переводчик опустил целиком небольшое, но чрезвычайное важное в принципиальном отношении, предисловие Бузони (равно как и предисловие его ко второму изданию), заменив его своим собственным предисловием, в котором, правда, нашли себе место и некоторые положения из предисловия Бузони — однако без указания источника (за исключением одной цитаты). Следует добавить, что все перечисленные изменения бузониевского текста переводчиком нигде не оговорены. Предисловие переводчика заканчивается следующими словами: «Феруччио Бузони, лучший в наше время знаток баховского стиля, своими ценными указаниями в тексте облегчает понимание великого баховского духа и потому, думаю, что настоящее издание... принесет великую пользу учащимся». Думается, что издание это принесло бы еще более «великую пользу учащимся», если бы переводчик бережнее обошелся с «ценными указаниями» Бузони.

К сожалению, упреки, сделанные нами по адресу киевского издательства, в значительной мере остаются в силе и по отношению к изданной недавно московским музыкальным издательством бузониевской редакции листовского «Дон-Жуана»¹. Положив в основу этого издания «большое критически-инструктивное издание» (grosse kritisch-instruktive Ausgabe») Бузони, вышедшее в 1918 г. у Брейткопфа, Музгиз счел возможным ограничиться перепечаткой нотного текста, опустив совершенно как знаменитую вступительную статью Бузони, так и не менее знаменитые его 50 примечаний к нотному тексту, сохранив лишь в пяти местах краткие ссылки на бузониевские комментарии. Чем мотивированы подобные сокращения — понять решительно нельзя. Если они вызваны отрицательным отношением музгизовской редакции к бузониевскому варианту и желанием (вполне допустимым) дать подлинный текст Листа без всяких позднейших интерпретаторских наслоений, то к чему было печатать рядом с листовским текстом весь нотный текст бузониевского варианта? Если же музгизовская редакция решилась уже потратить двойное количество бумаги ради издания бузониевского варианта, то как же было не учесть того, что на вступительную статью и комментарии приходится весьма значительная доля ценности этого варианта? Может быть, Музгиз опасался чрезмерного роста цены или считался с необходимостью экономить бумагу? Однако сравнение этого издания с другими изданиями Музгиза (см. дальше) показывает, что в ту же и даже меньшую цену можно было свободно уложить весь (нотный и словесный) текст бузониевской редакции. Что же касается бумаги, то на поверку получилась не экономия ее, а, наоборот, непроизводительная трата: ибо листовский текст можно было напечатать без бузониевского на вдвое меньшем количестве бумаги, бузониевский же вариант все равно придется рано или поздно печатать заново по полному тексту. Право же (перефразируя английскую поговорку), мы еще не так богаты бумагой, чтобы таким образом ее экономить!

Особенно поражает во всем этом следующее обстоятельство. Издавая на худой конец бузониевскую редакцию без бузониевского текста, следовало хотя бы в нескольких словах предупредить о том читателя. Между тем как киевское, так и московское издательство (в «Дон-Жуане») считает возможным оставлять на сей счет читателя в неведении, а следовательно, в заблуждении. Это возмутительное отношение к делу особенно удивляет в московском издании «Дон-Жуана», подписанном к печати таким культурным редактором и серьезным музыкантом, как Н. Жиляев.

Чрезвычайно выгодно отличается в этом отношении от упомянутых изданий предпринятое тем же Музгизом издание избранных клавирных произведений Баха, представляющее частичную перепечатку знаменитого 25-томного брейткопфовского издания клавирных сочинений Баха, проредактированного Ф. Бузони, Эгоном Петри и Бруно Муджеллини под общим руководством Бузони. Из этого издания вышли пока первые два тома, заключающие пять сонат и шесть сюит под редакцией Петри и Муджеллини². Исходя из того, что «замечательная работа Бузони представляет исключительный интерес для советских музыкантов, во многих — хотя и не во всех — точках близко соприкасаясь с нашими художественными устремлениями», и что «без тщательного критического изучения и использования бузониевских достижений вряд ли возможен в настоящее время высокий уровень исполнения Баха и дальнейшее поступательное развитие нашей пианистической культуры»³, музгизовская редакция (редактор Б. Яворский) с большой внимательностью отнеслась к своей ответственной задаче. Помимо нотного текста и тщательно переведенных комментариев, Музгиз сопровождает это издание портретами Баха и вступительными статьями, придающими этому ценнейшему начинанию характер образцового, академического издания в лучшем смысле этого слова. В вышедших пока двух томах (включающих ряд интереснейших и почти неизвестных у нас произведений Баха) отметим в этом отношении хорошо написанную вступительную статью к первому тому Георгия Хубова⁴, в краткой и четкой форме дающую ясное и правильное представление о месте Баха в истории музыки. Все сказанное заставляет с большим интересом ожидать выпуска в свет дальнейших томов этого превосходного издания — в особенности знаменитой бузониевской редакции первого тома «Клавира хорошего строя», составившей эпоху в истории пианизма. Единственное, что можно пока поставить в упрек этому изданию (помимо не вполне удачного оформления обложки) — это крайне небрежную корректуру словесного текста (множество опечаток) и низкое качество бумаги, не соответствующее значению и ценности предпринятого издания. Нужно надеяться, что в последующих томах эти недочеты будут

_________

¹ Ф. Лист, Транскрипции и парафразы. Фантазия на мотивы из оп. «Дон-Жуан» Моцарта. Редакция Ф. Бузони. Государственное музыкальное издательство, Москва, 1933. Ц. 6 руб.

² И. С. Бах. Произведения для клавира. Обработка и редакция Ф. Бузони, Э. Петри и Б. Муджеллини. Том I. Пять сонат (Э. Петри, Б. Муджеллини). Музгиз. М. 1931 г. Ц. 6 р. Том II. Шесть сюит (Э. Петри). Музгиз. М. 1934 г. Ц. 4 р.

³ Назв. издание, т. I, «От редакции».

⁴ Напечатанную в свое время в журнале «Советская музыка», 1933, № 1.

исправлены и что все издание в смысле технической редакции будет поднято на ту же высоту, на которой оно стоит в смысле редакции художественной и научной.

Г. Коган

Эпопея челюскинцев в музыке

Изданная Музгизом к приезду челюскинцев массовая литература представляет особый интерес по тому чувству жизни, захватывающей и волнующей, в котором преломилась в сознании советских художников-музыкантов героика и триумф эпопеи челюскинцев.

Композиторы, захваченные величественной эпопеей челюскинцев, получили в ней столь мощный и жизненный источник вдохновения, столь красочный и разнообразный материал для творчества, что мы имеем уже на самых первых порах яркое свидетельтво этому. Мы имеем шесть произведений, шесть художественных образов, музыку достаточно яркую, чтобы раскрыть пред нами отдельные моменты советского арктического эпоса, в котором сочетаются исключительная большевистская дисциплина, колоссальная революционная выдержка стойких бойцов со стихией и величие простоты людей нового типа, — людей, рожденных советской страной, для которых интересы коллектива, интересы социалистической родины являются жизненным принципом поведения и действия.

Среди песен о челюскинцах хор Шишова нам представляется наиболее удачным. Шишову удалось схватить в мелосе хора, величаво и неторопливо текущем, в ритмике, сосредоточенной и энергичной (в припеве), в периоде, упругом и рельефном, чуждом «квадратности» и схематической монотонности движения — суровую силу героев арктики, жизненный пульс трудов и дней в героической борьбе среди просторов торосящихся льдов, мороза и вьюги. Es-moll звучит как-то особенно насыщенно, употребление второй пониженной — колоритная суровая краска. В припеве есть что-то дружное, коллективное. Славянский характер мелоса (перекличка интонаций припева со знаменитым хором рыбаков из «Аскольдовой могилы» — «Мы при помощи Перуна»¹ — объясняется именно этим) не кажется нам недостатком. Мы слышим в мелосе отголосок могучей силы народного хора, и это только хорошо.

Песня о челюскинцах Коваля написана в романтических тонах. Ее предваряет своеобразное картинное вступление, тревожное, насыщенное мглистой гармонией (чередование мажорных и минорных аккордов), как бы рисующей густые туманы. Мягкий лирический мелос, свойственный вообще песенному стилю Коваля, и на этот раз подкупает своей теплотой и искренностью. Но все же думается нам, в нем нет настоящего мужества и целеустремленности. Не свободный от элементов гуманистического прекраснодушия, он как бы растворяет образ челюскинцев в романтическом созерцании.

2-голосный хор Кручинина радует слух своей бойкой живой речью, нарядной праздничной фактурой (фанфары, острые акценты, задорные срывы, синкопические ритмы и пр.). Этот хор, не лишенный, к сожалению, некоторой банальности отдельных мелодических оборотов, отражает радость встречи челюскинцев; в нем чувствуется бодрое сознание уже преодоленных опасностей, уже устраненных трудностей. Исполнительский коллектив должен избегать однако всякой ненужной развязности и легковесности исполнения, которые легко могут опошлить музыку этой незамысловатой, простой песенки.

Хор Новикова «Героям Советского Союза» (издан на гектографе) несомненно будет иметь большой успех у широкой аудитории, ибо язык композитора опирается на давно уже ставшие привычными обороты, которые автор, однако, умело претворяет в нечто новое и создает индивидуальный лирический образ. Так например, первая фраза запева в сущности есть не что иное как начальная фраза «Двух гренадеров», а припев упирается на интонации популярных флотских песен. Но это совпадение не следует ставить в вину молодому композитору. Песня получилась хорошая. В ней есть внутренняя горячность, романтическое увлечение и здоровый жизненный пульс. Как целое, она чужда разностильности, и упрек в эклектичности материала был бы несправедлив. В вину автору можно поставить скорее, может быть, излишнюю романтизацию жанра, уводящую его в сторону ненужной индивидуалистической самоуглубленности и созерцательности. Но эта черта еще не стала доминирующей, она чувствуется только как внутренний «подтекст» музыкального образа.

Хор Мясковского «Советским пилотам» написан композитором неровно. Превосходна только первая мысль — «Друзей, застигнутых бедой, теснит полярный лед», ярко передающая напряженное ощущение полярной трагедии и энергию героев Советского Союза, направленную на спасение челюскинцев. Дальнейший материал звучит значительно слабее по сравнению с этой первой мыслью, и, неплохо написанный, как музыка, — в данном «драматургическом» контексте производит скорее внешнее формальное впечатление. Эта двойственность ослабляет эффект от целого.

Кантата Гедике «Слава советским пилотам» для смешанного хора и симфонического оркестра сделана в блестящем изобразительном (немного вагнеризированном) стиле — с фанфарами, звукоимитациями ветра, бури. Композитор широко применил в ней принцип классической разработки и, несмотря на известную старомодность фактуры и конструктивность приемов письма, всеже сумел подчинить это «классическое начало» задаче передать глубокий подъем праздничной встречи, утопавшей в цветах, полной сияющих лиц, радостных возгласов, праздничного шума нашей столицы, встречающей героев — челюскинцев.

Кантата Гедике удачна, ибо она написана с искренней, отзывчивой мыслью «о стране, имеющей таких героев, и о героях, имеющих такую страну — родину».

А. О.

_________

¹ На что обратил мое внимание Г. Хубов. А. О.