Выпуск № 4 (67) | 1939 - страница 38

Гробовая Тверь, стоящая в самой середине «поля смерти» россиян, провинциальная барышня — зорница и сам губернатор — луна с толстыми щеками так и брызнули в меня свежим и живым воспоминанием о только что свершившемся, но уже пройденном — отодвинутом на исторический путь и воскресшем в тех же приветливых светлых образах, что так радушно манили меня и в дом Зарембы, и в Китайскую империю или в Калужскую губернию. Еще раз спасибо Вам. Если моя грешная раскольница, сестра Марфа, нашла в Вашем художественном разуме привет и искренний отлик, то Ваша мученица, освежающая наколотые босые ноги слезами первого блаженства, вздрагивающая от мысли, что посторонний, дерзкий глаз мог подсмотреть и опохабить ее нелицемерную отдачу всецело милому, не выходит из моих мозгов: так верна и полна любви набросанная Вами картина, довершенная тем же вздрагиванием мученицыпреступницы на суде пред зерцалом прогнившей до последнего волокна человеческой справедливости и, вероятно, в присутствии невероятно чистой публики, умеющей только покупать и продавать.

Пишите, милейший Вашу мученицу и если, случайно, на тверском «поле смерти» россиян восстанет гнетущий призрак, который бы остановил на миг Вашу руку — гоните его прочь: — «vade retro Satanas»¹ и помните: вдохновенный художник всегда судья нелицемерный и еще помните: «вещей правды/глаголом божьим прожигай сердца людей». (Евангелие и библия). —

А я приступаю к писанию моей Хованщины. Получил Ваше послание и, вместо ответа, набросал мою раскольницу в саване и с зеленою свечою, нашептывающую возлюбленному Андрею Хованскому, перед самосожиганием, на известный Вам мотив следующее:

Смертный час твой пришел, милый мой,
Обойми меня в остатний раз.
Ты мне люб до гробовой доски,
Помереть с тобой — словно сладко заснуть.
Аллилуия! (с отпеванием Андрея Хованского)

Этот первый клочок Ваша принадлежность, а заготовлен второй, в нем же будет колдовство раскольницы, и этот второй тоже для Вас. Берите первинки из создавшегося у Вас, при Вас и от Вас — это верно, п. ч., кроме нас, слышали и свидетельствуют стены Зарембы, а в некотором царстве, некотором государстве стены слышать умеют. — Приостановляя на время мою отповедь, для хождения на свидание с А. Жемчужниковым и П. Наумовым с И. Ф. Горбуновым (вчера еще записал от него песню), смею уверить Ваше сиятельство, что Ваше послание от Твери поползет со временем в публичную библиотеку в манускрипты хороших мужей, ну и прошу молчать Ваше сиятельство: это все моя бабка и я виноваты в такой бюрократически-мужицкой форме речи, ибо какого проку ждать от чиновника, явившегося, по крови, чрез соединение крепостной с аристократом-помещиком? последнего всегда будет тянуть к чиновнику в приказную избу, особенно после гениального гр. Сперанского, «коему ныне воздвигается приличный монумент»; — только, разве, такой чиновник рода не возъимеет — крепостная помешает на благо россиянам.

_________

¹Отойди от меня, сатана!

С 22 на 23 Иулия
конечно, далеко за полночь.

Виделся с Александром Жемчужниковым. Что за прелесть, что за безъискуственность! И какой необыкновенный самобытный склад речи при светлом и образованном уме! Рад за такое знакомство. Мы провели вместе весь день; Вы, конечно, были прочитаны и, конечно, с успехом: характеристика Самозванца (юноши-героя) без утыкания пальцем на слово «Самозванец», (тонко-художественная черта в Вашем послании) вызвала восторг, а мы ти ся кланяем. Пишите, и «vade retro Satanas!» Искреннее, необыкновенно искреннее отрицание увлечений картинами природы, т. е. пейзажем, сказавшееся в изображении зорницы и луны и подступ к человеческим скорбям и страстям вельми хорошо вышло _ «Глаголом вещей правды прожигай сердца людей!» — -пишите, создавайте и опять пишите, мой милейший.

Рад, что Ваша maman в добром здравии и уповаю на скорое свидание с Вами

Душою Ваш М. Мусоргский

P. S. Где граф Петр Аркадьевич? Вердеревский ждет взноса остальных денег за имение; следовало бы Петру Аркадьевичу с ним переписаться, а то, пожалуй, будет неладно; срок кажется истек. —

3

Петроград. Шпалерная № 6. 2-го марта
7 — 74г.

мне

Милый мой Арсений, извини (меня) (за запоздалый) (за) долгое молчание: штука в том, что без тебя я с пахвей сбился. Присланная тобою народная сцена в большей ея части меня восхищает, и это восхищение тем знаменательнее, что я начинаю убеждаться в спокойствии кусочка моей совести по поводу твоего творчества. Да, милый друг, так, именно так следует относиться к исторической драме. Вчитаться, пронюхать, по всей подноготной прошествовать и перекинуть мозгами, да не раз, не два, а и сотню раз — буде сподобится. Так надо относиться к исторической драме; но так ли, т. е. при одном ли только реченном условии, создается историческая драма? Шапки долой, грудь на распашку и поговорим:

Люди растут, следовательно растет и человеческое общество; соответствие требований развитого (по времени) человека с требованиями от него развитого (также по времени) человеческого общества есть искомая гармония, а путь к достижению этой искомой есть ожесточенная борьба, в чем бы она ни проявлялась.

Для современного художника, отвлечение в идеал собственной задачи этого художника есть только половина, а то и частица труда в смысле творчества: такое отвлечение невольно настигает его как способ к ориентированию — та же поневольная потреба в чувстве самосохраненияВ одной правоте отвлечения своей задачи в идеал, хотя бы создание, при таких условиях, и росло на твердой почве, еще не должно и не может умиротворить бунтующего, пытливого духа истинного художника. Идеал должен воплотиться в духе времени, избранного художником, и обществу людей, нечувствительно для него самого (общества) безболезненно, ненасильственно, художник должен повелеть постигнуть всецело избранноеим событие, вдохновиться им, и должен повелеть с любовью, как страстно обожаемая женщина.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

3

Содержание