ОТ РЕДАКЦИИ

Настоящий номер нашего журнала в основном мы посвящаем вопросам музыкальной жизни и творчества крупнейшего политического, хозяйственного и культурного центра Союза ССР — Ленинграда.

Отдельные вопросы ленинградской музыкальной жизни и раньше неоднократно освещались и, конечно, будут освещаться на страницах нашего журнала. Но, начиная с текущего года, редакция решила некоторые отдельные номера отводить целиком (или почти целиком) обзору музыкальной культуры как наших республик, так и крупнейших центров. Например, один из ближайших номеров, кроме настоящего, редакция намеревается посвятить Украине.

Творческая музыкальная мысль города Ленина во многом стоит на большой высоте и знает ряд ярких достижений, имеющих отнюдь не местное — ленинградское, а всесоюзное значение, как достижения советской художественной культуры, как показатель нашего творческого роста.

Пульс музыкальной жизни Ленинграда бьется стремительно и напряженно, показывая кое в чем (деятельность Малого государственного оперного театра) — пример даже Москве. Мастерство ленинградских исполнителей (в том числе и исполнительской молодежи) стоит на том высоком уровне, который вообще характерен для советского исполнительского искусства, неоднократно отмечавшего свои триумфы. В Ленинграде же ведется углубленная исследовательская музыкальная работа, к сожалению, не находящая до сих пор для себя достаточных возможностей опубликования своей продукции.

Вся широта и глубина напряженной творческой деятельности ленинградских товарищей в области музыки не может быть в сколько-нибудь значительной степени охвачена в одном номере журнала. Этим номером редакция делает почин отображения и охвата всего многогранного и, в своем многоразличии единого советского музыкального искусства, создаваемого в различных областях страны Советов.

Привет ленинградским товарищам — композиторам, исполнителям и музыковедам, вместе со всем художественным фронтом СССР борющимся за великое искусство Советской страны!

С. Гинзбург

На путях конкретной музыкальной критики

1

Основной проблемой советского музыкознания является сейчас проблема конкретного анализа содержания музыкального произведения. Несмотря на имеющиеся несомненные достижения, здесь еще далеко не все обстоит благополучно. Формалистские концепции фактически еще далеко не преодолены на этом — наиболее сложном и наименее защищенном — исследовательском участке, подтверждение чему можно найти в любой книге, в любой статье — даже там, где автор обнаруживает вполне добросовестное стремление к подлинно-научному, т. е. марксистско-ленинскому вскрытию закономерностей музыкального мышления.

Прямая задача советских музыковедов — бросить все силы на разрешение данной проблемы. Потому что от интенсивности их работы будет зависеть не только дальнейшее нормальное развитие музыкальной науки, но и успешная ликвидация того разрыва между музыкальной теорией и творческой практикой, который все более и более остро дает себя знать, несомненно тормозя общее поступательное движение нашей музыкальной культуры.

Для того, чтобы разобраться в причинах отмеченного отставания музыкально-теоретической мысли, надо прежде всего понять всю сложность интересующей нас проблемы. Уже немало поколений ставило перед собой задачу определить природу музыкального воздействия. Тем не менее, на правильную дорогу музыкознание еще не вышло.

Не подлежит никакому оспариванию активно впечатляющая роль музыки. Этого не отрицали, в сущности, даже наиболее убежденные проповедники формалистских воззрений на музыку. Но корень проблемы заключается именно в том, как при характеристике действительного соотношения между звучащим и слышимым избегнуть всяческой субъективистской фразеологии «по поводу» и «вокруг» музыки.

Нельзя не признать, конечно, исторического значения Эдуарда Ганслика, еще в середине прошлого столетия со всей прямолинейной резкостью ополчившегося против недопустимой подмены научного анализа сентиментальным фантазированием. В своей знаменитой работе: «Vom Musikalisch-Schönen»¹ он утверждал необходимость наконец «покончить с методом, который исходит от субъективного чувства, совершает поэтическую прогулку по всей окружности предмета и снова возвращается к чувству». Он призывал «приблизиться к методу естественно-научному», т. е. — «подойти к самим предметам и разобрать, что в них имеется постоянного, объективного, независимо от бесконечно-изменчивых впечатлений».²

Но борясь против фразеологического субъективизма в музыкальной теории, Ганслик — как известно — фактически с водой выплеснул из ванны и ребенка. По его же собственным словам, он предпочел превращать «цветущее тело в скелет» и уничтожить «всяческую красоту» для того лишь, чтобы преградить путь «всяким ложным и непризванным толкованиям».³ Именно потому от Ганслика в дальнейшем и потянулась нить множества формалистских учений о музыке, что он — в погоне за «возможно-объективным познанием вещей»⁴ — на деле занял откровенно дуалистическую позицию. «Горячие противники иногда приписывали мне, — писал Ганслик в предисловии к шестому изданию его работы, — безусловную полемику против всего, что называется чувством, тогда как... я протестую только против ложного вмешательства чувств в науку...

_________

¹Leipzig, 1854.
²Цитирую по русскому переводу Лароша — «О музыкально-прекрасном». 2-е изд., М., 1910, стр. 39.
³Там же, стр. 60.
⁴Там же, стр. 39.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

С. Гинзбург

На путях конкретной музыкальной критики

1

Содержание