Выпуск № 1 (1) | 1933 - страница 6

Присущее Римскому-Корсакову стремление к эстетической лакировке сказалось со всей силой в его отношении к творчеству Мусоргского. Опять-таки, если позволительны здесь литературные параллели, то отношение Римского к Мусоргскому очень похоже на отношение Тургенева к Чернышевскому. Правда, не всегда и не во всем.

Тов. Ю. Келдыш совершенно прав, утверждая, что «могучая кучка» представляла собой в значительной степени миф, созданный либерально-националистической восторженной фантазией В. Стасова» («Мусоргский и проблема наследства прошлого»).

Нам думается, что вышеприведенное высказывание Чернышевского может служить ключом к эстетике Мусоргского. Действительно, творчество Мусоргского является музыкальным выражением философско-эстетических воззрений Чернышевского. Реализм Мусоргского в своих высших образцах (отдельные фагменты «Бориса» и даже «Хованщины») — не простое воспроизведение действительности, но бесспорно тенденциозное.¹

Мы знаем теперь, что тенденциозность Мусоргского не есть результат невольного, бессознательного отражения в творчестве общественно-политических взглядов или настроении художника. Напротив, Мусоргский сознательно, хотя и далеко не последовательно, тенденциозен. Радикализм Мусоргского в конце концов привел его своеобразному эмпиризму, пренебрежению ко всякой теории и, на другом конце, к натурализму, грубому и подчас вульгарному. В этом слабая сторона творчества Мусоргского и, конечно, не только в этом.

Из сказанного нужно сделать один важнейший вывод: реализм в музыке так же, как и в других искусствах, не является простым фотографированием действительности.

В письме к писательнице Маргарет Гаркнесс Энгельс пишет:

«Я далек от того, чтобы поставить вам в вину, что вы не написали чисто социалистический рассказ, «тенденциозный роман», как мы, немцы, говорим, в котором прославлялись бы социальные и политические идеи автора... Реализм, который я имел в виду, проявляется даже невзирая на взгляды автора».

На примере Бальзака Энгельс показывает, что может быть и действительно бывает, что подлинный художник «принужден идти против своих собственных классовых симпатий и политических предрассудков». То, что Бальзак, по своим политическим взглядам легитимист, «видел неизбежность падения своих излюбленных аристократов и описывал их как людей, не заслуживающих лучшей участи, и то, что он видел настоящих людей будущего там, где их только можно было найти», Энгельс считал одной из величайших побед реализма.

Следовательно, правдивость с точки зрения Энгельса есть важнейшее достоинство художественного произведения.

Энгельс в том же письме к Гаркнесс расшифровывает понятие реализма с предельной ясностью. «На мой взгляд, — говорит Энгельс, — реализм подразумевает, кроме правдивости деталей, верность передачи типичных характеров в типичныхобстоятельствах». В другом, недавно опубликованном, письме к писательнице Минне Каутской Энгельс пишет: «Характеры той или другой среды обрисованы с обычной для вас четкостью индивидуализации, каждое лицо тип, но вместе с тем и вполне определенная личность — «этот», как сказал бы старик Гегель. Так оно и должно быть. (Подчеркнуто много. В. Г.)

____________

¹Я заранее вижу ехидную улыбочку на некоторых лицах. Мол, вот оно. Повторяется рапмовское канонизирование Мусоргского. — Нисколько, уважаемые оппоненты. Ни на иоту. Я Мусоргского не канонизирую, но признаю за ним его действительно огромное значение. Мусоргский является величайшим образцом композитора-реалиста, и очень многому мы у него еще долго будем учиться. Рапмовцы неправильно кановизировали Мусоргского, но они совершенно правильно выдвинули его на одно из первых жест в музыкальной классике. Откуда, наконец, появилась вульгарная и нелепая идея «уравниловки» среди классиков? Мы совсем не обязаны подходить ко всем классикам одинаково. Напротив, мы обязаны критически различать классов. Ведь не ставим же мы в литературе на одну доску Бальзака и Гонкуров, Достоевского и Щедрина. И это правильно.

Мы не можем не отметить здесь одн ако и бросающуюся в глаза разницу суждений о реализме Чернышевского и Энгельса.

Реализм Чернышевского уже, он лишен того всеобъемлющего универсального значения, которое он приобретает в наложении Энгельса. И прежде всего реализм Чернышевского лишен революционного характераэнгельсова реализа.

Самое важное в понимании художественной правдивости Энгельсом это то, что в его основележит живая диалектика, она лишена всякой метафизичности. «Каждое лицо — тип» но вместе с тем и вполне определенная личность, — «этот», и т. д.

Такая правдивость сама по себе обусловливает тенденциозность художественного воспроизведения, точнее — отображения действительности. Здесь не может быть и речи об «абсолютной объективности» некоего высокого созерцательного отношения к изображаемой действительности. Но точно так же в этом суждении и не может возникнуть требования нарочитой тенденциозности, заранее навязываемой аудитории художником.

Действительно, в том же письме к Минне Каутской Энгельс пишет: «Я ни в коем случае не противник тенденциозной поэзии как таковой. Отец трагедии Эсхил и отец комедии Аристофан были оба ярко выраженными тенденциозными поэтами, и точно так же Данте и Сервантес, а главное достоинство «Коварства и любви» Шиллера в том и состоит, что это первая немецкая политически -тенденциозная драма. Современные русские и норвежские писатели, которые пишут превосходные романы, сплошь тенденциозны. Но я думаю, что тенденция должна вытекать из положения и действия сама по себе, без особых на то указаний и что писатель не обязан навязывать читателю будущее историческое разрешение изображаемых им общественных конфликтов». (подчеркнуто мною В. Г.).

Эти глубокомысленнейшие замечания Энгельса следовало бы хорошо усвоить многим нашим писателям и композиторам, в произведениях которых тенденция играет иной раз роль политической «шапки» к резолюции, ничего не определяя в самой художественной органике произведения и превращая его в вымученную публицистику.

Вся суть заключается в том, чтобы эта тенденцозность вытекала из действия, была идейной основой художественного произведения, не придавая ему искусственно дидактического облика. И особенно важно запомнить об этих вещах нашим критикам.

Остается ответить еще на один вопрос, наверняка возникший у многих читателей. Это вопрос о том, как же объяснить противоречие, возникающее нередко между реалистической творческой практикой художника и его общественными воззрениями. Но объяснение этого «феномена» дается уже Энгельсомв его письме к Маргарет Гаркнесс, содержащем гениальный анализ творчества Бальзака. Энгельс отнюдь не рассматривает этот факт только как субъективное свойство вели кого художника. Напротив, он указывает на объективную сторону явления. Бальзак был на целую голову выше своего класса и, не порывая с ним, сумел проницательным взором гения видеть действительность не такой, какой она представлялась его собратьям по классу, и не такой, какой он, без сомнения, хотел бы ее видеть, а именно такой, какая она есть на самом деле. Реализм Бальзака не был бы столь законченным, если бы он не проникал сквозь поверхность жизни в самую сутьее, не вскрывал бы действительного содержания общественных отношений.

Однако его грандиозная эпопея «Человеческая комедия», будучи одним из колоссальнейших памятников всемирной литературы, поражая необычайной глубиной и широтой охвата всех сторон общественной жизни той эпохи, н то же время страдает классовой ограниченностью, как только соприкасается с вопросом о перспективах дальнейшего развитияобщества. Сквозь аристократически-дворянские симпатии Бальзака ясно прощупывается его новое мировоззрение, мировоззрение буржуазии. И ограниченность Бальзака уже носит буржуазный оттенок. Проблема социалистической перестройки человеческого общества не возникает у Бальзака, и его социальные прогнозы в конце концов проникнуты пессимизмом.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание