Выпуск № 6 (12) | 1934 - страница 48

замысла в нем сочетается с выразительностью; что точность его никогда не переходит в холодность.

Это вдохновенное спокойствие таит в себе кипучий внутренний темперамент, закованный в высокие гранитные берега классики и в какой-то мере несомненно исключает эффекты, направленные на чисто эмоциональные реакции. В нем пластическая выразительность линий порой доминирует над выразительностью эмоциональной.

Те, кто не, понимает этого, могут говорить о «сухости» Моцарта, или об «эмоциональной невыразительности» Чайковского в исполнении Хейфеца.

Было бы бессмысленным требовать от Хейфеца, чтобы он захватывал тем, чем умеет возбудить внимание Сигетти. Так же как бесполезно требовать от последнего той широты и мощи в раскрытии целого, которые отмечают исполнение Хейфеца. И это закономерно, ибо Хейфец и Сигегти глубоко различные художники, представители различных музыкальных стилей.

Можно быть различного мнения об эстетической справданности стипя исполнения Хейфеца. Несомненны только широта и сила этого стиля, говорящие о значительности идейного богатства, лежащего в его основе.

«Он водил по струнам смычком из пуха, управляемым рукой Геркулеса».
Из отзывов об игре Виотти.

Рис. худ. А. Костомолоцкого

Свобода постановки, отсутствие следов какого-либо напряжения, высоко поднявшая скрипку левая рука, могут служить классическим образцом постановки для скрипачей. Живой контакт, органическая слитность с инструментом удивительны. Вы чувствуете, что это неразрывное целое — единый живущий организм.

Дисциплина пальцев и организованность техники левой руки исключительны. Для необъятных возможностей его техники не существует пределов трудности. Это редкое сочетание феноменальной беглости, чеканности звучания отдельных нот и целых пассажей, стального ритма, кристальной чистоты интонаций.

Апликатура технических мест, применяемая Хейфецом, характерна тем, что он избегает (там, где это возможно) высоких позиций на струнах А и D с их сравнительно более тусклым звучанием. Он предпочитает сделать любое количество переходов из позиции в позицию, в левой руке, или со струны на струну в правой, для того, чтобы, играя в первой позиции, иметь возможность использовать звучание открытых струн. Преодоление трудностей, которые связаны с применением такой апликатуры, ему удается в совершенстве, и в результате он добивается максимальной звонкости и яркости в звучании пассажей. Это говорит о том, что решающим моментом в преодолении трудностей в технике левой руки является качество переходов и свобода передвижения руки, которые у Хейфеца идеальны, а не только выбор удобной апликатуры, как это многие думают.

Вопреки методическим правилам он прибегает часто в кантилене к движению несколько раз подряд одним и тем же пальцем, и сплошь и рядом разбивает мелодическую фразу на нескольких струнах. Но самое изощренное ухо вряд ли сможет найти нарушение единства тембра, благодаря идеальной уравновешенности звучания отдельных струн. Чисто физическая красота его звука покоряет слушателя. Его певучесть имеет источником не только сочность ведения смычка, но и разнообразный характер его вибрации и его portamento, применяемые им с большим художественным тактом. Вряд ли у кого-либо (разве только у Крейслера) можно еще услышать такую выразительную певучесть двойных нот, как ту, которую мы слышали в Ave Maria Шуберта. Сила его тона огромна, а динамика его звуковой палитры неисчерпаема, от прозрачности piano до несокрушимости в forte.

Ведение его смычка отличается терпкостью и рельефностью, плотностью контакта со струной, благодаря чему он предпочитает вести его вообще ближе к подставке, чем у грифа. Отсюда порой призвуки и некоторая резкость в смычке. Но отсюда же сочность и интенсивность звучания. Поразительно разнообразие штрихов — от изящного, порхающего spiccato в концертах Мендельсона и Чайковского, массивного martelé в финале концерта Вьетана до блестящего фейерверка в «Ноrа staccato» Dinica-Heifetz.

«Стиль вносит изысканность в заурядное, укрепляет слабое, придает величие простому».
Вольтер.

Видеть в Хейфеце лишь только скрипача-виртуоза значит не видеть главного. Скрипач, о широте творческих устремлений которого говорит предельное совершенство исполнения таких полярно противоположных по своей музыкальной природе произведений, как например концерты Вьетана и Брамса, не может быть причислен к разряду только блестящих скрипачей-виртуозов.

Концерт Вьетана № 4 — этот типичнейший продукт скрипично-виртуозной литературы, господствовавшей в середине XIX в. в Европе, с его «возвышенной» патетикой первых двух частей и эффектной виртуозностью скерцо и финала был исполнен Хейфецом с той огненной силой и феерическим блеском штрихов, которые присущи лишь подлинным артистам.

И если в исполнении концерта Вьетана многие увидели лишь триумф Хейфеца-виртуоза, то мы усмотрели в нем также и силу Хейфеца-художника, сумевшего поднять до уровня большой художественной значимости произведение, считающееся сейчас ученическим, произведение, числящееся «по ведомству» педагогической литературы.

Последующее исполнение Хейфецом концерта Брамса показало полностью наиболее характерные черты его художественного лица — прежде всего ту строгость и глубину интерпретации, классическое чувство формы, которые удивительным образом сочетаются с виртуозным блеском его техники.

Весь концерт был исполнен с тем грандиозным охватом целого, который требует широких мазков, резких градаций звучания, великого искусства жертвовать деталями, которому чужды мелкое членение и лирическая закругленность отдельных фраз, постепенность и сглаживание контрастов и нюансов.

В этом исполнении, очищенном от плевел романтического пафоса и растрепанной импровизационности, ставшими почти обязательными в большинстве слышанных нами трактовок этого концерта, глубина музыки Брамса была полностью раскрыта, зазвучав во всей своей суровой простоте.

Концерты Моцарта, Бетховена, Мендельсона и Чайковского были исполнены Хейфецом с совершенством, приближающимся к его исполнению концерта Брамса. В каждом из них Хейфец сумел найти новые свежие звучания, раскрыв серьезность изящного Моцарта и изящество серьезного Бетховена (финал концерта). Концерты Мендельсона и Чайковского были переданы с большой художественной простотою, без присущих им сентиментальности и красивости. Менее интересным в целом показалось нам исполнение концерта Глазунова и «Поэмы» Шоссона, хотя и здесь были захватывающие эпизоды, говорившие о неисчерпываемом вдохновении артиста.

«Педантическому истолкованию бетховенского скрипичного концерта, опирающемуся на тщательное сличение с «традиционностью» и заученное с тем добросовестным отсутствием фантазии, которое так часто является враждебным всякой красоте, я предпочел бы страстное, темпераментное исполнение, совершенно невыносимое с точки зрения традиции, но зато такое, в котором артист изливает свою душу в добросовестном стремлении постигнуть сущность исполняемого автора. Он может преувеличивать, он может быть повинен в чрезмерной напыщенности, но его исполнение будет жизненным, он будет говорить сердцу. Я думаю, что сам Бетховен предпочел бы такую интерпретацию».
Л. Ауэр, «Моя школа игры на скрипке».

Известная узость взглядов в подходе к исполнению Хейфеца мешает правильно оценить, а следовательно и критически усвоить его действительную значимость. Зачастую забывают, что в восприятии художественного исполнения известную часть работы должен проделать сам воспринимающий. И если воображение есть одно из важных достоинств художника, то оно не менее необходимо как слушателю, так и критику. Хейфеца надо уметь слушать. Надо уметь отрешиться от того, что такое-то произведение можно исполнять только так-то и так-то, потому что «нам так показывали», потому что «так мы слышали», или потому что кто-то, никогда не слыхавший Иоахима, заботливо собрал статистические сведения о его «единственно правильном» истолковании концерта Бетховена, именно том, которое должно считаться имеющим право на художественное существование.

Хейфец несомненно — вершина школы Л. Ауэра. Бросая общий взгляд на исполнение Хейфеца, мы видим в нем все силы и элементы, из которых слагается подлинно художественное творчество. Ценность исполнительской индивидуальности Хейфеца для нас определяется присущей ей правдивостью выражения, убедительностью передачи, искренностью звучания, блеском техники.

И если Крейслера можно назвать «единственным» среди скрипачей современности, то мы не ошибемся, если скажем, что Хейфец является среди них «первым».

И. Ямпольский

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

И. Ямпольский

Содержание