В минувшие годы количество публикаций эпистолярия из Serge Prokofiev Archive, находящегося в Колумбийском университете ¹, значительно выросло. Помимо единичных писем и локальных корпусов, совсем недавно была выпущена объемная переписка Сергея Прокофьева и Николая Малько, имеющая важное значение для биографий и творчества обоих музыкантов [4, 678–735].

Названная публикация содержит в целом 41 документ (1927–1934); представленная в рецензируемом материале переписка Прокофьева и Асафьева — 61 документ (1925–1935). Появление того и другого собраний продолжает актуальную тенденцию в отношении к источникам подобного рода. Академическая традиция отечественной науки — издавать в подавляющем большинстве лишь письма гениев, «главных фигур», уводя написанное их корреспондентами в тень (сокращая, помещая в сноски, примечания, приложения), к счастью, постепенно сменяется иной. В результате читатель получает возможность ознакомления с обоими участниками диалога. Не последнюю роль играет в этом размещение текстов в интернете, позволяющее не только существенно расширить аудиторию, но и снять ограничения по их объему.

Выход из печати представленной перепис­ки станет очередным заметным событием в сфе­ре освоения прокофьевского вербально­го наследия.

Весь сохранившийся эпистолярий двух музыкантов (как, впрочем, многое из архива Прокофьева) рассредоточен и находится в нескольких собраниях — российских и амери­канском. История обнаружения и обнародования материалов непроста; неизвестно даже, сколько всего писем, телеграмм, записок, открыток принадлежит корреспондентам (по предварительным подсчетам — около сотни только Прокофьеву) и сколько из написанного утрачено. Раньше всех одно свое письмо Асафьеву увековечил сам Прокофьев в дневниковой записи от 28 ап­реля (11 мая) 1918 года, вышло же оно лишь в 2002-м [3, 700–701]. Шестьдесят писем Про­кофьева, находящихся в РГАЛИ, в свое время опубликовала М. Г. Козлова [2]; затем они были изданы в переводе на английский язык [6, 87–139]. Некоторые единичные печатались и позднее ².

Готовящаяся публикация заполнит лаку­ны известного эпистолярия, прежде всего со стороны Асафьева, документы которого почти не издавались. Однако, если попы­таться представить весь описываемый корпус как единый текст, ощущение его цельности все равно не приходит. Это сложный, многослойный материал, в идеале требующий, конечно, отдельного издания целиком, с повторами уже знакомого, зато и без необходимости его вспоминания.

Особенного внимания заслуживает всту­пительная статья, корректная и тонкая. Ориентацию автора не только в архиве, но и в раз­нонаправленном существовании Прокофьева надо признать максимальной. Рассказ о переписке, собственно, есть повествование о жизни корреспондентов, и это отнюдь не та печальная повесть, в которую еще немно­го — и превратится их общение. Ощущение от этих писем — дыхание молодости: быстрые перемещения, путешествия, впечатления, острые mots, напор открывателей и громадье планов. Вмешательство наблюдателя здесь минимально, точечно, и это оправдывает некоторую фрагментарность изложения. Сама по себе она представляется органичной, но многоточий, на мой вкус, переизбыток. (Этот знак по умолчанию воспринимается как маркер сентиментальности, а ее Прокофьев не жаловал.)

Мягкий юмор, с которым Асафьев (говоря попросту, самовлюбленный графоман) аттестован как «писатель, склонный к рефлексии и умеющий очень талантливо ее выражать» (с. 116), отвечает стилю этого текста, где контрасты скорее сглажены. Столь же изящно намечена пресловутая «грань между десяти­летиями», и наступление мрачных 1930-х подано через воцарение на посту руководителя Ленинградской консерватории Алексея Маширова (которого называли «красным директором»). В публикуемой переписке здесь обрыв; чтобы его заполнить, надо снова обращаться к материалу Козловой, а там без неожиданностей: отголоски привычного асафьевского нытья нетрудно уловить в ответных письмах Прокофьева, по обыкновению бодрых и оптимистичных. И немало говорит об адресатах естественное противопоставление «Серёжи» — «Борису Владимировичу».

Напоследок немного о мелких «блохах».

Утверждение: «Небольшие работы, как и зна­комство с новыми сочинениями Про­кофьева, были подступами к объемному, главному труду этого времени — книге о композиторе <…>» (с. 115) — представляется натяжкой. Асафьеву принадлежат статьи разного объема и содержания, частично опубликованные по-немецки в венском журнале «Musik­blät­ter des Anbruch» (1925–1928) и по-рус­ски в «Красной газете» (1928–1929), и разброс тем там немалый.

Примерно то же с балетом «Пламя Парижа», который «был не только проявлением композиторского эго Асафьева, но средством самозащиты» (с. 116). В таком случае она началась не с приходом РАПМ, а еще до революции, и отражала не композиторское эго, а композиторский метод — компиляцию, вполне легитимную для балетной музыки в представлении «серьезного» мастера, каким себя считал Асафьев.

Единственное пересечение с публикацией М. Г. Козловой — намеренное и вполне обоснованное, — думается, откомментировано недостаточно. Речь идет о последнем в настоящей коллекции (под номером 61) письме Прокофьева от 9 февраля 1935 года (с. 151) ³. Как явствует из сноски 274, в рецензируемый текст включена расшифровка черновика, имеющего отличия от чистовика, который был ранее издан Козловой [2, 46]. Однако сами эти отличия публикатором не перечислены и не отмечены в тексте письма. Так, в черновике отсутствуют слова, далее выделенные курсивом: «Я писал Иохель­сону, чтобы он поговорил с Шапиро о моих делах (старая опера, новый балет)», — известные читателям с 1976 года. В свою очередь, в чистовике нет фразы «Крепко обнимаю тебя». Эти расхождения стоит оговорить.

Поздравляю автора и с нетерпением жду публикации!

Список источников

1. Кривицкая Е. Д. Прокофьевская коллекция Му­зея Большого театра. Письма П. П. Сувчин­ско­му, Б. В. Асафьеву и С. А. Самосуду // С. С. Про­кофьев: к 125-летию со дня рождения. Пись­ма, документы, статьи, воспоминания / ред.-сост. Е. С. Власова. М. : Композитор, 2016.
   C. 233–245.
2. Письма С. С. Прокофьева — Б. В. Асафьеву (1920–1944) / публ. М. Г. Козловой // Из прошлого советской музыкальной культуры / сост. и ред. Т. Н. Ливановой. Вып. 2. М. : Сов. композитор, 1976. С. 4–54.
3. Прокофьев С. С. Дневник. Ч. 1: 1907–1918. Pa­ris : Serge Prokofiev estate, 2002.
4. Савкина Н. П. «Виза получена и спальное место задержано». Сергей Прокофьев и Николай Малько в поисках абсолюта // Научный вестник Московской консерватории. 2022. Том 13. Выпуск 4. С. 678–735. https://doi.org/10.26176/mosconsv.2022.51.4.02.
5. Савкина Н. П. Родом из Петербургской консер­ватории // Проблемы музыкальной науки / Mu­sic Scholarship. 2022. № 1. С. 7–17. https://doi.org/10.17674/2782-3601.2022.1.007-017.
6. [Prokofiev S.] Letters to Boris Asafiev // Selected Letters of Sergei Prokofiev / trans., ed. and with an introd. by H. Robinson. Boston: Northeastern Univ. Press, 1998. P. 87–139.