящей фигурой и благодаря его многолетнему педагогическому опыту, и всилу его глубокой преданности идеям Коммуны. Начиная с 18 марта мы видим его предавшимся кипучей деятельности. Он является одним из главных деятелей своего округа по укреплению завоеваний ; революции, назначается делегатом по административным делам 6-го округа и делегатом этого последнего в Национальной гвардии. Вместе со своим другом Альбером Реньяром он был инициатором реформ в области оперной, театральной и концертной деятельности. Мы видим его делегатом на митинге в опере, состоявшемся 1 мая и имевшем своей задачей обсудить вопрос об открытии оперы. И теперь, по рекомендации Вайяна, делегата по просвещению, и Курбе, делегата по изящным искусствам, он был назначен делегатом по делам консерватории.

Назначение Сальвадора директором консерватории никогда не было официально признано этим учреждением. Когда я обратился за справкой по этому поводу к секретарю Парижской консерватории то получил следующее извещение: «Сальвадор-Даниэль никогда не принимал официального участия в делах консерватории, об этом не сохранилось никаких документов». Но факт назначения Сальвадора директором консерватории социалистическим правительством мы должны считать, столь же достоверным, как и назначение республиканским правительством его преемника, Амбруаза Тома, директором того же учреждения. С точки зрения Парижской консерватории, выраженной в цитированном выше письме ее секретаря, можно также отрицать и все назначения революции 1789 г., положившей, как известно, основание самой Парижской консерватории. Той же тактики придерживается и Пьер, не упоминающий ни слова ни о Сальвадоре, ни о Коммуне в своей монументальной «Истории консерватории». Но, что еще более странно, имя Сальвадора не упоминается и в «Красной книге Коммуны» Хейли, содержащей, как это принято считать, регистрацию всех назначений Коммуны.

Сальвадор имел много поводов для критики консерватории в социалистической печати (см. напр, его статью «Организация консерватории» в номере «Марсельезы» от 22 февраля 1870 г.), и теперь, когда революция передала управление этим учреждением в его руки, он решил сам лично и без промедления принять меры для его оздоровления. Как только Сальвадор получил извещение о своем назначении, он созвал профессо-

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание