Выпуск № 9 | 1938 (61)

Нам удалось записать отрывок из сказания о Ваули — историческом лице, национальном герое ямальских ненцев. Ваули Пиэттомина из рода Ненянг в 30-х и 40-х годах прошлого столетия руководил освободительным движением ненецкой и хантейской бедноты («дело» о Ваули находится в омском историческом архиве).

Среди ненцев Ямала поются песни и сказания об этом смелом и решительном человеке. Песни эти, к сожалению, никем не записывались и не изучались. Нами записан отрывок, относящийся, очевидно, к началу сказания.

Помимо «яробцев» и «сюдобобцев» у ненцев очень распространены шуточные песни, так называемые «песни пьяниц».

Характерно, что во всех жанрах ненец почти никогда не отходит от конкретности социальной характеристики действующих лиц: в песне всегда с абсолютной точностью сообщается, сколько у данного героя оленей, нарт, чумов.

Интересна песня «Рыбак», напетая нам слепым стариком Петром Ямалом. Герой песни рассказывает о том, что он лучший рыбак среди десяти артелей, что пятивесельную лодку он полностью нагружает рыбой.

Материалы о музыке в быту ямальских ненцев мы получали не только путем личных наблюдений, но и в беседах, рассказах местного населения. Таким образом нам удалось выяснить, что у ненцев существует весьма распространенный жанр панегирических и автобиографических песен.

Эти песни возникают в связи с каким-либо конкретным событием; характерно, что сами ненцы их песнями не считают.

Нам очень много раз приходилось слышать, что ненец, после того как угостит в своем чуме приезжего и получит от него подарок, запевает песню, в которой подробно описывается все тут же происходящее. Ненец поет о том, какой он хороший охотник, сколько у него оленей и какая у него семья. Затем он расхваливает своего гостя, привезшего ему такой хороший подарок и так славно угостившего его.

В своем исследовании об Ямале Б. Житков упоминает о том, что во время охоты на нерпу внимание животного отвлекается пением другого охотника. Как нам удалось установить, — в таких случаях поется не специальная песня, а импровизируется любая тема; часто охотник вообще не поет, а искусно отвлекает внимание нерпы криками.

Делая первые записи музыкального фольклора ямальских ненцев, мы, естественно, проявили интерес и к шаманскому пению, которое по ряду аналогий с песнями других северных народов представляет специфический интерес. Но записей шаманских песен нам сделать не удалось: в зоне поселка Яр-Сале шаманское пение уже почти совсем исчезло. Свадьбы, похороны, рождения — все эти события проходили всегда без участия шамана.

Свадьба, например, никакой связи с религиозными представлениями не имела: весь свадебный обряд заключался в церемониале увоза невесты из ее родного чума в чум жениха.

Шаманское пение, имевшее в прошлом «практические», т. е. по существу

шарлатанские цели — «изгнание духов болезни», — в ненецком быту мало сохранилось. Нам не удалось записать его даже у бывших шаманов, переменивших «профессию».

Ненецкий шаманский бубен также использовался не в художественных целях: он «способствовал излечению болезней». Теперь шаманский бубен в поселке Яр-Сале находится в распоряжении ребят школы-интерната, использующих его для шумовых эффектов.

Очень многие ненцы, в том числе и старики, уверяли нас, что специфических женских и детских песен у них не существует. Но как-то ненцы-курсанты услышали «Колыбельную песню» Будашкина в патефонной записи. После того как мы объяснили, что такое колыбельная песня, один из курсантов воскликнул: «И у нас есть такая песня!»

Такого рода противоречивые свидетельства обязывают исследователя к очень тщательным и длительным наблюдениям.

Привезенный нами патефон с набором пластинок песен народов СССР сослужил огромную пользу. С большим вниманием и интересом ненцы слушали русские, украинские, армянские, грузинские песни. Большим успехом пользовались песни народов Средней Азии. Восторг вызвала пластинка с записью отрывка из монументального киргизского эпического сказания «Манас». Интонационный склад «Манаса» оказался довольно близок ненцам.

Ненецкое народное творчество, бытовавшее, да и сейчас бытующее главным образом в устной традиции, — отличается импровизационным складом.

Так называемые субъективные жанры — любовная лирика, семейные песни и т. д. — импровизируются ненцами в буквальном смысле слова: они складываются непосредственно и одновременно с исполнением; эти песни обычно не закрепляются в памяти даже самого исполнителя.

Записанные нами эпические песни не отвечают этому понятию импровизационности. Они более или менее точно сохраняются в памяти исполнителей; последовательность изложения при повторении их меняется лишь изредка и очень незначительно. Тексты записанных нами песен очень точны.

Наиболее распространенная у ненцев форма музицирования — это речитативные напевы, главным образом легенд и сказаний.

Пение ямальских ненцев по преимуществу одноголосно. Существует у них и своеобразный вид ансамбля, когда один из участников говорком повторяет последние слова поющего. Эта манера впрочем присуща ненцам вообще: они повторяют последние слова докладчика, последние слова собеседника, если слушают его с особым интересом.

Ненецкий музыкальный фольклор — насколько нам удалось установить по первым записям и наблюдениям — не отличается широким мелодическим развитием. Обычны в ненецкой песне повторы излюбленных мелодических интонаций или мотивов.

Характерно при этом, что понятие различных песен у ненцев связано обязательно с различными сюжетами, но не обязательно с раз-

  • Содержание
  • Увеличить
  • Как книга
  • Как текст
  • Сетка

Содержание

Личный кабинет