Выпуск № 7 (48) | 1937 - страница 58

«Завещание» В. Дешевова (в сущности — музыкальный пустячок) любопытно по своему построению: в нем всего три такта музыки, повторенные четыре раза и дающие впечатление законченного произведения. Дешевов нашел удачные интонации для передачи шутливого стихотворения Пушкина.

«Песня Земфиры» А. Крейна совершенно лишена темперамента. Ритмическая и интонационная однообразность вокальной линии сильно портит песню.

Нечаев — в своих романсах: «Ты и вы» и «В последний раз» — словно стесняется простоты и ясности. Сказав одну фразу «от души», бесхитростно и хорошо, он начинает «мудрить» и уже не сочиняет музыку, а придумывает какие-то «звуковые комбинации». Это происходит не от недостатка творческого воображения. Нечаев очень даровит. Но он, повидимому, еще не избавился до конца от старых «современнических» навыков. От подобного рода «воспоминаний» ему следовало бы отделаться как можно скорее.

В ряде романсов сборника, принадлежащих различным композиторам, есть нечто общее. Они лишены огня, страстности, эмоциональности. Они не заражают, оставляют слушателя холодным. Они «делались», но в этом процессе «делания» не было ничего — или почти ничего — от подлинного творчества, от вдохновенных стихов Пушкина. К такого рода сочинениям принадлежит тусклый, холодный романс В. Шебалина — «Пора, мой друг, пора!». В нем нет единой линии развития. Бесстрастный, аморфный гармонический язык Шебалина лишен обаяния. Прелесть одного из лучших и глубочайших стихотворений Пушкина обезображена музыкой до неузнаваемости. Также лишена живого интереса «Надпись в беседке» М. Старокадомского: лучше было бы поместить в сборнике другой его романс — «Роза». Очень скучно итальянское bel canto Ю. Кочурова («Счастлив, кто близ тебя»). Совсем плох «Цветок» М. Иорданского; неужели это невнятное бормотанье хотя бы в отдаленной степени соответствует пушкинскому тексту? Невольно напрашивается невыгодное — для Иорданского — сравнение с чудесным романсом Метнера.

В романсе Л. Шварца «В крови горит огонь желанья» интересен замысел — перенесение «действия» на Восток. Но выполнение — в стиле условного «Востока» Римского-Корсакова и Глазунова — могло бы быть более свежим и интересным.

Вывод, напрашивающийся в итоге: содержание сборника крайне неровно, подбор материала — иногда случаен. Неровность эта относится не к техническому мастерству (здесь — все в порядке!), а к силе и глубине проникновения в пушкинские стихи.

Далеко не всем композиторам удалось отобразить в музыке простоту, лаконичность, глубокий смысл стихов великого поэта. У некоторых композиторов (напр. у Шишова) в выборе музыкальных средств, — а иногда и в выборе текстов — не видно преодоления старой творческой «инерции», нет качественного отличия от музыки прошлого. Отсюда — сплошь и рядом несоответствие музыки и текста.

Хотелось бы, чтобы Музгиз издал еще один сборник произведений советских композиторов на пушкинские тексты, так как совершенно очевидно, что многие гораздо более удачные романсы в этот сборник не вошли (упомяну хотя бы «Певца» Левиной, два романса Мурадели).

Г. Ковалев

Истоки русского романса

У нас сравнительно очень мало и редко опубликовывались материалы по истории русского романса конца XVIII — начала XIX в. И если музыковед-исследователь еще мог изучать эту эпоху, погружаясь в архивы музеев и библиотек, — то для широкого читателя, слушателя и исполнителя эта область оставалась почти неведомой.

Сборник «Начало русского романса», вышедший под редакцией Т. Трофимовой и А. Дроздова¹, успешно восполняет этот пробел. Проделав большую, тщательную и кропотливую работу по собиранию, отбору и обработке материала, — составители не увлеклись опасной односторонностью, возможной в подобного рода работе: они не фетишизировали «букву» рукописи, не подбирали «материал ради материала», — они помнили о той живой аудитории, которая будет знакомиться с этими произведениями, и о тех исполнителях, которые будут их петь.

_________

¹ Сборник для пения с ф-п., Музгиз, М., 1936.

Основная установка, определившая характер сборника, — это дать «не научный труд, не музыкально-историческое изыскание, — а концертно-репертуарный сборник... дать возможность концертного исполнения русского романса XVIII в.» (см. предисловие А. Дроздова, стр. 9). Некоторые наши исполнители уже откликнулись на этот призыв: напр., в программе концерта В. А. Хлыновской (24/V) значились некоторые романсы из числа вошедших в сборник¹.

Но вместе с тем нельзя умалять и музыкально-историческое значение сборника (сами составители склонны как будто несколько преуменьшить его!).

Прежде всего, наряду с произведениями анонимных авторов, сборник знакомит с творческим обликом первых русских романсовых композиторов XVIII — начала XIX в.: Г. Н. Теплова, автора первого печатного сборника русских романсов — «Между делом безделье или собрание разных песен» (1-е изд. — 1759 г.), Ф. М. Дубянского, А. Д. Жилина, И. А. Козловского, Т. В. Жучковского. На фоне некоторой однотонности романсового материала сборника (о которой говорит в предисловии и Т. Трофимова), — впечатление, обусловленное и однотонностью текстов романсов, по преимуществу любовного и пасторального характера! — отчетливо вырисовываются, со всеми своеобразными особенностями их творчества, фигуры первых творцов «российской песни».

Очень привлекателен творческий образ Ф. М. Дубянского, рано умершего (он утонул в Неве) дилетанта-скрипача и композитора, автора одного из вариантов популярнейшей в свое время песни — «Стонет сизый голубочек» (на слова И. И. Дмитриева). По сравнению с изящными, холодноватыми, инструментального склада романсами Теплова, для которого музыкальное сочинительство было всего лишь «бездельем», композитора, насквозь проникнутого «традициями немецкой, французской и, частью, итальянской школ XVII, XVIII столетий», чьи пьесы — «как бы вокальная редакция менуэтов и гавотов...» (см. предисловие, стр. 6), — по сравнению с ними романсы Дубянского («Уже со тьмою нощи», на слова В. Капниста, «Тобой всечасно») подкупают глубиной подлинного чувства (пусть порой переходящего в «чувствительность!»), напевностью и закругленностью музыкальной фразы.

Еще ярче фигура слепого музыканта, композитора Жилина. В частности, его «Велизарий» («Малютка, шлем нося», на слова А. Мерзлякова) выделяется среди других романсов сборника и своим повествовательным текстом и приближением к стилю песни-баллады, блестящие образцы которой показали позднее Глинка и Даргомыжский.

Сборник дает представление не только о творчестве первых русских романсовых композиторов. Он — в целом — отражает и «стиль музицирования» эпохи, в которую складывался и развивался русский романс, ее музыкальный быт. «Романсовая литература», по словам автора предисловия — А. Дроздова, для основной массы населения была «только лакомством»; «насущной музыкальной пищей» оставалась народная песня (стр. 6). О широком бытовании народной песни в конце XVIII в. говорит и успех сборников «русских простых песен». Так, один из первых собирателей русских народных песен, придворный певец и гуслист В. Трутовский, извещая о предполагаемом издании четвертой части своего собрания русских песен, отмечает, что они «публикою благоприятно были приняты, так что первая часть уже два раза вся выкуплена...»². Популярность народной песни подтверждается и самим характером нотных сборников «старых и новых российских песен», — рукописных и печатных, — содержащих, наряду с романсами, также и народные песни.

Таким образом, если бы составители сборника «Начало русского романса» ограничились включением в него одних только «художественных песен» — романсов, картина музыкального быта России конца XVIII в. была бы неполна.

Если в романсах, вошедших в рассматриваемый сборник, представлен только один мир — галантных менуэтов и пастушеских идиллий; мир, в котором человек изнывает лишь от «жестоких мук» неразделенной любви; где «подле дубовой рощи», на берегу реки «пасутся многочисленные стада; там молодые пастухи, сидя под тению дерев, поют простые, унылые песни и сокращают тем летние дни...»; где молодая поселянка, изнывая от любовных мук, сидя под окном, прядет и «тихим

_________

¹ Эта установка обусловила и характер обработок нотных текстов: дать произведение в наиболее доступном для исполнителя виде, устраняя отдельные ошибки, пробелы, — но не нарушая стилистической цельности. Эта задача — в целом — редакторам удалась. Более детальную оценку обработок, сделанных тт. Трофимовой и Дроздовым, можно дать лишь на основании сравнения с подлинным материалом.

² П. Н. Столпянский, «Старый Петербург». Л., 1925, стр. 144.

Содержание
Увеличить
Как книга
Как текст
Сетка

Истоки русского романса

Содержание