Выпуск № 3 | 1948 (114)

Сейчас будет дан старт!

лый кружок юных композиторов, работающий очень вдумчиво и серьезно.

...В классе на втором этаже — другая картина. Здесь нашли себе пристанище малыши. День пасмурный, гулять нельзя, приходится тут устроить игру, пускать на перегонки по полу игрушечные автомобили.

В укромном уголке под лестницей группа шахматистов разыгрывает очередной тур.

А в то же время секретарь комсомольской организации Ефрем Ануфриев в этом самом уголке рассказывает мне, с каким трудом организуется внеклассная жизнь его товарищей, лишенная не только «территориальных возможностей», но и достаточного к себе внимания.

Начать с того, что ни в училище, ни в общежитии нет красного уголка или какого бы то ни было, пусть самого скромного, клубного помещения.

Где собираться ребятам? Помещение библиотеки-читальни мало. Из ста сорока воспитанников там могут одновременно поместиться, чтобы почитать газету или журнал, десять, пятнадцать человек. Кроме того, там стоит рояль, за которым ученики готовят уроки.

Ни в училище, ни в общежитии нет радиоприемника или хотя бы репродуктора, а ведь интерес к радио у ребят огромный.

В библиотеке почти нет книг, заслуживших признание и любовь советской молодежи, даже таких широкопояулярных, как «Молодая гвардия» Фадеева или «Как закалялась сталь» Николая Островского.

Не занимаются в училище спортом, физической культурой. А среди учеников есть, конечно, большие любители спортивных игр, гимнастики. Достаточно сказать, что иногда ребята «стихийным порядком» устраиваются на соседнем стадионе — поиграть в волейбол или в футбол. Но это естественное стремление молодежи к спорту у руководства училища поддержки не находит.

Плохо в общежитии. Правда, здесь чисто, но наредкость неуютно, голо, казенно. Нет и следа настоящей, теплой заботы об удобстве воспитанника советского училища.

Далеко не всё благополучно и в области воспитания ребят. Эта немаловажная сторона работы, видимо, как-то выпала из поля зрения руководства училища.

Грубые окрики воспитателей, ограничивающих в большинстве круг своих обязанностей построением детей в пары, наблюдением за заправкой постелей и т. д., — ведь не это надо советским ребятам!

Всё это, конечно, исправимо и должно быть исправлено как можно скорее. Разрыв, существующий сейчас между классным и внекласным воспитанием учащихся, должен быть устранен. Надо, наконец, понять, что и за пределами класса советский юноша живет любознательной, общественно активной жизнью, жадной ко всему многообразию окружающих его явлений.

Надо над этим серьезно подумать. Ведь пройдет еще немного времени, и хоровое училище выпустит первых молодых мастеров хорового искусства. Они должны войти в жизнь не только хорошими мастерами своего дела, но и всесторонне развитыми советскими общественниками. Надо создать в стенах превосходного училища все условия для роста будущих музыкантов, чтобы сердечное «спасибо» воспитанника, начинающего творческую жизнь, могло прозвучать искренне, от всей души!

М. Александров

Народная русская певица О. В. Ковалева

 

Часто мы слышим по радио простой, задушевный голос. Он повествует нам о русской природе, о женской доле и любви. Под это пенье возникают образы: то девушки водят хоровод, то собирают невесту к венцу, то под кудрявой рябиной прощается парень со своей милой. Звучат в песенной лирике картины радостного колхозного труда. Это поет Народная артистка Республики Ольга Васильевна Ковалева, имя которой известно всей нашей необъятной стране. Недавно она отпраздновала 65-летие своего интересного, своеобразного и поучительного жизненного пути.

В далекое дореволюционное время не так-то просто было бедной крестьянке села Любовки, Саратовской губернии, выйти в люди. — «Росла я, как травинка, — пишет о себе О. В. Ковалева, — никто меня не воспитывал, ничему меня не учили. Кое-как кормили, кое-как одевали, трепали за вихры. Семья у нас была 21 человек, одних ребят тринадцать. Сидела я зимой больше на печи. В трубе пел ветер на разные голоса, то ворчливо, то жалобно, тонко-тонко. В избе шум, разговоры. Кто прядет, кто вяжет, кто сбрую чинит. Около двери у порога бабушка из шайки поит теленка. Тут же у порога — охапка сена и на ней лежит только что объягнившаяся овца. На столе на опрокинутом чугунке стоит жестяная лампочка. Свет от нее не доходит до меня, но зато на печи мне хоть тепло. Зимой на улицу выходить редко приходилось, — то одеть нечего, то обуться не во что...», — вот обстановка, в которой росла О. В. Ковалева.

Но, несмотря на всё это, девочка росла умная, пытливая, с живым воображением и жаждой изведать лучшую жизнь. Сидя на завалинке, ранней весной, распевала она песни чистым, детским голоском; кругом собирались подружки, привлеченные ее пением. С 10 лет она мечтала уже о городе, где есть музыка и театр, а в 16 лет ушла из деревни в Саратов. Но город неласково встретил ее. Хорошо и сладко там жилось только богатым, а бедные ютились в подвалах, голодали и работали за гроши. «Четыре года мыкала я горе, денег у меня никаких не было, а хотелось учиться петь», — рассказывает Ковалева. Свежий, молодой голос девушки обратил на себя внимание педагогов местной музыкальной школы, и мечта ее осуществилась. Учиться было трудно, потому что заодно надо было постигать грамоту — и общую и музыкальную, но упорство взяло свое.

Окончив музыкальную школу, Ковалева поехала в Петербург. Здесь дядя, швейцар, приютил племянницу, и ей удалось продолжить занятия пением на частных оперных курсах проф. Прянишникова. Позднее она пела в коллективе Передвижной оперы, пела на эстраде. Но всё это не удовлетворяло. Больше всего хотелось петь народную песню. О. В. устраивает себе экзамен. Приехав в родную деревню, она собирает баб и просит их послушать ее и судить, не разучилась ли она по-настоящему петь свою родную песню. Она поет долго... Бабы молчат. Слушают сосредоточенно-важно, поджав губы. И вот постепенно лица их смягчаются, они начинают покачиваться в такт песне и подпевать. Когда О. В. кончила петь, встала со скамьи степенная Агафья Туликова и сказала: «Если бы мы сумели спеть так, как ты поешь, мы бы иначе никак не пели».

В 1913 году О. В. Ковалева приезжает в Москву и выступает в ряде концертов. Она поет народные песни родной Саратовской губернии, лично ею собранные и записанные. Но ей душно на концертных эстрадах, они недоступны простому народу, а ей хочется приблизиться к массам бедного городского люда. И вот она совершает эксцентричный поступок: идет петь по московским дворам.

Музыкальный критик Ю. Энгель, заинтересовавшись певицей, заходил во дворы, где пела Ковалева. Вот что писал он об этих выступлениях: «Когда во дворе раздавались песни Ковалевой, из подвалов многоэтажных домов с удивлением на лицах выходили люди: рабочие, мастеровые, мужчины, женщины, старые, молодые. Вот прачка, завернув мыльные руки в фартук, прислонилась к косяку подвальной двери, закрыла глаза и замерла... Молоденькая горничная с восклицанием — «Ой, наши песни поет!» всплеснула руками и заплакала. Извозчик, въехавший во двор, слез с облучка, снял шапку, пригладил волосы, глубоко вздохнул, потом медленно и тихо произнес: «Песни поет — правду говорит...»

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка
Личный кабинет