Я люблю тематические концерты. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы «смастерить» Liederabend из десяти песен Шуберта и десяти — Шумана (или, соответ­ственно, Чайковского и Рахманинова). С фантазией подобранная и выстроенная программа, «пре­лю­дированная» броским афишным названием, — залог интереса к концерту. Понимание этого пришло не сразу — потребовались годы труда и экспериментов. Сегодня я поставил себе целью рассказать прежде всего о программах, находящихся на стыке искусств — музыки и литературы, музыки и живописи, даже вокала и балета. Прекрасно осознаю, что такое количество примеров кому-то покажется бахвальством. Однако это кажущееся «много» раскинуто без малого на полстолетия. Начинал я с нуля и непрестанно размышлял, где таятся неизведанные края, неоткрытые земли, где она, моя незанятая ниша. Но на моей стороне были молодость и твердое желание наконец перестать быть самым низкооплачиваемым концертмейстером областной филармонии в Ленинграде.

А начиналось все так: уже в студенческие годы, придумывая программы своих концертов, я исходил из того, что музыка и слово неотделимы друг от друга, и пытался доказать это в своих выступлениях. Возможно, «виновата» в том моя ленинградская генетика. Все детство я прожил в огромной коммунальной квартире на Набережной реки Мойки, в доме под номером 16. Нелегкие условия жизни скрашивались соседством: справа — в доме № 12 — прожил свои последние годы и скончался А. С. Пушкин, а слева — в доме № 20 — был концертный зал Академической капеллы. Музыка, звучащая там, живопись Эрмитажа и пушкинское Слово стали тремя столпами моего художественного образования. Ок­но моей малюсенькой комнаты выходило на Зим­нюю канавку — туда, где утопилась Лиза из «Пиковой дамы». Невозможно было не по­лю­бить этот мир и не пронести чувство к не­­му через всю жизнь.

Ко времени переезда в Германию в 1979 го­ду мой репертуарный багаж уже был достаточно велик, но его сердцевину составляли, конечно, русские романсы. Хотя немецкую ориентацию тоже нельзя было не заметить. Так, моя первая (и последняя) долгоиграющая пластинка с великой Галиной Ковалё­вой (предмет необычайной гордости!) назы­валась «Гёте и Гейне в русской музыке». До начала семестра в Высшей школе музыки имени К. М. фон Вебера (Дрезден) оставались два совершенно свободных месяца, и я решил провести их с толком. За одиннадцать пфеннигов я купил школьную тетрадку в полосочку и засел в консерваторской библио­теке. Я перелопатил все романсы Шуберта, Шумана, Вольфа, Брамса, Р. Штрауса и других австрийских и немецких композиторов. Мои усилия были вознаграждены ― через два месяца я стал счастливым автором порядка пятидесяти тематических программ (изрядно обветшавшая тетрадочка жива и доныне, на протяжении долгих лет она «возвращала» мне накопленное, и даже сегодня не все «программные» идеи реализованы). Но в моем представлении вечера с такими программами были зачастую однобокими — я же стремился объединить Слово спетое с прочитанным, и выдающийся немецкий драматический актер, незабываемый Хлестаков в дрезденском «Ревизоре», поставленном Г. А. Товстоноговым, Фридрих Вильгельм Юнге стал моим главным партнером на этом пути. Кстати, и сам он, будучи популярным исполнителем литературных программ, тоже шел к такому симбиозу. Так в его концертах стали выступать самые замечательные певцы нашего дрезденского окружения: Райнер Гольдберг, Нелли Айлакова, Олаф Бэр, совсем молодой Рене Папе, которым акком­панировал я.

Вспоминается один концерт, принесший мне славу вольнодумца, близкого к диссидентским кругам. В размеренной cоциалистической атмосфере концертной жизни ГДР Фите (так зовут Юнге его друзья) устроил настоящий бунт. На собственные деньги (как приватное лицо!) он снял большой зал Государственного театра, напечатал программку, пригласил в партнеры Ханне-Лоре Кузе (блистательное сопрано, одна из немногих певиц республики, выступавших в Мет’е и Байройте) и меня. Ничего запрещенного Кузе не пела ― лишь «обиходные» песни Штрауса, Брамса и Вагнера, но они звучали в обрамлении стихов поэтов, не рекомендованных к публикации и чтению со сцены в ГДР. Концерт, несмотря на позднее начало (в 11 вечера), был распродан подчистую, и вся прогрессивная интеллигенция сочла своим долгом явиться на эту завуалированную демонстрацию. Все кончилось хорошо ― нас не арестовали и не упекли, так что после концерта я смог познакомиться с интересными людьми, в том числе с выдающимся режиссером Гарри Купфером, который еще долгие годы, встречаясь со мной, возвращался в разговорах к тому вечеру. Компакт-диск с записью нашего концерта ¹, вышедший вскоре, напоминает мне об этом выступлении (см. илл. 1).

Илл. 1. Обложка компакт-диска c записью концерта (частное издание, 1980)
Fig. 1. CD cover with concert recording (private edition, 1980)
Фото предоставлено Семёном Скигиным

Расскажу о двух других программах тех лет, сыгранных в ансамбле с Юнге. 15 песен вокального цикла Иоганнеса Брамса, написан­ного на стихи из «Прекрасной Маге­лоны» Людвига Тика,  принято исполнять в Германии вместе с чтением этой романтической сказки. После Второй мировой войны Земперовская опера, архитектурная жемчужина Дрездена, долгие годы стояла в руинах. Когда наконец руки дошли и ее восстановили, ожила и традиция проведения в ее стенах Liederаbend’ов. Первым прозвучал «Зимний путь» Шуберта в интерпретации Петера Шрайера и Святослава Рихтера. А честь исполнить второй концерт доверили моему бывшему студенту Олафу Бэру, быстро ставшему мировой звездой, и нам с Фридрихом Вильгельмом Юнге (удивительно, что мы сумели обскакать великого Тео Адама!) (См. илл. 2.) Концерт запомнился мне не только потому, что это была наша первая «Магелона». По незнанию мы допустили ошибку (заклинаю молодых коллег ее не повторять): концерт длился без антракта более двух часов (купюр текста мы не сделали), так что с последним аккордом несчастные слушатели в полном составе рванули из зала и выстроились в очереди перед туалетами! Век живи — век учись: с тех пор, исполняя «Магелону», прозаическую сказку Тика мы нещадно «кастрируем» и без антракта не обходимся!

Илл. 2. С. Скигин, О. Бэр, Ф. В. Юнге
(Земперовская опера, Дрезден, 7 сентября 1985 года)
Fig. 2. S. Skigin, O. Bär, F. W. Junge
(Semper Opera, Dresden, September 7, 1985)
Фото предоставлено Семёном Скигиным

Все то время я набирался опыта, и настал час проявить самостоятельность, показать, что и ты не лыком шит, и следующая программа, о которой я хотел бы рассказать, была придумана и предложена уже не Фите, а мной. На конкурсе Шумана (победа на котором предопределила мою «немецкую» судьбу) ² будущий коллега по Берлинской высшей школе музыки профессор Калига, размышляя об интерпретациях шумановского цикла «Любовь поэта», спросил, что я думаю об иронии в поэзии Гейне. Я чистосердечно признался, что не настолько в материале, чтобы позволить себе дискутировать об этом. Тогда я отговорился, но неприятный осадок незнания, некомпетентности остался. Поэтому в мои первые летние месяцы «библиотечного повышения квалификации» в Дрездене я обзавелся тонкой книжицей «Лирическое интермеццо» Гейне (из нее Шуман выбирал стихотворения для своей «Любви поэта») и в поисках легендарной иронии проштудировал все шестьдесят пять стихотворений плюс пролог. Мне пришла в голову идея: а почему бы не исполнить весь цикл подряд, «в порядке поступления» — так, как у Гейне? То есть актер читает стихи, обделенные вниманием Шумана (весьма возможно, из-за пресловутой иронии), а когда настает час любовной лирики ― звучат романсы, положенные на музыку.

Юнге пришел в восторг от идеи, мы про­хронометрировали «Интермеццо» — получились два отделения по 45 минут (плюс-ми­нус). Лучшего нельзя было и желать! Премьера состоялась через несколько меся­цев, и пел ее замечательный тенор Райнер Гольдберг. В дальнейшем я не единожды возвращался к этой программе. В последний раз она звучала в моем абонементе «Виртуозы вокала и слова» в Московском международном Доме музыки. Стихотворения Гейне дивно читал (по-русски, разумеется) Георгий Тараторкин, с которым мы были знакомы еще по нашей ленинградской молодости. Другой концерт, мой сценический «партнер-долгожитель» ― программа «Чайковский. Романсы и письма», впервые исполненная в Дрездене с Ольгой Бородиной и Юнге, в Москве прозвучала в ансамбле с Екатериной Семенчук и Аллой Демидовой.

Питер, мой родной город, я, конечно, тоже не объехал стороной: «Прекрасную Магелону» читала Алиса Фрейндлих, а парт­нерами по «Романсам и письмам Чайковского» были Сергей Лейферкус и Антонина Шуранова. Упомяну и еще одно исполнение литературно-музыкального Чайковского, состоявшееся 12 ноября 2023 года на сцене Большого театра в ансамбле с Игорем Головатенко и Светланой Крючковой. Как видите, интересные программы живучи!

Как я уже сказал, в своих программных фантазиях я добрался аж до балета! Во всем виноват атрибут моего детства в доме на Мой­ке — маленький телевизор «КВН-49». «Го­лу­бые огоньки», концерты, посвященные парт­съездам, первомаям и другим праздникам трудящихся, открыли для меня волшебный мир классического танца. Складывалось ощущение, что тебе знакомо каждое движение Майи Плисецкой в «Умирающем лебеде» или Екатерины Максимовой с Владимиром Васильевым в па-де-де из «Дон-Кихота» Минкуса. Эти артисты совершили чудо, сделав многомиллионное население страны (включая меня) заядлыми балетоманами. Любовь к искусству танца еще больше усилила служба в армии: я проходил ее в Ансамбле песни и пляски Ленинградского военного округа и целый год играл уроки и репетиции балета. И сегодня, разбуди меня среди ночи, я сыграю полный экзерсис. Еще одна маленькая балетная деталь моей военной службы: когда ансамбль уезжал на гастроли, дневальными в опустевшем здании оставались я и Борис Эйфман.

От моей любви к Терпсихоре в 1986 году родилась вокально-танцевальная композиция «Пять стихотворений Матильды Везендонк». Каждая нота цикла Вагнера дышит страстью, эротикой, неотделимыми от жеста, движения, порыва навстречу желанию. А это уже область классического балета! Я обратился к прекрасному танцовщику и хореографу Андрею Босову. Так как певица, по его замыслу, не должна была «приклеиться» к роя­лю, а, напротив, двигаться по сцене, Андрюша предложил камерно ограничиться лишь одной танцевальной парой: грезы любви ― не массовое действо!

Оговорив главное, на следующую репетицию мы уже пригласили наших будущих сценических партнерш: Босов танцевал в па­ре с коллегой из Кировского (исконное имя «Мариинка» театру вернули несколько лет спустя), замечательной балериной Ва­лен­­ти­ной Ганибаловой (см. илл. 3), а я разучил песни Ваг­нера с молодой Любовью Казарновской. Заключительные репетиции мы прове­ли на сцене Малого зала филармонии, где 31 декабря 1986 года и отпраздновали премьеру. Повторное выступление состоя­лось летом на фестивале в финском Кухмо. «Пять песен Матильды Везендонк» доставили тогда всем нам много радости.

Илл. 3. В. Ганибалова и А. Босов на премьере вокально-танцевальной композиции «Пять стихотворений Матильды Везендонк»,
31 декабря 1986 года. Кадр из любительского фильма
Fig. 3. V. Ganibalova and A. Bosov at the premiere of the vocal and dance composition “Five Poems by Mathilde Wesendonck,” December 31, 1986. A still from the amateur movie
Фото предоставлено Семёном Скигиным

А еще Frau Wesendonck познакомила меня с человеком, который олицетворяет в моих глазах балетное искусство — с великим Владимиром Васильевым (см. илл. 4). Уже будучи солистом театра, Андрей Босов учился в московском ГИТИС’е на балетмейстерском факультете, на курсе Екатерины Максимовой и Владимира Васильева. Однажды, приехав в Ленинград, Владимир Викторович пришел на нашу репетицию. Это были волшебные часы, когда педагог Васильев превратился в активного участника балетного действа, поставленного его учеником. Он танцевал, импровизировал... Его совершенное искусство, фантазия подарили нашей «Матильде» новые краски, новые образы. Мы, пианисты, всегда уделяем особое внимание рукам. Руки Васильева работали настолько точно, образно и вдохновенно, что мне подумалось: так, наверное, играл на скрипке Паганини. Жизнь приготовила мне еще немало встреч с гением танца. Все, что он делает ― ставит спектакли, снимает фильмы, пишет картины, ― отмечено знаком его огромного таланта.

Илл. 4. С. Скигин и В. Васильев, 21 февраля 2013 года
Fig. 4. S. Skigin and V. Vasiliev, February 21, 2013
Фото предоставлено Семёном Скигиным

Закончив на высокой ноте мое признание в любви к балету, хочу поведать еще об одной необычной программе, тоже родившейся в единении двух искусств ― на сей раз музыки и живописи. Скажу сразу: дожив до преклонных лет, я даже утюг не могу нарисовать, но живопись люблю очень (как иначе — окна на Эрмитаж!), и в кругу моих друзей всегда были художники. Был я дружен и с великим художником Анатолием Капла­ном ³, создавшим альбом литографий к вокаль­ному циклу Дмитрия Шостаковича «Из ев­рейской народной поэзии», счастливым обладателем которого я являюсь. Востор­женный почитатель Шостаковича и Каплана, я посвятил им компакт-диск «“Tradi­tion!!” Jevish songs from Russia» (1997), буклет к которо­му украшают литографии Анатолия Львовича.

Мне долго не давала покоя идея концерта-вернисажа, когда живописные полотна развешиваются в здании театра или концертного зала на один вечер. Но пятнадцати литографий Каплана «Из еврейской народной поэзии» для вернисажа как-то мало, а добавлять не относящиеся к теме работы художника не хотелось. В те годы мы с Сергеем Лейферкусом возили по всему миру программу из произведений Шостаковича. В первом отделении звучала Сюита на стихи Микеланджело, и мне грезилось, что я способен заразить своей любовью к этому заме­чательному произведению живописца, близкого мне по духу. Но кого? Однажды в одной из берлинских галерей на выставке современных немецких художников мне приглянулись работы Хорста Дитера Гайера. Я попросил хозяина галереи свести меня с ним, но нарвался на отказ: не желая потерять свои комиссионные, он предложил все переговоры вести через него. Он не учел лишь одного: сегодня за пять минут в интернете можно найти любые контакты. Оказалось, художник живет в Баварии, что было мне очень на руку — тем летом я играл в Байройте концерт. Там мы и познакомились. После концерта я подарил Гайеру компакт-диск с записью нашего цикла, а следующей весной в Staatsoper Berlin состоялся концерт из произведений Шостаковича, в программу которого были включены цикл «Из еврейской народной поэзии» и Сюита на стихи Микеланджело. В антракте публика имела возможность насладиться работами Каплана и Гайера. Я был счастлив.

За все в жизни нужно платить. Чтобы повторить этот концерт в Москве, мне пришлось изрядно раскошелиться. Сознаюсь, еще с советских времен я ужасно боюсь таможенников. Из страха перед ними я даже в мелочах не нарушаю таможенных законов. Но все равно столбенею под пристальным взглядом из-под козырька фуражки. Везти из Берлина оригиналы литографий ― даже подумать об этом было страшно (тысяча деклараций и заключений экспертов ― все это не для меня). Вот почему я заказал дорогущие лазерные копии, и москвичи в Доме музыки по достоинству оценили замечательное мастерство художников...

Тонкая, изысканная мастерица камерного пения черноволосая красавица Нелли Ли была словно рождена для программы «Музыкальная икебана» ⁴. Японское искусство составления композиций из цветов натолкнуло меня на мысль создать нечто схожее в музыке. Наша программа с Нелли состояла из четырех «букетов»: русского (Булахов, Рахманинов, Римский-Корсаков), французского (Дебюсси, Форе, Шоссон), немецко-­австрийского (Шуман, Шуберт и вокальный цикл Р. Штрауса «Mädchenblumen») и аргентинского (песни из вокального цикла «Цветы Аргентины» Карлоса Гуаставино). Специально для «Музыкальной икебаны» певица пошила концертное платье. Весь его подол украшал огромный, изысканный цветок. Вытканный в мягких, пастельных тонах, он словно светился и стал зрительным символом нашей программы. Я далек от мысли, что мне первому пришла в голову идея собрать песни о цветах, но дать программе такое поэтичное название и даже создать ее оптический образ ― с таким я раньше не встречался.

Для нашего сольного концерта с Сергеем Лейферкусом в миланском «Ла Скала» мы предложили программу «Посвящение Шаляпину». Конечно, и не пересчитать, сколько уже было спето концертов на эту тему, но наш имел свое лицо. Идея пришла в голову, когда, попав в музей театра, я на­ткнулся на замечательный портрет Фёдора Ивановича, доныне не забытого в Милане корифея этой сцены. Конечно, было нелегко уговорить дирекцию музея вынести на сцену это живописное полотно. Но «попрошайничество» того стоило! Когда мы вышли к пуб­лике, первый поклон был не в сторону зала, а лику великого русского баса. Программа имела большой успех (романсы из репертуа­ра Шаляпина как нельзя лучше подходили Серёже), и мы еще долго катали ее по миру. Маленький плакатик как прекрасное воспоминание о концерте висит в моем кабинете (см. илл. 5).

Илл. 5. Афиша концерта «Посвящение Фёдору Шаляпину»
Fig. 5. Poster for the concert “Dedication to Feodor Chaliapin”
Фото предоставлено Семёном Скигиным

Нечто подобное произошло и в Байройте в 2002 году на концерте, посвященном столетию со дня кончины вагнеровской музы Матильды Везендонк. Портрет «самой большой любви жизни» композитора, как он сам признавался, перекочевал со второго этажа музея вниз, в концертный зал виллы Ванфрид (Wahnfried), и публика сумела насладиться не только музыкой Вагнера, но и обликом очаровавшей его женщины.

Вещественные атрибуты действуют безотказно: на распродаже советского инвентаря в Кировском театре Лейферкус оставил немалую сумму денег. Для нашей программы из произведений Шостаковича он приобрел большущее бархатное красное знамя с вышитыми золотом лозунгами и гербом. Если бюджет устроителей позволял (хор нынче дорог!), то нами исполнялся «Антиформалистический раёк», и великий лицедей Лейферкус пел его, стоя за трибуной, украшенной красным стягом (см. илл. 6). Потрясающий эффект!

Илл. 6. «Декорация» к «Антиформалистическому райку»
(Konzerthaus, Вена, август 2002 года)
Fig. 6. “Scenery” at one of the performances of “Antiformalist Rayok” (Vienna, Konzerthaus, August 2002)
Фото предоставлено Семёном Скигиным

В последние годы, прошедшие под знаком совместных выступлений с Ольгой Пе­ре­тятько, я из библиотечного червя-поисковика превратился в сочинителя литературно-музыкальных композиций. О любви великого русского писателя Ивана Турге­не­ва к певице Полине Виардо написаны многочисленные книги, театральные пьесы. А пес­ни, вышедшие из-под пера этой высо­ко­ода­ренной женщины, нередко звучат в вокаль­ных программах. Но я придумал нечто принципиально отличное. Ольга предстает в этой программе не только как певица, но и как талантливая драматическая артист­ка. Романсы и песни, созданные Виардо, а так­же наиболее известные произведения из ее вокального репертуара обрамляются чтением фрагментов переписки певицы с Тургеневым. Естественно, с нами на сцену в роли писателя выходит третий исполнитель ― дра­матический актер (см. илл. 7).

Илл. 7. О. Перетятько, С. Скигин, А. Ивашкевич
(концертный зал «Эстония», Таллин)
Fig. 7. O. Peretyatko, S. Skigin, A. Ivashkevich
(Estonia Concert Hall, Tallinn)
Фото предоставлено Семёном Скигиным

Аналогичный принцип я использовал в программе, посвященной жизни Клары Шуман и ее любви к двум великим композиторам ― Роберту Шуману и Иоганнесу Брамсу. На сцене, словно в зеркале музыки, звучат, перемешиваются и порой конфликтуют страсти внутри любовного треугольника Клары, Роберта и Иоганнеса.

В центре третьей программы также стоит сильная, самостоятельная женщина ― Анна Магдалена Бах. Информации о ней практически не сохранилось, и, собирая крохи, мне пришлось изрядно поковыряться в архивах. Если попытаться определить жанр содеянного, то его можно назвать театральной пьесой с пением. Не мне оценивать художественные достоинства и недостатки этих трех композиций, но сама работа над ними доставила мне огромное удовольствие.

А закончить я хочу рассказом о рож­дении программы «Стихотворения из Зеленой папки», потребовавшей больше усилий и хлопот, чем какая-либо другая. Снова Байройт и снова Матильда Везендонк. Сегодня, в эпоху интернета любовь к книгам скорее скрывают, чем выставляют на всеобщее обозрение. Но я ужасно люблю порыться в развалах букинистов. В один из июльских фестивальных дней 2003 года в книжном антиквариате я нарыл томик «Рихард Ваг­нер ― Матильде Везендонк», напечатанный в 1906 году [3]. Прекрасное издание, украшенное замечательными литографиями, защищенными, как тогда было принято, тонкой папиросной бумагой (см. илл. 8).

Илл. 8. «Рихард Вагнер ― Матильде Везендонк» [3]
Fig. 8. “Richard Wagner to Mathilde Wesendonck” [3]
Фото предоставлено Семёном Скигиным

Придя домой, я с головой окунулся в летопись «первой и единственной любви» композитора. Но перепиской это назвать было нельзя: 330 страниц вагнеровского эпистолярного искусства (148 писем!) и лишь 14 писем Везендонк. Кроме прозаических строк Матильды в книге были опуб­лико­ваны и несколько неизвестных мне сти­хо­творений (ранее я наивно полагал, что Пять песен, положенных Вагнером на музыку, ― единственное, что сотворила Матильда). Если честно, переводить бумагу на такую поэзию ― плевок в лицо борцам за сохранение лесов на планете. Меня заинтриговала припис­ка к седьмому письму Матильды: «Положите эти стихи к другим в зеленую папку». Она навела меня на шальную мысль: а вдруг все-­таки найдется в ее творчестве что-нибудь более или менее удобоваримое, что могло бы вдохновить современного композитора написать еще один цикл на стихи Везендонк?

Сознаюсь, мной руководили корыстные соображения ― те, кто исполняет в концертах цикл Вагнера, знают, как трудно найти «соседей» для этих песен. Одним словом, на следующее утро я уже сидел в кабинете своего близкого друга — директора дома-­музея Вагнера, выдающегося музыковеда, доктора Свена Фридриха. Прежде всего я высказал удивление по поводу неравнозначного количества писем Вагнера и его музы. Оказывается, «редактором по допуску» была Козима Вагнер, которая дала доб­ро на пуб­ликацию лишь 14 писем Матильды, а все остальные (вместе с зеленой папкой) попросту сожгла. Могу себе представить ― пламя в камине бушевало подстать огню нена­висти жены к своей предшественнице...

Когда я спросил о стихотворной плодовитости Везендонк, Свен Фридрих неожиданно вышел из кабинета и вскоре вернулся с двумя (!) томиками ее стихов. Я поделился идеей о создании новых, современных «Песен Матильды Везендонк» и попросил помочь выбрать десяток наименее «уголовных» ее стихов. Свен подумал и попросил время до завтра, а на следующий день мы уже приступили к обсуждению, кто бы мог «побрататься» с Мастером на почве поэзии Матильды. Выбор пал на Зигфрида Маттуса. Во-первых, автор десятка ставящихся опер, «классик современной музыки», он сочинял непростую, но «человеческую» музыку, а во-вторых... был моим хорошим знакомым!

Сказано ― сделано: я тут же позвонил композитору и рассказал о своей идее. «Высылайте тексты», ― обнадежил он. Полученное через несколько дней согласие было связано с наличием спонсора, готово­го оплатить заказ («Композиторы тоже люди и должны кормить семью!»). Вступить со мной в кооперацию согласилась директор фестиваля современной музыки в Санта-Фе (США) Элеа­нор Айзенменгер. Найти солистку было легче: Октавиан Рихарда Штрауса в крупнейших оперных театрах Европы, байройтская Гут­руна в «Гибели богов», Ивон Видструк пела и в операх Маттуса, так что представлять их друг другу не пришлось. Да и мы с Ивон постоянно исполняли в концертах цикл Вагнера и записали его на диск. Все карты сошлись (см. илл. 9).

Илл. 9. З. Маттус, И. Видструк, С. Скигин. 24 августа 2004 года
Fig. 9. S. Matthus, Y. Wiedstruck, S. Skigin. August 24, 2004
Фото предоставлено Семёном Скигиным

Прошел год, и в переполненный зал «Рококо» фортепианной мануфактуры «Stein­graeber & Söhne» в Байройте вошли трое исполнителей: певица, аккомпаниатор и... композитор. Мне удалось уговорить Маттуса прочесть между песнями свежеиспеченного цикла «Десять стихотворений из зеленой папки» фрагменты переписки Вагнера и его возлюбленной. Таким образом, мне посчастливилось довести задуманное до конца, хоть далось это нелегко.

Работа над составлением программы необычного, нетрадиционного концерта, конечно, отнимает много времени, но это с лихвой окупается: публика охотно клюет на такую приманку, и, говоря языком эконо­мистов, инвестиции приносят хорошую прибыль. При этом эксклюзивная программа ― не торт, который готовят целую вечность, быстро съедают и забывают. Удавшийся концерт не единожды повторяют, тиражируют. Одним словом, мои молодые коллеги, включайте фантазию на полные обороты, открывайте нотный шкаф, берите карандаш и бу­магу ― и вперед!

Список источников

1. Скигин С. Б. Азиатская Джоконда. К 80-летию со дня рождения певицы Нелли Ли // Музыкаль­ная жизнь. URL: https://muzlifemagazine.ru/azi­atskaya-dzhokonda/ (дата обращения: 15.01.2024).
2. Скигин С. Б. На стыке искусств: музыка и жи­вопись. К 120-летию со дня рождения Анатолия Каплана // Музыкальная жизнь. URL: https://muzlifemagazine.ru/na-styke-iskusstv-muzyka-i-zhivopis/ (дата обращения: 15.01.2024).
3. Richard Wagner an Mathilde Wesendonk / heraus­gegeben von W. Golther. Berlin : Verlag von A. Dun­cker, 1906. 366 S.