В научном архиве выдающегося российского музыковеда Валерии Ценовой, безвременно покинувшей этот мир, сохранились разнообразные эпистолярные материалы. Всю жизнь самоотверженно занимаясь современной музыкой, она поддерживала профессиональные контакты со многими отечественными и зарубежными композиторами. По инициативе и при неусыпном попечении Ценовой вышли сборники «Музыка из бывшего СССР» [5; 6], ставшие своеобразной витриной еще не утраченной культурной общности начала 1990-х. Созданные авторитетными исследователями творческие порт­реты двадцати семи композиторов были затем опубликованы в Берлине на английском языке [18; 19; 20].

Для второго издания фундаментальной энциклопедии «Die Musik in Geschichte und Gegenwart. Allgemeine Enzyklopädie der Mu­sik» (1994–2008) Ценова написала статьи о В. Екимовском, Ф. Караеве, Ю. Каспарове, И. Кефалиди, С. Павленко, Д. Смирнове, В. Суслине, В. Тарнопольском и, конечно, о Э. Денисове. В кандидатской диссертации Ценовой [14] охвачен широкий круг оте­чест­венных авторов, тесное знакомство с которыми началось еще в пору подготовки дипломной работы. Тогда она провела и запи­сала беседы с В. Сильвестровым, В. Бар­каус­касом, А. Шнитке, А. Тертеряном, А. Николаевым, В. Лобановым, Э. Денисовым, С. Гу­байду­ли­ной, А. Леманом, Д. Смирновым, Е. Фир­со­вой, Э. Артемьевым, А. Эшпаем, Г. Дмит­рие­вым, Н. Корндорфом¹. Ее докторское исследо­вание, раскрывшее глубокие вре­мен­ны́е закономерности творчества С. Гу­бай­дулиной, не только опиралось на руко­писный архив композитора в Фонде Пауля Захера, но и поверялось в телефонных беседах с героиней этого вдохновенного научного тру­да². С учетом же выполненных под руковод­ством Ценовой работ ее учеников (разной научной зрелости — курсовых, дип­ломных, дис­­сертационных) объем инициированных ею текстов о современной музыке еще больше.

Валерия Ценова, 1984 год
Фото из личного архива Валерии Ценовой. Предоставлено Татьяной Кюрегян

Однако совершенно особое место в творческой жизни Ценовой занимала фигура Эдисона Васильевича Денисова. В годы консерваторского обучения Ценова осваивала в его классе чтение партитур и инструментовку³ и очень скоро вошла в ближний круг учеников, друзей, единомышленников. Едва ли не с первого курса она стала писать и выступать с докладами о музыке Денисова⁴ — и продол­жала делать это всю жизнь (Ценова была среди немногих соотечественников, кто сумел добраться до Парижа, где скончался Денисов, и проводить его в последний путь).

Со вниманием встречая каждое новое сочинение композитора, Ценова постепенно стала одним из лучших знатоков творчества Денисова, а после его ухода поддерживала научное горение в отечественном денисоведении вплоть до своей кончины. Помимо двух десятков статей⁵, составления и редактирования трех юбилейных сборников [7; 9; 10] и публикации записных книжек композитора [8], Ценова, вместе со своим научным наставником, стала (со)автором первой монографии о Денисове [12]. Вскоре после отечественного издания (1993) книга была опубликована на английском языке [21]⁶, а ее расширенная версия, охватившая уже весь жизненный путь мастера, вышла за ру­бежом в начале третьего тысячелетии [22]⁷.

Систематическая работа по подготовке монографии началась еще на последних кур­сах консерватории. Ценова добывала необходимые данные от самого Денисова, побудив его, среди прочего, к долгому и содержательному рассказу о жизни и творческом становлении, об отношении к своим работам и к новейшим композиторским тенденциям⁸. Поражает, как она, в те годы больше похожая на улыбчивую школьницу, чем на серьезного исследователя, упорно и целенаправленно налаживала разносторонние контакты, добиралась до нужной архивной документации, «выводила на свет» и систематизировала самим композитором подчас полузабытые сочинения, заполняя лакуны в его творческой биографии. Забавно читать, как мама Денисова, Антонина Ивановна Титова, к которой Ценова обратилась за сведениями из томской жизни сына, извинялась в письме, что не знает отчества Валерии⁹, — она, видимо, и представить себе не могла, сколь юной (на вид, по крайней мере) была ее адресат.

Естественно, что в контексте этой непрерывной и последовательной работы велась переписка и с самим Денисовым, когда он в летние месяцы 1984 года отбыл из Москвы. Июль и август Денисов провел в композиторском Доме творчества близ Сортавалы. Оттуда он и отвечает на вопросы Ценовой, педантично следуя их нумерации, надо полагать. Информационно весьма насыщен­ные, эти письма позволяют почувствовать энергичный и лапидарный стиль Денисова — точный, без лишних слов и этикетных смяг­чений. Заглядывая далеко вперед, отметим, что одно из последних парижских писем Денисова, написанное за две недели до смерти, тоже адресовалось Ценовой и тоже включало рассказ об исполняемых в разных странах и находящихся в работе (несмотря на плохое самочувствие композитора) сочинениях [11]. Но до той трагической поры еще 12 лет. Пока же он — уже известный в мире, не поспевающий за музыкальными заказами художник¹⁰, а она, студентка, только вступает в профессиональную жизнь, которая при­несет столько прекрасных плодов, но оборвется слишком рано.

Э. Денисов — В. Ценовой

Три письма из Карелии11

13.07.1984. Сортавала

Милая Лера, спасибо за письмо, которое я сегодня получил. Отвечаю на Ваши вопро­сы в первую очередь:

1) Я в то время очень увлекался фольк­лором (открыл его для себя), т. к. съездив в несколько экспедиций (Курск, Барнаул, Гор­ный Алтай), я услышал, что настоящий фольк­лор имеет мало общего с тем, что чаще всего выдают за него. В то же время я купил (у букиниста) старое и большое издание ска­зок Афанасьева, которыми зачитывал­ся¹². На одну из этих сказок я и написал оперу¹³. Других внешних толчков не было. Либретто я делал все сам. Кое-где даже писал стихи. Использовал много текстов из фольклор­ных записей. По-моему, ни одной цитаты в опере нет. Мне всегда была ближе всего фольк­лорная позиция Бартока (во время работы над оперой я не знал его музыки) — фольк­лор надо знать и любить, но не эксплуатировать и не портить «обработками». «Стилизаций» под фольклор тоже там нет — как писалось, так и писалось. В какой-то мере на меня там влияли Мусоргский и Стравинский. От Стравинского — некоторая лубочность. Партитура была сделана только I акта (но где она, не представляю — быть может, потерялась). Из другого сделано только арио­зо царевны и колыбельная. Два эти номера иг­рались с оркестром на концерте, но запись я тоже давно где-то затерял. Никаких копий оперы и симфонии нет (и не было) — это единственные экземпляры (у Вас).

2) «Сибирская земля» игралась 1 раз в БЗК¹⁴. Пел хор Юрлова, дирижировал Арвид Янсонс, бас пел Евгений Максименко. Думаю, что это было в 1961 году. Надо мне в Москве будет поискать для Вас программу.

Это сочинение ни в коей мере не было конъюнктурным — я родился в Сибири и до сих пор с ней глубоко связан. Твардовский мне в то время очень нравился. Там лучше всего часть «Две Оки» и кое-что в I части. По-моему, там тоже есть нота «ре», как стержень. Я тоже не помню. Надо было бы мне это сочинение пересмотреть и почистить. Но мне очень трудно возвращаться к старым работам.

3) Не помню, быть может в скерцо и есть цитаты (в Симфонии). «Симфония» не исполнялась¹⁵. На моем дипломе играли две части: медленную и финал. Запись есть в фонотеке Консерватории (если ее не размагнитили с 1956 года).

4) 1-й квартет был записан в фонд на Радио «бородинцами»¹⁶. Они его очень хорошо записали в свое время. Они же и потеряли рукопись (партитуру и голоса). Я попробую для Вас найти запись. В крайнем случае, она есть в Союзе Композиторов, кажется.

5) Не надо отыскивать всякие старые и плохие мои пьесы. Про эти «Вариации» (как и про многое другое) я давно забыл¹⁷.

6) Котляревскую звали Ольга Абрамовна. Она была, действительно, хорошим педагогом¹⁸. Захар Иванович Клементьев был тем человеком, который открыл мне всю красоту и бесконечность математики¹⁹. Из тех людей, с которыми я общался в Томске, он значил для меня больше всего. Единственные консультации по сочинению в Томске я получал у Евгения Николаевича Корчин­ского, ученика Римского-Корсакова (но не Ник[олая] Андр[еевича]), суховатого, но знающего теоретика, эвакуировавшегося в Томск из Ленинграда²⁰.

7) В консерватории я дружил только с Алешей Николаевым и Шуриком Пирумовым. С ними мы ездили и в Алтайские экспедиции²¹. Но в Алеше вскоре перевесили нехорошие гены его отца, он предал нас всех и стал делать карьеру. Шурик был очень талантлив, но невероятно ленив. Лучшее, что он написал — в первый год обучения в Консерватории (два квартета). Потом его окончательно сбил с пути и испортил Кабалевский (к сожалению, он попал в его класс).

8) Я не могу сказать, что мои студенческие работы «оказали влияние» на более позднее. Другое дело — они как-то связаны с ними. Я что-то искал, нащупывал и снова терял. Особенно много было лишнего (и чужого) в инструментальной музыке. В вокальной я раньше нашел себя (и когда я в класс к Шебалину принес «Флейту на реке»²², он мне сказал, что все мое будущее — как личности — в этом маленьком романсе; и он оказался прав). Меня в конце 50-х годов интуитивно тянуло к двенадцатитоновости, и она неожиданно проскальзывала то тут, то там (в финале 1-го квартета, во II части 2-го квартета, при переходе к последнему разделу флейтовой сонаты, где-то во II части Трио для кларнета, фагота и скрипки, ближе к концу).

Надо мне будет в Москве (раз уж Вы занялись тем, что я сам забыл) отыскать для Вас те сочинения, которые я когда-то послал на суд Шостаковичу. Они, как ни странно, все целы.

Я живу здесь вдвоем с Катькой²³. Погода хорошая, только я никуда не хожу, ибо надо хоть что-то успеть сделать. Я уже и так слишком много просьб не выполнил.

Я здесь дописал двухчастный Секстет (fl., ob., cl., v-no, v-la, vc.) для английского ансамбля «Capricorn». Они должны были играть премьеру 3.7. [3-го июля] в Лондоне, на фестивале, но я их обманул²⁴. Получилась какая-то помесь «Дианы» с «Камерной симфо­нией»²⁵. Но сочинение довольно трудное для исполнения (и технически, и ансамб­лево). Сейчас начал большой цикл (сопрано, чтец, два рояля, скрипка и виолончель) на сти­хи А. Введенского и прозу Д. Хармса. Сочи­нение будет большое, злое и неприятное²⁶.

Желаю Вам хорошо провести лето. Я думаю пробыть здесь до 28-го августа. Чувст­вую себя неплохо (но и не слишком хорошо). Пишите — я буду рад.

Искренне Ваш Э. Денисов

Р. S. Посылаю Вам вырезку из «Совет­ской России» (но язык там не мой, я так не гово­рю). Раздел о «Реквиеме» они весь опустили²⁷.

Э. Д.

***

25.07.1984. Сортавала

Милая Лера, сегодня получил Ваше (второе) письмо и сразу же отвечаю.

1) Я, по-моему, кончал с оперой и симфонией. Посмотрите по датам. Экзамен был в мае 1956 года. По-моему, в 47-ом классе я играл первую картину оперы госкомиссии, а в Большом зале исполнялись две части симфонии (медленная и финал)²⁸. Дирижировал М. Н. Териан, который скерцо дирижировать отказался, т. к. сказал, что он не умеет дирижировать смену размера. В фонотеке консерватории должна быть запись этих двух частей.

2) Я не помню, что я написал раньше — «Вариации» или «Музыку для духовых и литавр»²⁹. Надо дома в рукописях посмот­реть даты.

3) Мне Прокофьев нравился только, когда я был в Училище (особенно Ахматовский цикл и «Наваждение»³⁰). Я сам никакого влияния его на себя не слышу. Сейчас он для меня пуст, скучен и антипатичен ³¹. По-моему, никакого влияния его в двух детских сюитах нет (тем более в «Маленькой сюите»³²; там только Стравинский). Студентом я Бар­тока вообще не знал (нот не было, а мои учителя — Шебалин и Пейко — его за компо­зитора не считали³³). Начало моего интереса к Бартоку можно обнаружить по моим предисловиям к различным нотам Бартока и по дате моей статьи о струнных квартетах³⁴.

4) Я не думаю, что применение традиционной полифонии у меня было связано, как Вы пишете, «с учебными требованиями». Теперь тоже все студенты пишут фугато. Просто это инерция мышления и вполне по­нятный «академизм». А канонической имитации у меня и позже много (в «Реквиеме» и опере³⁵, например).

5) Я не знаю, жив ли 3. И. Клементьев. Думаю, да³⁶.

6) Я вообще не люблю никакую периодизацию. Но, если нужно, делайте, как хотите. Найти себя (в высказывании), Лера, ведь очень нелегко, и происходит это постепенно, с качаниями в разные стороны, с удача­ми и неудачами. Почему я называл «Солнце инков» — потому что, начиная с этого сочи­нения я отвечаю за все, что я написал³⁷. Что лучше, что хуже — это другое дело. Но я отвечаю за все написанное. А до этого у меня такое ощущение, что я еще не научился ходить — то иду, а то спотыкаюсь и падаю. И «шатало» меня в разные стороны — сравните «Песни Катулла»³⁸, 2-ой квартет³⁹ и «Сибирскую землю»⁴⁰. Они написаны поч­ти в один год, а сколько там случайного, неполучившегося или занесенного чужим ветром. В «Камерном концерте», написанном в 1963 г., есть желание сделать что-то хорошее, а реализации этого нет⁴¹. Все эти сочинения еще совсем «не мои». То же самое «Вариации» и «Музыка для 11 дух.[овых]», хотя эти два сочинения сделаны более уверенно и точно⁴². Так что, делите, как хотите. Мне это безразлично. Можете начать с «Вариаций», если Вам хочется.

7) Относительно «Сов.[етской] Рос­сии» —все справки у них⁴³. Я, в отличие от Вас, эту замечательную газету не выписываю.

Я сегодня дописал сочинение на Введенского и Хармса. Назвал я его «Голубая тет­радь». Оно длинное (10 частей) и Ивашкин назовет его еще одним «Реквиемом» ⁴⁴. И будет прав.

Я очень устал, ибо приехал сильно уставшим и слишком много работал. Погода здесь прекрасная, а озеро я вижу только из своего окна (хотя до него всего 10 метров от меня). Я так все запустил, [ч]то не знаю, когда распутаю. Надо здесь сделать еще сочинение для Kassel'я, не говоря уже о двойном концерте⁴⁵. Я так много работать и не умею, и не могу.

Всего Вам доброго. Пишите.

Ваш Э. Денисов

***

07.08.1984. Сортавала

Лера, я ничего странного в Вашей просьбе не увидел⁴⁶. Если Вам это нужно, пожалуйста, встречайтесь с кем хотите. Мама, действительно, многое помнит лучше, чем я. Только я не совсем понимаю, зачем Вам это нужно. Обо мне писать, вообще, ничего не стоит. Я этого не заслуживаю.

Мама у меня очень хорошая и добрая. Она собирается в сентябре приехать к нам в Москву. И Вы просто приедете ко мне со своим кассетником и запишите от нее то, что Вам интересно. Я о многом никогда маму не спрашивал, в частности о моих дедах и бабках. Я даже не знаю, как их звали. И это плохо.

В отличие от Вашей Москвы, здесь нет никаких дождей и температура ниже 25 опускаться не желает. Сегодня в Ладоге вода +22°. Слишком теплая. Абсолютно безоблачная погода уже третий месяц. Я весь июль упорно работал. Закончил Секстет (Fl, Ob, V-no, V-la, Vc)⁴⁷ в двух частях и, самое главное, — тот цикл, о котором я Вам писал. Называется он «Голубая тетрадь». И это — первое сочинение, в котором есть движение по сцене и перемены света (т. е. элементы теат­ральности). К этому циклу стягивается, по-моему, все то, что я делал в «Солнце инков», Брехте, Виане, «Плачах» и Мандельштаме⁴⁸. Я Вам покажу партитуру. Сейчас пишу двойной концерт (для Башмета и Кагана)⁴⁹, но устал и идет все очень медленно. Думаю, что не успею его здесь закончить. Тем более что он получается длинным.

В августе сюда приехало много хороших людей, и я впервые вылез из своей конуры и начал с кем-то общаться. Приехал Дима Смирнов с Леной, Саша Ивашкин и Шурик Кнайфель⁵⁰. Я им всем показал «Голубую тет­радь», и они уже теперь вместе думают, что дальше с ней делать. Если увидите Наташу Гутман и Олега — большой им от меня привет (и поздравьте с поступлением Славика)⁵¹. Я виноват перед Олегом, что до сих пор не сделал для него Паганини⁵²; постараюсь сделать это в сентябре. Мне важнее напи­сать для них двойной концерт (а он получа­ется трудным).

Жму Вашу руку. Привет маме и брату.

Ваш Э. Денисов.

Из личного архива Валерии Ценовой. Предоставлено Татьяной Кюрегян

***

Собирая материалы для будущей моно­гра­фии о Денисове, Ценова, повторим, обратилась за помощью к его маме, Антонине Ива­новне Титовой, которая продолжала жить в Томске. Помимо сведений о самом Денисове, Ценова надеялась получить нужные данные о его учителях, и прежде всего об университетском профессоре математики, о котором Денисов в то время ничего не знал. Антонина Ивановна откликнулась на ее просьбу и сообщила следующее: «Захар Иванович Клементьев работает в Университете по-прежнему и заведует кафедрой. Телефона у него нет. Я его просила коротко написать его воспоминания, что он сделает в ближайшее время, и Вы [их] получите»⁵³. Как и сообщал в своем летнем письме Денисов, осенью Антонина Ивановна приехала в Москву. При встрече с Ценовой она передала ей рукопись томского математика.

Сколь важен был этот человек для формирования личности молодого Денисова, композитор рассказал в не раз уже упоминавшемся повествовании 1984 года (запись и расшифровка Ценовой):

«Почти одновременно [с поступлением на фортепианное отделение Томского музыкального училища] я поступил в Томский университет на физико-математический факультет. У меня не было прямой тяги ни к физике, ни к математике. Тем более что в школе у меня по этим предметам больше тройки никогда не было. Но поскольку у отца была большая библиотека и мне всегда нравилось то, чем отец занимался, я решил, что мне надо заниматься этим же. И позанимавшись некоторое время в университете, я понял, что меня больше тянет к математике, а не к физике. Внешним толчком к этому (а может быть, не только внешним) явилось слушание лекции по математике Захара Ивановича Клементьева. Я считаю, что это — выдающийся человек. Он раньше был доцентом Ленинградского университета, а во время войны эвакуировался в Томск вместе с университетом. Потом университет вернулся в Ленинград, а он остался и до сих пор живет и работает в Томске. Он читал лекции поразительно интересно. И меня удивило то, что математик, читая лекции по самым абстрактным областям математики, вдруг останавливается и начинает цитировать Шекспира, все время говорит о поэзии, о красоте и о каких-то вопросах очень интересных, касающихся границ человеческого знания. И это кончилось тем, что я перешел на математическое отделение Томского университета и поступил к нему в класс. У него я кончил университет по специальности функциональный анализ. И я очень благодарен ему и считаю, что у этого человека я научился очень многому не только в жизни, но и в области искусства. Потому что беседы с ним на различные темы (а я тогда очень увлекался литературой) дали мне очень многое в жизни. Кроме того, он научил меня любить в математике не частное, а наиболее общие и пограничные области. И частично под его влиянием, а частично в силу своих внутренних интересов я все более и более тянулся к таким наиболее абстрактным областям математики, как математическая логика и топология» [17, 157–158].

Примечательно, что не только Денисов еще в молодые годы оказался способен оценить масштаб своего учителя (память о котором не померкла и три десятилетия спустя), но и старый профессор, впечатленный математической одаренностью ученика, видел в нем неординарную личность (о чем прямо говорит в своих воспоминаниях).

З. Клементьев — В. Ценовой

Эдисон Денисов в Томском университете54

Я познакомился с Эдисоном Васильеви­чем в первый год его студенчества. В период с 1945 г. по 1951 г. он был студентом фи­зико-ма­тематического факультета Томского Универ­­ситета и проявил исключи­тельные математические способности. В первый же год, с самого начала, Эдисон Васильевич (Эдик — как звали его студенты) заявил мне, что он намерен преимущественно зани­маться математическим анализом под моим руководством. На первых двух курсах я читал лекции по общему курсу математического анализа, и так как Эдисон Васильевич од­новременно в этот период был студентом музыкального училища, то он иногда отсут­ствовал на моих лекциях. По этому поводу я вызвал его на беседу и сказал, что буду стро­го требовать знания курса и что он рискует получить неудовлетворительную оценку. Эдик заверил меня, что все будет в порядке, что он следит за моими лекциями по кон­спектам товарищей и готовится по учебни­кам. И действительно, на экзаменах он отвечал всегда блестяще — через 10 минут подготовки он заявлял: «Я готов отвечать», и ответы были всегда точными и исчерпывающими.

На старших курсах я уже читал лекции по более возвышенным и сложным курсам математического анализа, таким, как теория функций действительного переменного, функ­циональный анализ и др., слушателем которых (уже аккуратным) был и Эдисон Васи­льевич. Меня восхищали ясность его мышления, легкость и непринужденность, с какой он усваивал весьма абстрактные матема­тиче­ские идеи и сложные математические теории.

В течение моей непрерывной семидесятилетней преподавательской работы по математике я имел дело со многими талантливыми, математически одаренными молодыми людьми, но способности Эдисона Васильевича мне казались исключительными. Таким же образом расценивали его способности и преподаватели других предметов. При распределении студентов на работу после окончания университета, Эдисон Васильевич был рекомендован в аспирантуру. Период для подготовки дипломной работы был свободен от обязательных лекций, и Эдисон Васильевич взял командировку в Москву, чтобы изучать литературу по дипломной теме и одновременно заниматься композиторской деятельностью в области музыки под руководством Д. Д. Шостаковича, который дал соответствующее согласие⁵⁵. Эдисон пробыл в Москве несколько месяцев и прибыл в Томск с опозданием. Я, как руководитель дипломной, был недоволен и выразил сомнение в том, что он сумеет за оставшийся короткий срок выполнить дипломную работу. Тем не менее я предложил в качестве дипломной работы непростую теоретическую задачу. Через неделю Эдисон Васильевич представил мне убедительную схему решения предложенной задачи, а через следующую неделю представил работу полностью со всеми доказательствами. Работа была представлена к защите и получила отличную оценку.

После окончания Томского Университета Эдисон Васильевич сказал мне, что он хотел бы в дальнейшем заниматься одновременно и математикой, и музыкой, и спросил мое мнение по этому поводу. Что я мог посоветовать? Я только сказал, что «трудно одновременно служить двум богам». Мы, однако, вспомнили Бородина, который был известным профессором химии и вместе с тем выдающимся музыкантом. В заключение мы условились, что Эдисон будет поступать в консерваторию и в аспирантуру по математике при Московском университете. С тех пор я не имел регулярных сведений об Эдисоне Васильевиче, знал только, что он поступил в Московскую консерваторию и имел отрывочные сведения о его музыкальной деятельности.

Эдисон Васильевич был разносторонним, образованным молодым человеком. В част­ности, он был хорошо знаком с художественной литературой, русской и зарубежной, по поводу которой мы имели с ним неоднократные беседы.

Эдисон Васильевич принимал участие в различных общественных студенческих мероприятиях и пользовался большим авторитетом в студенческой среде.

***

Заключительная фраза воспоминаний, где отмечаются общественная активность и авторитет Денисова, может показаться кому-то дежурной констатацией по образцу характеристик советских времен. Но в контексте всей жизни Денисова нет сомнений, что это было правдой: на всех этапах своего пути, за что бы он ни брался, Денисов прояв­лял недюжинную энергию и самоотдачу (вызывая уважение многих и косые взгляды неко­торых) — был ли это пост председателя СНТО⁵⁶ в студенческие консерваторские годы, руководство АСМ-2⁵⁷ в зрелые лета или борьба за депутатский мандат в бурные перестроечные времена. Деятельное участие в том, что он полагал важным, определялось самой природой личности Денисова.

И не менее справедливо отнести сказан­ное к Ценовой, которая была творчески инициативна во всем — начиная с руководства тем же СНТО, продолжая разносторонней деятельностью в Союзе композиторов и заканчивая новым жур­налом третьего тысячелетия «Трибуна совре­менной музыки», всецело ею поддержанным.

Так будем благодарны за то многое, что успела осуществить в своей недолгой жизни Валерия Ценова.

Литература

1. Валерия Ценова. Жизнь на взлете. Сб. статей / ред.-сост. Т. С. Кюрегян, М. В. Воинова. М. : Муз­издат, 2010. 251 с.
2. Денисов Э. Струнные квартеты Белы Бартока // Музыка и современность. Вып. 3 / [сост. Т. А. Лебедева]. М. : Музыка, 1965. С. 186–214.
3. Денисов Э. Сонатная форма в творчестве С. Прокофьева // С. С. Прокофьев. Статьи и исследования / составитель В. Блок. М. : Музыка, 1972. С. 165–184.
4. Корчинский Евгений Николаевич // Музыкальный энциклопедический словарь. М. : Советская энциклопедия, 1990. С. 273.
5. Музыка из бывшего СССР. Сб. статей / ред.-сост. В. Ценова. Вып. 1. М. : Композитор, 1994. 297 с.
6. Музыка из бывшего СССР. Сб. статей / ред.-сост. В. Ценова. Вып. 2. М. : Композитор, 1996. 335 с.
7. Музыка Эдисона Денисова. Материалы научной конференции к 65-летию со дня рождения композитора. Научные труды Московской консерватории. Сб. 11 / ред.-сост. В. Ценова. М. : Московская государственная консерватория, 1995. 140 с.
8. Неизвестный Денисов. Из Записных книжек (1980/81–1986, 1995) / публикация, составление, вступит. статья и комментарии В. Ценовой. М. : Композитор, 1997. 157 с.
9. Пространство Эдисона Денисова. Материалы научной конференции к 70-летию со дня рождения композитора. Научные труды Московской консерватории. Сб. 23 / ред.-сост. В. Ценова. М. : Московская государственная консерватория, 1999. 127 с.
10. Свет. Добро. Вечность. Памяти Эдисона Денисова. Статьи. Воспоминания. Материалы / ред.-сост. В. Ценова. М. : Московская государственная консерватория, 1999. 487 с.
11. Три письма Валерии Ценовой: Эдисон Денисов, Борис Тищенко, Анри Пуссёр / публикация, предисловие, комментарии, перевод с английского (письма А. Пуссёра) Т. Кюрегян // Музыкальная академия. 2017. № 3. С. 26–30.
12. Холопов Ю., Ценова В. Эдисон Денисов. М. : Ком­позитор, 1993. 312 с.
13. Холопов Ю. Ценова Валерия (характеристика) // Валерия Ценова. Жизнь на взлете. Сб. статей / ред.-сост. Т. С. Кюрегян, М. В. Воинова. М. : Муз­издат, 2010. С. 144–150.
14. Ценова В. С. Проблемы музыкальной композиции в творчестве московских композиторов 1980-х годов. Дисс. … кандидата искусствоведения: 17.00.02. М., 1989.
15. Ценова В. С. Числовые тайны музыки Софии Губайдулиной. М. : Московская гос. консерватория им. П. И. Чайковского, 2000. 200 с.
16. Ценова В. С. Шостакович и Денисов: история взаимоотношений в документах и фактах // Валерия Ценова. Жизнь на взлете. Сб. статей / ред.-сост. Т. С. Кюрегян, М. В. Воинова. М. : Музиздат, 2010. C. 46–61.
17. Эдисон Денисов о себе и своей музыке // Валерия Ценова. Жизнь на взлете. Сб. статей / ред.-сост. Т. С. Кюрегян, М. В. Воинова. М. : Музиздат, 2010. С. 156–182.
18. «Ex oriente...»: Ten Composers from the former USSR / ed. by Valeria Tsenova. Berlin: Ernst Verlag Kuhn, 2002 (Studia slavica musicologica : SSM : Texte u. Abh. zur slavischen Musik u. Mu­sik­geschichte sowie Erträge der Musikwiss. Osteuro­pas). VIII, 271 p.
19. «Ex oriente...» II. Nine Composers from the former USSR / еd. by Valeria Tsenova. Berlin : Verlag Ernst Kuhn, 2003. 245 p.
20. «Ex oriente…» III. Eight Composers from the former USSR / еd. by Valeria Tsenova. Berlin : Verlag Ernst Kuhn, 2003. 206 p.
21. Kholopov Yu., Tsenova V. Edison Denisov. Amster­dam : Harwood Academic Publishers, 1995. XIV, 235 p.
22. Kholopov Yu., Tsenova V. Edison Denisov—The Rus­sian Voice in European New Music. Berlin : Kuhn, 2002. X, 340 p.
23. Underground Music from the Former USSR / еd. by Valeria Tsenova. Amsterdam : Harwood Aca­demic Publishers, (с) 1997. VII, 265 p.
24. Zenowa W. Zahlenmystik in der Musik von Sofia Gubaidulina. Berlin : Verlag Ernst Kuhn, 2001. XI, 268 S.
25. Zenowa W. Schostakowitsch und Denisow: Die Ge­schichte ihrer Beziehung in Tatsachen und Do­ku­menten // Schostakowitsch und die Fol­gen: Russische Musik zwischen Anpassung und Protest: Ein internationales Symposium (= Scho­sta­ko­witsch Studien. Band 6). Berlin : Verlag Ernst Kuhn, 2003.