Выпуск № 4 | 1939 (67)

Кеневич охотно возится с козачиной, но на меня свидание с одним из них произвело впечатление, равное свиданию с малоруссами: историю свою знают, а самостоятельничают (!); не знаю, выйдет ли толк, кроме оффициальности — самой формальной. Кеневича я понимаю. Ему предстоит работа по истории всей Земли донского войска: это хорошо для него и на лицо и на изнанку, да и вообще хорошо; тут я., пожалуй, готов бы редактировать донскую песню. А на сю пору сдается, не выскочкой бы прослыть.

Смотрел Judick в оффенбаховой M-me Archiduc. В маленьком мирочке — художник симпатичный и воспитанный; лишних жестов не видел, бессмысленного усиления голоса не слышал, непристойных, гвардейски биржевых подергиваний и ужимок не приметил — полное отсутствие канкана. Съездил посмотреть вторично со стариком дедушкой, и дедушка Петров одобрил; в самом деле симпатична. Буфная публика, по этой-то причине, мало предается ржанию. Если не произойдет громкого переворота в складе европейской жизни, буф вступит в легальную связь с канканом и задушит nous autres1. Способ легкой наживы и, конечно, столь же легкого разорения /:биржа:/ очень родственно уживается с способом легкого сочинительства /:буф:/ и легкого разврата /жанкан:/. Наша аудитория — это les derniers des Mohickans2; быть может, придется запереться в наших вигвамах, выкурить трубку Совета, обратиться к закату великого Светила и ждать веления судеб. — Но, боже мой, как всем скучно! Как бесчеловечно переполнены все каким-то мертвящим, удушающим газом! Казарменный лазарет, громадный плот с жертвами океанического крушения, мрачными, алчными, пугающимися за каждый кусок отправленный в желудок с общей трапезы. Бездушное, формальное шатание /надо же двигаться! — господи, сколько жертв, сколько болей поглощает эта чудовищная акула — цивилизация! Apres nous le deluge3... страшно!

Вот тащимый мною запас впечатлений от буфной публики: биржа + канкан, по преимуществу; — ах, какие лица, какие ужасные человеческие оболочки! Не знаю, что хуже обезображивает: гашиш, опий, водка; или алчность к денежной наживе? Щербачев Аи rouetn Papillons4 был исполнен Есиповой в Большом театре. Papillons очень изящно и блестяще переданы во оуслышание; я был рядом с Щербачевым; Щербачев остался тем же — это хорошо. Taneew fait de la musique chez M-me la Grande Duchesse Catherine de Meklenbourg Strelitz5. Галл Bredif чинит спиритические чудеса: уверял очевидец. А вообще рассказывают, что однажды стол со всем ушел из дому и пришел на квартиру к Bredif’y. Это, конечно, все вздор; но нечто он всетаки учиняет, я не смеюсь — вспомни наши разговоры. —

Может быть, увижу у Димитрия — интересно. В «Новости» прочел следующее:

Великопостных увеселителей множество

«Сочесть пески, лучи планет» и проч.

«Г. Шипек — играет. Г. Мельников — поет. Г-жи Каменская и Касецкая — играют и поют. Г. Мусоргский — играет. Г. Беккер — делает чудеса магии. Г. Помазанский играет.... и т. д.»

_________

1 Нас остальных.

2 Последние из могикан.

После нас хоть потоп.

«За прялкой» и «Бабочки».

Танеев играет у герцогини Екатерины Мекленбург-Стрелицкой.

Мое ближайшее начальство уехало недели на 3; — утром отдаюсь моим думам, а в полдень в Департамент. Питерская езда делается неприятною для моего «неравновесия» — дрожки по остаткам льда. Сегодня направляюсь к Ванлярскому — свидание с моим милейшим А. П. Опочининым.

19 марта — взятие Парижа = Инвалидный концерт! — между прочим, дают «Francs-Juges» Берлиоза — вполне согласен: rien de plus franc, que la guerre; point de juge plus competent qu’un guerrier victorieux1!

9

11 Мая 1875 г.
Петроград.

Мой милый друг Арсений, наш первый выпуск «Макабры» кончен, ибо сегодня написана Серенада, почему я и не попал к твоей милейшей maman. Думаю, будешь согласен на простейшее из названий, какое подобает дать нашему новому альбому — мы с тобой все альбомами одолеваем человеков: нескромно, но почтенно. Я назвал новое детище — альбом «Она». Первый выпуск будет издан (надеюсь) в таком порядке: 1, Колыбельная, 2, Серенада и 3, Трепак.

Следовательно, Ваше сиятельство, мы с Вами «напахали» Альбом — «Без солнца» и пашем Альбом — «Она»; первый выпуск второго альбома готов, с чем и имею честь поздравить Ваше сиятельство. А только моего завещания не забывай, прошу: мало-мальски завидишь умственным оком, что я с рельсов сошел, тотчас-же прими меры с любыми мне — как бы избежать беды; в этом деле, т. е. в схождении моем с рельсов, ты виноват, п. ч. ты стрелочник, — ну и отдувайся за свои грехи. Ужасно ты труден.

Твой Модест

Не забудь передать maman мои тяжкие извинения и досаду. Ухищрюсь, а попаду.

10

22 Маня 1875 года,
в городе Санкт-Петербурге.

Честь имею поздравить Ваше сиятельство с выходом в свет Вашего сочинения, под названием «Гашиш». При сем беру на себя смелость доложить Вашему сиятельству: не извольте огорчаться нашими критиками, потому что они — эти самые критики больше ругаются, ей богу, ругаются, Ваше сиятельство; а чтобы дело сказать — этого не случается у них. Умные господа сказывают, будто бы от наших критиков и требовать нельзя, чтоб не ругались, потому во 1-х, что им задор дался болванить «новичков» и пакостить «новичкам» во всю их — - этих критиков — критическую душеньку, и потому во 2-х, что никакого им — этим критикам до исскуства дела нет, а вот на счет построчной платы да с задором, так вот так и рвут, Ваше сиятельство. И то сказать: плодят эти критики, ровно чиновничьи жены, и прожорливы они, что россомахи, — выпить тоже любят. А так вообще, ничего — добрые, пока кусок не завидели. И мало промежду них народу путного, так сказать — с достоинством: один — два, и обчелся. Все больше нажимают они на то, как-бы угнетать — такую уж привычку взяли. А которые не угнетают — те с достоинством, не россомахи и испивают с разу-

_________

1 Нет ничего более откровенного, чем война; нет судьи более компетентного, чем победоносный воин.

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка
Личный кабинет