Выпуск № 2 (43) | 1937 - страница 20

1824 году). Степень распространения этого романса неизвестна; однако можно думать, что благодаря своей мелодической простоте он должен был прочно войти в репертуар. Для музыки к этому стихотворению, не песенного склада (подражание Парни), характерно «французское направление», о котором говорит сам автор.

К такому же «французскому направлению», с налетом декоративности, принадлежит романс «К живописцу» лицейского товарища Пушкина Н. А. Корсакова, положившего, кроме того, на музыку стихотворения Пушкина — «О Делия драгая» и «Вчера мне Маша приказала». Первую из этих песен часто распевали в лицее на два голоса под аккомпанемент гитары; вторая приобрела популярность и за стенами лицея: «...юные девицы, — рассказывает И. И. Пущин, — пели ее почти во всех домах, где лицей имел право гражданства».

Неразвернувшимся в своем даровании представляется младший Титов (Николай Сергеевич). При жизни Пушкина им было написано до десяти романсов на его тексты: «Не пой, красавица, при мне», «Фонтану Бахчисарайского дворца», «Что в имени тебе моем», «Я помню чудное мгновенье», «Талисман», «Не спрашивай, зачем унылой думой», «Дарует небо человеку», «Под вечер, осенью ненастной», «Певец», «Буря». Всего же на слова Пушкина им написано почти вдвое больше. Необыкновенную и длительную популярность приобрел его «Талисман» (написан в 1829 году), распевавшийся еще в начале XX века. Здесь мы имеем конкретный пример распространения романса через песенники.

Если еще упомянуть об А. Есаулове, чей романс «Ночной зефир», написанный в форме испанского болеро, по своей выразительности вполне заслуживает восстановления в нашей концертной практике, о «Татарской песне» В. Ф. Одоевского (произведения сравнительно мало удачного), — то перечень сочинений на пушкинские тексты большинства музыкальных современников поэта будет в основном исчерпан (в него не вошли Виельгорский, Кавос, Кашин и два-три второстепенных композитора, также писавших на стихи Пушкина).

Но три имени заслуживают, надо полагать, особого внимания: Алябьев, Верстовский и, наконец, Глинка. В песенном творчестве Алябьева есть черты, заставляющие признать в нем большого композитора: мелодическая гибкость, разнообразие тематики, гармони-

«В реке бежит гремучий вал...» Фронтиспис из книги
«Полный новейший песенник в 13 частях»,
часть 12. М., 1835 год

ческая свежесть — все это выделяет его среди других современников. Им написаны на пушкинские тексты: «Два ворона» («Шотландская песня», издание 1829 года), «Зимняя дорога», «Саша, Саша, я страдаю безотрадною тоской» (издание 1832 года) и «Увы, зачем она блистает минутной, нежной красотой» (издание 1832 года). Эти четыре романса принадлежат к лучшим образцам вокального творчества того времени.

Верстовским — с 1823 по 1837 год — написано на пушкинские слова восемь романсов: «Черная шаль», «Старый муж», «Ночной зефир», «Два ворона», «Казак», «Певец», «Ложится в поле мрак ночной» и «Муза» — кантата для голоса с фортепьяно.

Популярности кантаты «Черная шаль», вероятно, способствовали заложенное в ней драматическое напряжение, стремление к изобразительности, пафос; популярность эта была столь значительна, что кантата переводилась для исполнения на французский и итальянский языки. Нет в ней только ничего молдавского, а между тем, как известно, темой для стихотворения Пушкина послужила молдавская песня, слышанная им в Кишинёве. Очень удачным, быть может, лучшим произведением Верстовского во всем его романсовом творчестве представляется «Старый муж» (песня Земфиры из поэмы «Цыганы»). Дикая энергия, подлинная страсть переданы здесь необычайно выразительно; в романсе чувствуется непосредственное влияние таборного цыганского творчества 20-х годов, с которым Верстовский, как известно, был хорошо знаком. «Старый муж» Верстовского имеет все данные для того, чтобы сохраниться в нашей концертной практике.

Любопытные сведения находим мы по поводу «Казака». 29 мая 1829 года. Верстовский в письме писателю С. П. Шевыреву сообщает: «Пушкин ко мне пристал, чтобы я написал музыку “Казака” из “Полтавы”, посылаю его вам, — мысль пришла недурная, выразить галопом всю музыку». Известно, что Верстовский, имея пристрастие к танцевальным ритмам, особенно часто пользовался полонезом и галопом. В данном случае это оказалось уместным.

Пушкинские тексты дали Верстовскому возможность показать свое мелодическое, очень живое дарование с лучшей стороны; они, несомненно, создавали подъем в его вокальном творчестве. С. Т. Аксаков в своих «Литературных и театральных воспоминаниях» записывает: «Слушали мы с наслаждением и музыку и пение Верстовского. Его “Бедный певец”, “Певец во стане русских воинов”, “Освальд или три песни” Жуковского, “Приди, о путник молодой” из “Руслана и Людмилы”, “Черная шаль” Пушкина и многие другие пьесы — чрезвычайно нравились всем, и меня приводили в восхищение. Музыка и пение Верстовского казались мне необыкновенно драматичными. Говорили, что у Верстовского нет полного голоса; но выражение, огонь, чувство заставляли меня и других не замечать этого недостатка».

Мы уже говорили о появлении романса Глинки «Я здесь, Инезилья». К сожалению, при жизни поэта Глинка почти не писал на его произведения. Известен факт написания Пушкиным стихотворения «Не пой, красавица, при мне» на данную со стороны мелодию, — один из примеров возникновения у Пушкина стихотворения под влиянием музыкального впечатления. «Старый муж» и «Черная шаль» были написаны поэтом по такому же музыкальному поводу. В «За- НЕБЛАГОЗВУЧНЫЙ ПЕРЕНОС

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Содержание