Новое во взаимоотношениях разных стилистических пластов

Эта дискуссия довольно сильно отличается от двух предыдущих — о мелодии и ритме — в том числе активным участием в ней, наряду с композиторами, известных исполнителей. Их высказы­ва­ния подтвердили мою мысль о том, что наиболее интересные процессы и тенден­ции наблюдаются сейчас именно в исполнительстве. Некоторые материалы круг­лого стола представляют собой интервью, причем позиция интер­­вью­еров также достаточно активна. Считаю своим дол­гом поблагодарить одного из учредителей ежегодного фестиваля «Зеркало в зер­ка­ле» Елизавету Мирошникову за беседы с Андресом Мустоненом и Алексеем Лю­бимовым.

В своем заключительном слове я позволю себе не только и не столько обобщать итоги дискуссии, сколько высказать собственную точку зрения. Предупрежу сразу, что никто из выступавших, включая меня, не претендует на истину в последней инстанции, так как обсуждаемое явление не только сложно и многосоставно, но и находится в постоянном движении.

Начну издалека и приведу мнение человека совсем не из нашей среды, но поразительно умест­ное в контексте заявлен­ной проблемы. Однажды мне пришлось присутствовать на обсуждении готовящейся к изданию книги «Монтаж. Литература, искусство, театр, кино» (составитель — искусствовед М. Ямпольский, 1988). Именно там я услышала о концепции своего большого друга — крупного ученого-генетика, академика Рудольфа Салганика. Его статья в упомянутом «Монтаже» называлась «Рекомбинации как творческий прием в искусстве, науке и природе». Речь шла о том, что всякое открытие в человеческой деятель­ности обычно происходит с помощью рекомбинаций уже известных вещей, то есть новое качество возникает от перегруппировки привычного. Этот принцип академик считал универсальным. Он бы наверняка поспорил с Олегом Пайбердиным и его пессимистическими выводами!

Остроумный Леонид Десятников задает резонный вопрос: что, если через сто — двести лет «Коллаж на тему B-A-C-H» Пярта будет восприниматься как нечто целостное? Его вывод меня убеждает: «Неслыханные стилевые противопоставления шокируют лишь до поры до времени. Мы — в самолете, поднимаемся все выше и выше; в иллюминаторе прекрасная флора и топчущая и поедаю­щая ее фауна сливаются в одно идиллическое пятно». Десятникову вторит Рауф Фархадов, приводя слова китайской мудрости: «Три (веро)учения — одна семья» — и предполагая, что «когда-нибудь речь будет идти не о пресловутом соединении несоединимого, сочетании несочетаемого, не о чем-то противоестественном и искусственном, но о семейном родстве и кровных узах». В пандан к этим мыслям приведу и свой пример: гениальная опера Джорджа Гершвина «Порги и Бесс», «нашпигованная» джазовыми гармониями и ритмами, — это ли не нонсенс, который сегодня воспринимается как нечто совершенно естественное?

Есть и другие явления, требующие серьезного осмысления. Например, когда резко отличающиеся друг от друга культурные феномены в результате взаимодействия создают новый гармоничный симбиоз. Так петербургская пианистка и психолог Полина Фрадкина и кубинский перкуссионист Йоель Гонсалес организовали постоянно действую­щий дуэт «In-Temporalis». Принципиально важным в сочетании столь различных культур было, по утверждению Полины, стремление добиться не столкновения, а взаимопроникновения. Оба участника старались избегать стилизации и подражаний, и от совместной деятельности они обогатились: Йоель приблизился к пониманию европейской культуры, Полина открыла для себя удивительный мир полиритмии афроамериканской музыки.

Иногда глубокое изучение той или иной культуры прошлого настолько воздействует на композитора, что в итоге у него выкрис­таллизовывается собственный стиль. Один из самых ярких примеров — Арво Пярт, в творчестве которого в результате изучения музыки Средневековья и раннего Возрождения родился стиль tintinnabuli. Композитора Алексея Ретинского вдохновляют старинные византийские песнопения, Юрий Буцко в значительной мере опирался в своей музыке на знаменный распев.

Хочу обратить внимание читателей на такое интересное явление, как «обмен территориями» между композитором и исполнителем. В частности, Валентин Сильвестров, сочинения которого обильно снабжены нюансами, фиксирующими тонкости динамики и агогики, считает эти указания не менее значимыми, чем интервалы. Он создает свою исполнительскую эстетику, кстати говоря, подходящую чутким исполнителям и для интерпретации классики. Алексей Любимов, эталонный исполнитель произведений Сильвестрова, хоть и не сочиняет музыку, но, опираясь на доверие композитора, создает на концерте свою последовательность его произведений, выступая в роли автора-драматурга. Поразительно признание этого выдающегося пианиста: «Меня, с одной стороны, привлекает идея полифонического сочетания во мне как в человеке самой разной музыки, а с другой — поиски чего-то, что нанизывает всю эту музыку на какой-то стержень».

Композитор Владимир Николаев в разговоре с музыковедом Наилей Аликперовой подробно рассказывает о своем опыте взаи­модействия с разными культурными моде­лями — именно этот процесс и стал основой эволюции его творчества. Об общей перманентной эволюции подробно говорит в своем выступлении и Рауф Фархадов, мой постоянный партнер по организации дискуссий. Он высказывает весьма смелый вывод: возможно, мы находимся на грани качественного скачка в «надстиль, наджанр, надтрадицию, наднаправление, которые и ознаменуют начало новой в искусстве эпохи». На мой взгляд, это явно корреспондирует с идеей, высказанной достаточно давно композитором Силь­вестровым в беседе со мной о развитии музыки: «Грядет универсальный стиль!» Так может быть, он уже пришел? И существует даже попытка назвать его метамодерном?

Участвующая в дискуссии молодежь обращает внимание на то, что с появлением в нашей жизни компьютера возникают дополнительные возможности стилистических микстов. Как известно, апологеты искусственного интеллекта утверждают, что сегодня с его помощью любой человек может стать композитором. Здесь не место спорить с примитивным заблуждением: мнимая легкость творчества приводит к смешению профессионализма и дилетантизма. Более того, как правильно отмечает Настасья Хрущёва, «любой — слабый, банальный, устаревший по языку и смыслам — текст можно заставить работать, например, прочитав его отстраненно или с постиронической нежностью». Может быть, поэтому композиторы старшего поколения избегают при сочинении музыки использования компьютерных программ?

Молодые же, наоборот, обращаются к современным технологическим новшествам с большой охотой. В нашей дискуссии выделяется выступление Александра Хубеева — асса в этой области. Особенно отмечу, что для него желаемым результатом разных микстов становится достижение некой целостности, что мне кажется самым важным. Другой молодой человек чувствует себя в нынешней ситуации как рыба в воде. Я говорю о талантливом, ярком арфисте-виртуозе Александре Болдачёве, которого я наблюдала и импровизирующим за роялем, и игравшим собственные композиции на арфе в спектакле Кирилла Серебренникова по «Реквиему» Анны Ахматовой. Рассказывая о недавно появившемся трансдисциплинарном направлении в Высшей академии искусств в Цюрихе, дающем абитуриенту возможность поступить сразу на несколько дисциплин и предполагающем их творческое объединение в магистерской работе, Александр резюмирует: «кроссовер и кроссдисциплинарность — это важные элементы развития не только мира искусств, но и человечества в целом». Однако чтобы сочувственно отнестись к мыслям Болдачёва, включающего в свой репертуар музыку самого разного калибра — от классики до эстрадных переложений, — надо иметь в виду его исполнительские способности и вкус. Сегодняшняя вседозволенность имеет и обрат­ную сторону: она опасна тем, что каждый может назначать себе собственные критерии, а воспринимающая публика отнюдь не всегда эстетически и этически воспитана.

Подытоживая, приведу знаменательные, на мой взгляд, высказывания участников. По мнению Полины Фрадкиной, «интеграция, взаимопроникновение разных культур — единственный путь к толерантному обществу, к настоящему взаимопониманию и плюрализму, которые нам сегодня необходимы». И, как провозгласила Настасья Хрущёва, «на несколько веков позабыв о своей ритуальной, игровой и площадной природе, музыка сегодня снова возвращается к ней».