Прим. 5

Но, может быть, это называется «натурализмом»? В процессе работы я совсем забыл о всякого рода «теориях» и «этикетках»!

Моя сюита «Джангар» состоит из пяти частей. К каждой части предпослан эпиграф из поэмы (в переводе С. Липкина). Вот названия частей: В сказочной стране Бумбы; Битва Джангра с злым ханом Хара-Кинясом; Ага-Шавдал, прекрасная супруга Джангра; Народный танец; Триумф Джангра и народный праздник.

Большую помощь в подыскании материала оказали мне композитор Рябченко (недавно скончавшийся), мелодисты Дорджин и Буханков, актеры Калмыцкого театра Джимбиев Б., Эрдилев, Манджиев и др.

Калмыцкая общественность не избалована музыкой. Этим летом Элисту посетил симфонический оркестр Сталинградской филармонии, во главе с дирижером С. Л. Лазерсон. Прекрасная посещаемость концертов показала, как велика здесь тяга к музыке, к культуре. Это не прошло мимо внимания Обкома партии и Совнаркома Калм. АССР: сейчас Управление по делам искусств организует малый симфонический оркестр. Нам удалось провести несколько концертов — в том числе концерты, посвященные юбилею Чайковского.

Больше всего меня волновало, как примут калмыки мою сюиту «Джангар». Не покажется ли им странной та трансформация, которую претерпевают знакомые напевы? Но калмыцкая аудитория слушала сюиту с живым интересом. Отсюда напрашивается невольный вывод: восприятие и осознание музыки слушателями вовсе не обязательно должно начинаться со школьной гармонии.

Перед всеми нами стоит почетная и ответственная задача — помогать росту музыкальной культуры в национальных республиках, бережно охранять ее от всяческих искривлений. Больше творческой смелости и новаторства, больше любви к своему делу — вот условия, необходимые для нашей плодотворной работы в республиках, строящих заново национальную музыкальную культуру.

Л. Полюта

Концертная жизнь Ленинграда

Ленинград обладает всеми возможностями для образцовой организации концертной жизни. В городе имеется большой контингент музыкально-подготовленных слушателей, есть первоклассные исполнители и, в первую очередь, заслуженный коллектив республики — симфонический оркестр Госфилармонии, есть славные, издавна сложившиеся традиции.

Многое в деятельности Ленинградской филармонии по-настоящему радует. В активе филармонии в сезоне 1939–1940 гг. — такие мероприятия, как организация ряда абонементных концертов (в частности, абонементы для молодежи, для командиров Красной армии и Военно-Морского флота), проведение цикла из произведений Чайковского (все симфоническое творчество композитора плюс фрагменты из его редко исполняемых опер и театральной музыки к «Снегурочке»); исполнение многих выдающихся произведений советской симфонической и камерной литературы (среди них 5-я и 6-я симфонии Шостаковича, сюиты Щербачева, отрывки из новых советских опер, «Песня о Сталине» — Хачатуряна, симфония памяти С. М. Кирова— Вано Мурадели, «На поле Куликовом» — Ю. Шапорина); постановка «монументальных» произведений прошлого (грандиозная «Missa solemnis» Бетховена, «Реквием» Верди) и т. д. и т. п. Минувший сезон в целом можно охарактеризовать как интересный и содержательный.

Однако, все перечисленные достижения производят впечатление отдельных, разрозненных удач. Многое в работе филармонии никак не может быть признано удовлетворительным. Последние несколько сезонов и, в частности, сезон 1939–1940 г., показали, что Ленинградская филармония утеряла определенность репертуарного курса и стоит перед опасностью превращения в прокатную концертную площадку, на которой исполнители (правда, отличные) демонстрируют свое мастерство, не проявляя при этом ярко выраженных объединяющих принципиальных установок.

Если обратиться к истории филармонии, то мы увидим, что несколько лет назад ее репертуарный план отличался большой целеустремленностью и принципиальностью: достаточно вспомнить обширные монографические циклы — Бетховена, Вагнера, Листа, Скрябина, Глазунова, проводимые в первые годы революции, или прекрасно исполненные циклы из произведений Р. Штрауса, Брамса, Малера и Брукнера в начале 30-х гг. Теперь же определенного репертуарного «курса» филармония не обнаруживает.

Немецкая симфоническая музыка в нынешних филармонических программах была представлена неполно. Исчезла из них почти совершенно западноевропейская музыка конца XIX — начала XX вв.; русское симфоническое наследие (Глинка, Балакирев, Бородин, Мусоргский, Рахманинов, Глазунов) также используется односторонне, неполно. Мало, несмотря на исполнившийся юбилей, звучал Скрябин. Не было и сколько-нибудь планомерного показа французской, итальянской, испанской музыки. Из старинных композиторов более или менее часто можно было услышать лишь Генделя, иногда Гайдна и Баха. Почти совсем не исполнялись Моцарт, Вебер, Мендельсон (не один же скрипичный концерт написан этим композитором!).

Творчество Вагнера, Бетховена и ряда других композиторов, доминировавшее в программах филармонии, было представлено крайне односторонне, в самых обычных традиционных образцах. Если Вагнер— то непременно увертюры и вступления к операм; если Мусоргский — то только в отрывках из хорошо известного «Бориса Годунова», если Рахманинов — то, неизбежно, третий фортепианный концерт.

Все это свидетельствует о том, что план минувшего сезона был составлен схематично, и лишь отдельные концертные премьеры, возникшие, по-видимому, по инициативе самих исполнителей, придали ему живой интерес.

Еще больше анархии, случайности — в программах солистов-гастролеров. Изобретательность самого артиста была здесь единственным мерилом стройности и цельности концертов. В практике филармонии мы очень редко обнаружим какой-либо принцип, идею, мысль, единую основу концерта. Что, например, общего между 7-й симфонией Бетховена и фортепианным концертом Листа? Почему, скажем, в скрябинский концерт, состоящий из симфонии и «Поэмы экстаза», включается антракт из «Орестеи» Танеева? Почему, наконец, в цикле, посвященном Чайковскому, почти невозможно обнаружить единый замысел, а видно только усердное перелистывание каталога?

Прошедший сезон был богат юбилейными датами. Но отмечены они филармонией были далеко не достаточно. Если творчество Чайковского, Шопена заняло много места, то юбилей Роберта Шумана почему-то был отмечен только одним, и то фортепианным вечером, а 100-летие со дня смерти Николо Паганини и вовсе оказалось забытым. В сравнительно скромном объеме — без первой симфонии, «Прометея» — было отмечено и 25-летие со дня смерти Скрябина.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Прим. 5

Л. Полюта

Концертная жизнь Ленинграда

Содержание