Режиссер-учитель (послесловие к юбилею Сергея Лейферкуса)

Режиссер-учитель (послесловие к юбилею Сергея Лейферкуса)

За мою долгую профессиональную жизнь я сотрудничал со многими десятками певцов, и у меня сложилось определенное представление, каков он, среднеарифметический певец. Сергей Лейферкус абсолютно не подходит под этот стандарт. Он ― исключение из правил.

Пианист-аккомпаниатор волнуется перед концертом не за себя, а за своего солиста. Чисто психологически это не так уж и плохо. Дивная певица Елена Прокина на на­шем первом совместном выступлении была несказанно удивлена, что я абсолютно спокоен: ее предыдущая пианистка где-то за полтора-два часа перед концертом от страха впадала в истерику, и Лене нужно было приводить ее в чувство. О себе она уже не думала. Когда я нарушил ее привычный ритуал, она с удивлением ощутила собственное волнение. Сергей Лейферкус и нервы ― понятия несовместимые: он всегда спокоен и уверен. Опыт сорока лет совместных выступлений позволяет мне так сказать (конечно же, я плюю три раза через левое плечо, чтобы не сглазить!). Ради таких солистов, как он, с легкой душой выбирают профессию аккомпаниатора. Лишь с Сергеем, договорившись о нюансах интерпретации, можно быть уверенным, что на ближайшие 40‒50 лет он сохранит их, как было оговорено.

Мы все, попав в другой часовой пояс, страдаем и мучаемся. Всем нам, гастролирую­щим, до боли знаком этот проклятый джетлаг. Сергей прилетает, к примеру, в Токио, ло­жится спать и на следующее утро встает свежим и дееспособным, как ни в чем не бывало. Японец, да и только!

Семён Скигин, Ирина Шостакович и Сергей Лейферкус
после концерта из произведений Дмитрия Шостаковича в парижском Лувре. 2003 год
Фото предоставлено Семёном Скигиным


Гастролировать с Лейферкусом ― одно удовольствие. Придя накануне концерта на первую репетицию, он обычно интересуется, что у нас в программе. Вполне вероятно, не все произведения сохранились у него в памяти. Для этого и существует первая репетиция. В полный голос Сергей повторяет всю программу. Обычно это длится где-то три часа. Потом мы идем ужинать. Пара бокалов вина, несомненно, способствует его хорошему настроению. Наутро, в день концерта мы снова встречаемся на репетиции. В полный голос Сергей пропевает всю вечернюю программу. Удивительным образом все произведения за ночь «дозревают» до концертного, безошибочного состояния, и после этого мы отправляемся... на шоппинг, который с перерывом на обязательный мясной обед завершается где-то за два часа до концерта. Затем один час мы снова проводим у роя­ля, в полный голос «полируя» фрагменты программы. За 30‒40 минут до концерта артистическая Сергея наполняется друзьями. Удивительно, но где бы мы ни были, везде их находится великое множество. В беседе быстро пролетает время, и где-то за пять минут до начала концерта Сергей говорит: «Всё, вам пора, иначе вы опоздаете в зал».

Вслед за друзьями артистическую покидаем и мы. Как правило, наши концертные программы краткостью не отличаются. К тому же надо рассчитывать на пять-шесть бисов. Лейферкус ― великий краснобай, и если выпадает такой шанс, он всегда рад поговорить со сцены. В этом случае концерт удлиняется еще на добрый час, и обязательный ужин с друзьями задерживается на столько же. Такова вкратце схема нашей гастрольной «вылазки».

Наш лучший концерт (или, по крайней мере, один из таких) мы дали в Кёльне, без репетиции, встретившись прямо на сцене, «выручая» заболевшего Томаса Хэмпсона. Из Берлина самолетом в Карлсруэ, где у меня был мастер-курс, мне переправили чемодан нот и концертный костюм. Я еле поспел к началу концерта, приехав в Кёльн поездом, а Сергей прилетел из Лондона, откуда его отпустил с постановки на один вечер маэстро Шолти. Тогда еще не было мобильных телефонов, и договориться о программе мы не могли. Помню, прямо на сцене, перед публикой Сергей спрашивал: «Что дальше?»

Мы с Серёжей ― добрые друзья еще с консерваторской скамьи. Вместе мы тогда еще не работали. Но я с радостью следил за его карьерным ростом. Он двигался семи­мильными шагами от конкурса к конкурсу, от театра к театру. В 1974 году стал лауреатом конкурса имени Роберта Шумана в немецком городе Цвиккау. Вот почему, когда в 1977 году мы с тенором Борисом Марешкиным прошли отбор на этот конкурс, я отправился к Сергею за углубленным инструктажем, как говорится, из первых рук. В пространные музыкальные подробности о конкурсе шумановский лауреат не вдавался. Зато он сказал: «Бери карандаш и бумагу». Я выполнил приказ. «Когда вам вручат денежную премию, у вас останется только два дня, чтобы потратить эти деньги. Записывай: лучший обувной магазин города находится по такому-то адресу; на такой-то улице находится охотничий (!) магазин, где можно купить сервиз “Охота”; женские шубы продаются в универмаге на третьем этаже, а фотоаппараты ― на втором». В считанные минуты лист бумаги заполнился перечнем главных «достопримечательностей» города, подарившего миру великого композитора-­романтика (напомню, в те годы в Советском Союзе без блата нельзя было ничего купить: ни еду, ни одежду, ни технику. Вот почему наставления Сергея были воистину бесценны).

«Серёжа, даже если мы выиграем конкурс и на весь твой список хватит денег, все это мне не уволочь ― рук не хватит!» ― засомневался я. В ответ Лейферкус изрек одну из мудростей, которыми он иногда одаривает друзей: «Не сомневайся, утащишь ― ведь все это будет уже твоим!» Так я впервые столкнулся с пророческим даром своего приятеля.

Все произошло, как он и предрек: конкурс мы выиграли, а чемоданы с покупками я благополучно дотащил до Ленинграда, и, главное, меня пригласили преподавать в ГДР, где я получил свою первую профессуру.

Когда через три с половиной года я вернулся из Дрездена, в мою квартиру на Васильевском острове приехал Сергей и коротко сказал: «Пора, пришло время нам выступать вместе!» И с тех пор мы, как говорится, не разлей вода.

Поздравления Владимира Атлантова (в центре) после концерта в венском Konzerthaus. 5 марта 2001 года
Фото предоставлены Семёном Скигиным


Есть такой режиссер Алексей Учитель. К Лейферкусу никакого отношения он не имеет, но за склонность Сергея всех поучать и наставлять я, бессовестно украв славное имя мастера киносъемок, нарек своего друга режиссером-учителем. Сергея, конечно же, этим я не исправил, но для меня возмущенный вопль «режиссер-учитель» ― это всегда хорошая возможность прервать поток наставлений. Иногда мы даже не отказываем себе в удовольствии поорать друг на друга, но необидчивость ― незыблемое условие нашей дружбы.

Сергей предельно профессионален и тре­бует того же от других. Никогда не забуду, как во время гастролей по средней полосе России нас записывали на студии телевидения. Концерт перед камерой прошел отменно, но в гримерной у Сергея не оказалось салфеток и крема для снятия грима. Через пять минут возмущенных воплей Лейферкуса перед ним навытяжку стояло все руководство студии, а он отчитывал их, словно детей, грозя сообщить о возмутительном факте председателю Гостелерадио. Сурово, но справедливо!

Наш режиссер-учитель любит не только поучать, но и раздавать задания. Если звонит телефон и на нем высвечивается «Leiferkus», шанс получить какое-либо поручение очень велик. Это может быть просьба что-то купить, принять или отправить. В нашем арсенале добрая дюжина приветственных обращений друг к другу. Не все из них я возьмусь предать гласности. Но если я слышу мягко-баритональное «Сенечка!» ― значит готовь карандаш записывать задание. Мне кажется, по Европе, а может быть и по всему миру постоянно происходит непрерывное движение сумок, пакетов и чемоданов, которые перевозят друзья и знакомые Лейферкуса по его просьбе. Уверен, если бы он не стал певцом, то из него бы получился великий диспетчер по перевозкам.

Если я не ошибаюсь, в своей книге1 он описывает случай, который произошел с нами в 1980 году. Мне казалось, что, уехав в ГДР, я автоматически выпал из круга тех, кому он мог дать какое-либо задание. Ан нет! Сергей нашел меня и поручил купить клей для постера размером в стену, которым он собрался украсить свою квартиру (тогда еще для него не пришло время антикварных гобеленов и шелковых обоев). Я, естественно, выполнил задание и ждал оказии, когда смогу передать Лейферкусу заветную банку. Этот момент наступил скоро. В группе артистов Мариинского театра Сергей приехал в Дрезден, и я нашел превосходный способ это сделать. Сергей выступал в Kulturpalast (кстати, за дирижерским пультом тогда стоял еще совсем молодой Валерий Гергиев. До сих пор помню его потрясающие «Картинки с выставки» Мусоргского). Лейферкус исполнил какую-то арию, и тут бегом через весь огромный партер я подлетел к сцене и преподнес ему завернутую в подарочную бумагу банку. Зал тепло встретил этот знак восхищения искусством певца. Но не все пришли в восторг от моего жеста: знаю, что после концерта сопровождающие в штатском долго допытывали Сергея, чтó ему передали.

На фестивале «Пражская весна» перед исполнением «Антиформалистического райка» Дмитрия Шостаковича. 2003 год
Фото предоставлены Семёном Скигиным


А еще Сергей умеет (и может себе позволить!) строить и перестраивать дома и квартиры. Он обладает каким-то удивительным, недоступным мне пространственным мышле­нием. Меня восхищает, как, попав в «несовер­шенные» в его представлении помещения, он сразу начинает «двигать» стены и «прорубать» окна. Я не употребляю выражение «в нем умер архитектор», ибо одно лицезрение всех его домовладений доказывает, что этот дар он реализовал сполна.

Лейферкус не боится работы, и сегодня, переступив порог 75-летия, продолжает учить новые партии. Главное для него ― быть востребованным. В ответ на нытье моих студентов о низких гонорарах я всегда цитирую Сергея Петровича: «Курочка по зернышку клюет!»

Когда-то, в самом начале нашей совместной деятельности на Западе нам предложили записать компакт-диск с произведениями Мусоргского. Он имел такой успех, что за ним последовал заказ на запись всех вокальных произведений Мусоргского. Мы, не размышляя, согласились. А затем (при участии и других исполнителей) на гребне успеха были записаны все романсы Чайковского, Глинки, Даргомыжского, Бородина. Несколько лет подряд мы ежегодно выпускали по три-четыре компакт-диска. Это было напряженное, но прекрасное время!

Электронный адрес Сергея Лейферкуса начинается с буквы v: vsleiferkus... Это абсолютно справедливо, ибо V не менее значимо, чем S. Вера Лейферкус, Серёжина жена, ― худо­жественный руководитель, главный режиссер, главный бухгалтер-распорядитель, строи­тель-прораб, швея-мотористка, главный маклер недвижимости и идейный вождь в их семье (с болью в сердце я выпускаю категорию «главный садовод», ибо сам был свидетелем, как народный артист доводил до совершенства травяной газон на приусадебном участке маникюрными ножничками). Естественно, такое количество руководящих постов супруги наложило отпечаток на их семейные отношения. Ее направляющая рука чувствуется ежеминутно. Так, если Вера находится поблизости, можно быть уверенным, что ты разговариваешь по телефону одновременно с обоими. Сергей привык к этому и отлично пользуется свойственной человеку двуухостью: одно ухо ― для жены, другое ― для телефонного собеседника. При этом комментарии-наставления Веры он син­­хронно озвучивает в телефонном разго­во­ре. Однажды я сыграл шутку с этой его способностью. Дело было в Англии, мы репе­тировали, готовясь к записи очередного ком­пакт-диска. Зазвонил телефон ― это был какой-то родственник из России, которому не хватало па­ры сотен долларов на покупку подержанного автомобиля. Деньги нужны были уже завтра. «Скажи, что ты вышлешь эти деньги сейчас же факсом», ― подсказал я. Сергей «на автомате» повторил, и тут до него дошло, что это была идиотская шутка. То, что я тогда выслушал, воспроизвести на бумаге не возьмусь.

Сергей всегда невероятно элегантен. Он долгие годы жил в Англии, и мне не единожды доводилось наблюдать, что даже в компании английских лордов он выделялся своим внешним видом, ухоженностью и изысканностью. В качестве доказательства приведу один случай. Однажды Сергей приехал ко мне в Германию для подготовки к предстоящему концерту. Мы направились в мой маленький домик под Берлином ― деревенские покой и тишина располагают к занятиям. Именно в тот день, как назло, замусорилась фановая труба, ведущая от дома к выгребной яме (прошу прощения за такую тематику, но, как гово­рится, из песни слóва не выкинешь!). День был выходной ― аварийную службу в деревне не вызвать, нужно было самим выбираться из создавшегося положения. Существует старый проверенный способ ― им пользуются в подобных случаях и профессионалы: устройство из проволоки длиной примерно в десять метров нужно крутить, пока оно не пройдет через всю трубу и не устранит причину засорения. Благородно оберегая руки пианиста, крутить вызвался сам народный артист. При этом Лейферкус принялся за работу в той одежде, в которой приехал: светло-бежевая замшевая куртка, до блеска начищенные туфли, белый шарф и кремовые лайковые перчатки. Думаю, за всю историю человечества ни один ассенизатор не был так элегантен!

Время неумолимо, и когда-нибудь Лейферкус уйдет со сцены. Но я глубоко убежден, что это произойдет еще не скоро: Сергей находится в превосходной вокальной форме. Может быть, я не объективен, но мне кажется, что он и сегодня звучит точно так, как пятьдесят лет назад.

Когда мы познакомились, Сергей показал мне свою записную книжку, в которой на пять лет вперед были расписаны его выступления и гастроли. Этой книжке он да­же дал имя: «Оптимист». Я знаю, в этом го­ду Сергей купил очередного «Оптимиста», и тот уже практически полон.

Долгие тебе лета, Сергей Петрович!

Комментировать

Осталось 5000 символов
Личный кабинет