Уход Михаила Григорьевича Бялика — большая потеря для нашего музыкального и культурного сообщества. Он прожил содержательную жизнь, многое успел, о многом сумел сказать в своих работах. Но, думаю, в первую очередь он был прекрасным музыкантом. Музицирование, и более всего с певцами, было его естественной потребностью. Куда бы его ни определяла жизнь, он везде находил возможность уделять время музыкальному исполнительству — так было и тогда, когда он оказался в Германии.

Как у музыковеда у Михаила Григорьевича были свои композиторские предпочтения. Он всегда являлся не просто поклонником, но верным другом и советчиком Бориса Ивановича Тищенко, поддерживая все повороты творческой жизни этого выдающегося композитора с его самых ранних лет. Когда Дмитрий Дмитриевич Шостакович на день рождения своего любимого ученика подарил ему в назидание свою оркестровую версию его же Первого виолончельного концерта (учитель оказался недоволен оркестровкой сочинения, включившей минимальное количество струнных инструментов), Бялик безоговорочно принял сторону Тищенко, убедительно доказывая свежесть его композиторских решений1.

Вместе с тем Михаил Григорьевич интересовался очень широким кругом явлений. Он писал о многих музыкальных жанрах, в том числе и о песне, о театре, причем его целостные разборы спектаклей поражали богатством ассоциативного аппарата и широтой знаний о природе лицедейства в целом. Мне не раз приходилось сталкиваться с мнением учеников Бялика — как режиссеров, так и артистов — о том, что именно он, будучи педагогом Санкт-Петербургской консерватории, научил их понимать главное в оперном спектакле — то, как отражена в нем музыкальная драматургия.

Любознательность Михаила Григорьевича не знала границ. Во время концертов на ка­ких-нибудь съездах или пленумах, прохо­дивших в Москве, где подчас одновременно в нескольких залах звучали разные программы, именно Бялик ухитрялся посетить, скажем, три концерта в один день. Мы, признаюсь, даже иронизировали по этому поводу. Тем не менее его суждения всегда были и точны, и проницательны.

Редкое свойство в любой творческой среде — доброжелательность — было одним из главных качеств Михаила Григорьевича. Он всегда пытался найти в человеке хорошее. Хотя если уж кого-то считал недостойным, то со всем темпераментом его критиковал. И если ему был не близок тот или иной поворот в творчестве высоко ценимого им автора, то признавался в этом со всей искренностью.

Бялик работал до последнего вздоха. Живя в Гамбурге, он пристально следил за всем, что происходит в культурной среде Петербурга и не только. Это было его настоя­щей потребностью.

Посетив его однажды в Гамбурге, я поразилась не только его гостеприимству, но и силе духа и жизненной силе вообще. Не могу забыть, как он, вооружившись скандинавскими палками, с которыми ходил всюду — и в театр, и в магазин, — в те незабываемые дни показал мне Гамбург, в том числе недавно открывшуюся, красующуюся на берегу реки Эльбфилармонию.

Михаил Григорьевич заслужил уважение и авторитет среди руководителей соответствующих служб театров и концертных организаций, помогавших ему в его почтенном возрасте посещать интересные культурные мероприятия. Его необыкновенная живость ума, заинтересованность и точная ориентация в процессах, происходящих в музыкально-­театральном мире, создали ему замечательную репутацию, поддерживаемую также и молодыми людьми, которым повезло с ним общаться.

За долгую жизнь Михаил Григорьевич много раз выступал в нашем журнале, ярко и интересно рассказывая о самых разных явлениях. Будем помнить этого незаурядного музыканта и человека.