Выпуск № 4 (56) | 1938 - страница 27

мере предаваться свободному творчеству. За это время я написал несколько небольших пьес для струнного квартета, для скрипки, виолончели, фортепиано и несколько романсов для пения; некоторые из этих сочинений впоследствии были изданы, как напр. ставшая довольно популярной моя «Восточная мелодия» для пения на стихотворение армянского поэта Цатурьяна «Ай вард».

Первое значительное мое произведение — «Концертная увертюра» для оркестра — было сочинено осенью 1900 г. и исполнено впервые в Павловске в июне 1901 г. под управлением Галкина, встретив сочувственный прием публики. Следующее мое оркестровое произведение — сюита «Крымские эскизы», сочиненное летом 1903 г., было в том же году исполнено под моим управлением в Ялте и Петербурге (в симфоническом концерте Русск. муз. о-ва) и имело в обоих случаях значительный успех. Сюита эта стала очень популярной и исполнялась уже кое-где и за границей. Дальнейшие мои сочинения — оркестровые и вокальные — стали уже исполняться повсеместно в России, а моя симфоническая картина «Три пальмы» обошла уже почти все столицы Западной Европы.

Три моих сочинения — симфоническая картина «Три пальмы», легенда для контральто с оркестром «Бэда-проповедник» и мелодекламация «Мы отдохнем» — удостоены премий имени Глинки. Самым последним моим сочинением является вторая серия «Крымских эскизов» для оркестра, пока еще неизданная. Сочинение это уже было исполнено минувшим летом в Феодосии и Ялте (под моим управлением) и предложено к исполнению в Петербурге в одном из так наз. «русских симфонических концертов» в начале марта будущего года. В настоящее время я занят составлением сценариума для задуманной мною оперы.

Оглянувшись на все написанное мною до сего времени, можно сделать вывод, что, во-первых, сфера моего творчества ограничивается почти исключительно оркестровой и вокальной музыкой, во-вторых, наиболее индивидуальными из моих сочинений являются сочинения восточного стиля.

Замечательных событий в моей повседневной жизни не было. В музыкальной же моей жизни было два важных момента. До моего знакомства с Р.-Корсаковым я далеко не был уверен, несмотря на похвалы Н. С. Кленовского и некоторых других музыкантов, — обладаю ли я достаточными данными для того, чтобы всецело посвятить себя композиторской деятельности и совершенно игнорировать мое университетское юридическое образование; единственным музыкантом, которому я мог бы доверить решение этого вопроса, представлялся мне в то время — уже тогда мой самый любимый композитор — Р.-Корсаков. И вот я стал мечтать о возможности показать когда-нибудь ему мои сочинения и, в случае одобрительного о них отзыва, сделаться его учеником.

Мечты мои осуществились: в большом волнении весной 1896 г. я предстал перед Николаем Андреевичем с кипой моих работ, просмотрев которые, Н. А. признал во мне наличие всех данных для посвящения себя самым серьезным занятиям композицией и выразил согласие стать моим учителем. Великую радость и несказанное удовлетворение испытал я — и только с тех пор уверовал в свои силы.

Другим важным моментом было первое исполнение в Петербурге, под моим управланием, самого значительного из моих сочинений — симфонической картины «Три пальмы». Сочинение это не только было весьма сочувственно принято публикой, но и удостоилось самого лестного одобрения больших музыкальных авторитетов — Р.-Корсакова, Глазунова, Лядова и др., принявших меня с этого времени в свою семью.

Важнейшим из своих произведений считаю: симфоническую картину для оркестра «Три пальмы», обе серии «Крымских эскизов» для оркестра, легенду для контральто с оркестром на стихотворение Полонского «Бэда-проповедник», песнь (еще ненапечатанную вследствие цензурного запрета) «Забытые могилы» для тенора с оркестром на стихотворение армянского поэта Абовяна и две мелодекламации с оркестром «Мы отдохнем» (монолог Сони из «Дяди Вани» Чехова) и «Эдельвейс» (стихотворение в прозе М. Горького). Кроме перечисленных произведений мною написаны (и уже изданы) еще шесть пьес для оркестра, три сочинения для пения с оркестром (1) для одного голоса, 2) для квартета и 3) для хора с сопровождением оркестра), пьесы для скрипки и виолончели, несколько романсов и проч.

Я причисляю себя к русской школе, созданной Глинкой, Балакиревым, Бородиным, Р.-Корсаковым и др. Творения этих композиторов — и еще Глазунова и Лядова — больше всего отвечали моему вкусу, но все же идеал я вижу в композиторе, не суживающем сферы своей деятельности какой-нибудь одной отраслью творчества, а одинаково прекрасно творящем в области симфонической, оперной и камерной музыки. В этом смысле, не говоря уже о Бетховене и Моцарте, ближе всего, мне кажется, стоят к идеалу из русских композиторов — Чайковский, из иностранных — пожалуй, Сен-Санс.

[Ялта, 14 декабря 1913 года.]

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание