Георгий Хубов

16-ая симфония Мясковского

"... Что тут много определять — живое ощущение действительности и способность выражать его — вот что делает поэта..."

Гете.

Творческое развитие большого художника всегда интересно и поучительно. Творческое развитие такого художника, как Н. Я. Мясковский, интересно и поучительно вдвойне, — ибо оно показывает не только неуклонный рост композиционного мастерства Мясковского, но и огромной силы преодоление тех внутренних тенденций его субъективно-философского симфонизма, которые — казалось — определили «неизменные» качественные черты творческого облика нашего композитора.

Эти черты образно охарактеризовал в свое время Б. В. Асафьев (Игорь Глебов) — первый внимательный и чуткий исследователь творчества Н. Я. Мясковского.

«...Музыка Мясковского, — писал он, — если брать ее под углом преобладающих при непосредственном восприятии впечатлений, насыщена сумрачными настроениями. Ее основной колорит — мгла: серая, жуткая, осенняя мгла с нависшим покровом густых облаков, переходящая в темень безлунной ночи — в черный мрак...»¹

Так характеризовал Асафьев творчество Мясковского в 1924 г. И тогда это было, несомненно, правильно. Говорю: было, ибо теперь, после 15-й и, особенно, 16-й симфонии, нужно сказать: преодолено.

Шестнадцать симфоний — плод почти тридцатилетней творческой работы (1908 — год создания первой симфонии) обозначили сложный извилистый путь Мясковского, в котором настойчиво — с большей или меньшей силой — звучала эта «тема преодоления». В ней был заложен импульс большой драматургической силы симфонизма Мясковского. И именно это, устремляя творческие искания композитора к таким — близким противоположностью философских концепций— художникам, как Бетховен и Чайковский, отличало Мясковского от большинства его современников-симфонистов дореволюционной России.

Мне уже приходилось отмечать, что «уже тогда, в первые годы своей творческой деятельности, Мясковский мучился в тревожных поисках выхода из творческого тупика. В этом искреннем и сильном художнике бился пульс живой жизни, в нем жило еще здоровое стремление к суровой борьбе...»²

^_________

¹ Иг. Глебов, «Мясковский как симфонист» (сб. «Современная музыка», апрель 1924, стр. 76).

² В статье «Мясковский и его 15-я симфония» (см. журн. «Советская музыка», № 1 за 1936 г, стр. 6).

Этого забывать нельзя, ибо — из ничего ничего и не рождается. Естественно, что в условиях общественно-культурной жизни дореволюционной России творческая борьба одинокого художника принимала трагический смысл и мрачный колорит. Этим и обусловлены те сумрачные настроения одиночества и безысходности своей борьбы, которые, действительно, были основными в творчестве Мясковского. Нет слов — эти настроения в значительной мере усугублялись некоторыми немаловажными событиями личной — замкнутой, нерадостной — жизни композитора. Но в том именно и заключается сила творческой личности подлинного, большого художника, чтобы преодолеть препятствия и трудности на своем пути.

Суровая жизненная борьба всегда была лучшим испытанием творческих способностей и творческих возможностей художника.

Даже в самые трудные годы своего развития Мясковский сумел сохранить связь с жизнью и с живым искусством. Больше того — эта связь неуклонно росла; в условиях же нашей замечательной действительности она приобрела исключительно важное — я бы сказал, решающее — значение в творчестве Мясковского. Именно эта органическая и все крепнущая связь художника с жизнью своей — по-новому осознанной — родины помогла ему окончательно преодолеть то, что являлось мучительным препятствием для свободного, полнокровного творческого развития.

Когда Мясковский принялся за работу над своей 12-й, «колхозной», симфонией,— мы искренно радовались этому смелому творческому начинанию зрелого мастера. Но, услышав это произведение, мы не могли с той же искренностью говорить о полном художественном удовлетворении: замысел этой симфонии оказался гораздо сильнее и глубже его конкретного творческого воплощения. Для большого (и притом — очень специфического!) содержания этой симфонии Мясковский не нашел тогда еще соответствующих форм художественного выражения. Внешняя программность, столь чуждая симфонизму Мясковского, мельчила грандиозный «объемный» сюжет.

Условность симфонического языка приобрела здесь черты некоторой схематичности. В общем 12-я симфония Мясковского оказалась очень неплохим сочинением эскизного значения.

Но ясно каждому, что когда большой художник и зрелый мастер берется за ответственную тему, он не может удовлетвориться «средним показателем» результатов своей творческой работы.

Мясковский почувствовал это, пожалуй, острее многих наших критиков, не научившихся еще радоваться вместе с композитором его достижениям, болеть вместе с ним о его творческих неудачах и срывах.

В «Автобиографических заметках о творческом пути» Мясковский писал:

«...12-я симфония вышла не совсем так, как я хотел; кое в чем она получилась схематичной, хотя в связи с содержанием формальные схемы были мною нарушены, а главное — мне не удалось найти язык и формы для последней части, и она только внешне выражает мой замысел, но внутренне недостаточно убедительно...»¹

^_________

¹ См. журн. «Советская музыка», № 6 за 1936 г., стр. 11.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Георгий Хубов

16-ая симфония Мясковского

Содержание