«Я всегда ищу и нахожу Новое…» — так оза­главлен новый том переписки Марии Вениа­миновны Юдиной [14]. К 2013 году были изданы семь томов [7–13], и вот теперь вышел в свет восьмой, в котором представлены ранее неизвестные письма Юдиной. Столь богатое эпистолярное наследие выдающегося музыканта-исполнителя XX века — случай уникальный в истории жанра, практически не имеющий аналогов.

Идея издания неизвестных писем Юдиной и ее адресатов возникла в 2019 году, когда в Московской консерватории отмечалось 120-летие со дня рождения великой пианистки. Среди участников конференции были зарубежные гости — Элизабет Уилсон, автор монографии о Юдиной [16]; французский пианист и публикатор Жан-Пьер Колло, осуществивший женевское издание переписки Марии Юдиной и Петра Сувчинского в переводах на французский язык [15]. Организаторы конференции и выставки, посвященных деятельности Юдиной, — проректор по научной работе Московской консерватории, автор ряда исследований по исполнительскому искусству Юдиной Константин Зенкин, ученица Юдиной и специалист по ее биографии и наследию Марина Дроздова и выдающийся пианист Алексей Любимов — сделали все воз­можное для подготовки и издания нового то­ма эпистолярного наследия. Неоценимую по­мощь в работе над книгой оказали Элиза­бет Уилсон и Жан-Пьер Колло. Пожалуй, впервые в ис­тории публикаций эпистолярия Юди­ной книга явилась интернациональным изданием.

Как пишет А. Любимов, «имя Юдиной и идея книги открывали дорогу во все до тех пор сокрытые места: ее письма были обнаружены не только в архивах РГАЛИ, но и в Стэн­фордском университете в США, в Риге, в Санкт-Петербурге, в Тарту <…> Я с головой ушел в исследования архивов, фонотек и их каталогов, в переписку с разными людьми в разных странах; меня захватывал азарт охот­ника за сокровищами, и я испытывал некий трепет, когда в читальный зал приносили папки с письмами. Эти письма, иногда в количестве нескольких десятков, вместе с корреспондирующими посланиями образовывали большие блоки, порою открывая целые главы в биографии пианистки и подтверждая масштаб ее деятельности и духовных устремлений» [4, 451–452]. Изыскательский, поистине тита­ни­ческий труд Любимова сложно переоце­нить. Полный, пожалуй, исчерпывающий список репертуара и грамзаписей Юдиной, составление прилагаемого к книге CD с редкими, неизвестными даже меломанам архивными записями (некоторые из них сопровождаются пояснениями, озвученными голосом самой Марии Вениаминовны) — это заслуга именно Алексея Любимова. Безусловно, приложения к основным текстам книги, подробный тезаурус, равно как и комментарии к письмам, составленные Мариной Дроздовой, заметно повышают научный уровень нового издания.

«Теперь, когда результаты наших поисков собраны в книгу, — замечает А. Любимов, — мы надеемся, что читатель, знакомый с предыдущими публикациями, получит возможность значительно расширить свои представления о яркой, самобытной, грандиозной личности, какой была Мария Вениаминовна Юдина» [4, 453].

Книга писем, никогда прежде не публиковавшихся, — это и автопортрет Юдиной, и панорама ее взаимоотношений с адреса­та­ми, среди которых композиторы Сергей Про­кофьев, Игорь Стравинский, Карлхайнц Штокхаузен, Пьер Булез, Андре Жоливе, Ва­лериан Богданов-Березовский, а также пред­ставители других сфер творчества: Геннадий Рождественский, Юрий Завадский, Дмит­рий Митрохин, Юрий Лотман. Как известно, работы Лотмана оказали огромное влияние на становление концепции творчества Юдиной — она увидела для себя новую возможность осуществления того музыкально-духовного синтеза, к которому всегда стремилась.

Но главным блоком в эпистолярии стала переписка с Петром Сувчинским. Не только потому, что в новом издании эта корреспон­денция составляет треть всех писем, но преж­де всего потому, что именно в этой пере­писке раскрываются основные мотивы интереса Юдиной к новой музыке и проницательные суждения виднейшего представителя русской эмиграции о современном музыкальном искусстве. Благодаря Сувчинскому Юдина стала в СССР едва ли не единственной обладатель­ницей партитур и нот фортепианных сочи­нений композиторов авангарда конца 1950–1960-х годов — Пьера Булеза, Карлхайнца Штокхаузена, Яниса Ксенакиса, Луиджи Ноно, а также Оливье Мессиана, Игоря Стравинского, чью сольную и ансамблевую музыку Юдина часто исполняла в своих клавир­абендах. Поистине, ранние 1960-е — годы открытия новой музыки и эпистолярного общения с ее авторами — стали временем самых важных событий и свершений в творческой жизни Юдиной.

«Я не ищу людей… мне судьба почему-то дарит их, может быть, в вознаграждение не раз сломавшейся личной судьбы», — писала Мария Вениаминовна Борису Пастернаку в 1947 году (цит. по [1, 5]). Действительно, перед нами предстает почти весь жизненный путь Юдиной с 1918 по 1970 год — путь сложный, неоднозначный, порой трагический; ее судьба так или иначе отражает коллизии эпохи. Вместе с тем, благодаря своеобразию и глубине идей, яркости и оригинальности эпистолярного стиля, изобилующего емкими метафорами, экспрессивной пунктуацией, письма Юдиной воспринимаются как «словесный эквивалент ее исполнительского искусства, которое по си­ле выразительности часто сравнивали с “человеческой речью”, со страстной “звуковой проповедью”» (М. Дроздова [1, 5‒6]). По словам А. Любимова, «“творение писем от всей души”, рассказы от первого лица и диалоги с живыми людьми являются столь же полноценными свидетельствами моментов творческой жизни, как и концерты: Мария Вениами­новна в письмах открывается собеседнику до предела» [4, 451].

Мария Юдина. Не ранее 1919 года. Фото опубликовано в книге впервые
Maria Yudina. Not earlier than 1919. Photo published in the book for the first time
Фото: [14]

Помимо обширного корпуса писем (более 400 страниц) в книгу включены статьи Ж.-П. Калло, Э. Уилсон, К. В. Зенкина, имею­щие самостоятельную научную ценность. Особый интерес вызывают суждения авторов об исполнительском искусстве Юдиной.

Так, Ж.-П. Калло делится своими воспоминаниями об исполнении Юдиной Сонаты B-dur Шуберта. «Тогда [в начале 1980-х. — В. Ч.] я впервые был по-настоящему поражен и вместе с тем понял очевидное: исполнение может обладать массой, плотностью, сталкиваться с окружающим его миром и преображать его. Удивительный факт я отметил в тот день: после бесконечности pianissimo в начале первой части приглушенный звук превращался спустя несколько секунд в невероятный, ошеломляющий взрыв fortissimo: возникало такое чувство, словно вгрызаешься в плотное и питательное вещество, сталкиваешься с неким знанием — духовным, органическим и живым. Позднее я был еще не раз поражен: например, головокружительной, философской высотой первого такта Фантазии Бетховена для фортепиано, хора и оркестра или удивительной непосредственностью Гольдберг-вариаций — они охватывают ярким, ослепляющим, бескомпромиссным светом: это открытие мгновенно тебя прошибает насквозь» [3, 454].

Из статьи Э. Уилсон мы узнаём множество интереснейших, ранее не известных фактов из истории творческого общения Юдиной и Прокофьева ― в частности, об исполнении Второго концерта для фортепиано с оркестром в Москве под управлением композитора в 1938 году. Уилсон приводит слова Якова Зака об исключительно драматической интерпретации Юдиной концерта как сугубо личного, отходящего от строгих исполнительских указаний Прокофьева точно следовать его ремаркам: «Это была властная музыка, пронизанная непреклонным ритмом, непоколебимой дисциплиной чувств и в то же время смятенностью духа» [5, 462].

Пасхальные послания Марии Юдиной Марианне и Петру Сувчинским
Easter greetings from Maria Yudina to Marianna and Pyotr Suvchinsky
Фото: [14, 244, 298]

Чрезвычайно интересны суждения К. Зенкина об исполнительском искусстве Юдиной и пианизме Стравинского. Сравнивая их исполнительские манеры, К. Зенкин выходит на более широкий уровень обобщения. «Немало общего было в музыкальных пристрастиях Юдиной и Стравинского: при любви к порядку, четкости, скульптурности мысли оба предпочитали музыку старинную и лучшее из современности. И оба не любили открытого выражения эмоций в духе Шопена, Листа, Рахманинова — выражения “стихийного” и, тем более — связанного с любовным томлением и экстазом» [2, 472]. Сопоставляя авторские исполнения форте­пианных произведений и интерпретации Юдиной, К. Зенкин приходит к выводу: «Пожалуй, из пианистов-современников лишь Юдиной удалось встать, как минимум, вровень с автором — при том, что она, как всегда, играет не просто “по-своему”, совсем не как автор, но и открывает в исполняемой музыке существенные новые грани, никем до нее не замеченные» [2, 476]. Известно, однако, что Стравинский не приветствовал никаких вольностей при исполнении его музыки. Его собственному исполнительскому стилю присущ ограниченный диапазон динамических оттенков, агогических нюансов, как и других выразительных средств, о чем пишет К. Зенкин [2, 477]. «Противопоставляя свою музыку романтической традиции, Стравинский делает это, почти доводя указанную тенденцию до логического конца. В его исполнении… сильно подчеркнута вся “материя”, “механика” фортепианного звукоизвлечения, в котором присущая инструменту ударность и “невокальность” отнюдь не камуфлируются, а становятся важнейшим “условием игры” и ее исходной позицией» [2, 477]. Иное у Юдиной. Как считает автор статьи, «прибегая к более широкому диапазону динамических оттенков и вариантов туше, Юдина не просто делает музыку Стравинского более “разнообразной”, но через это разнообразие невольно подчеркивает ее связь с традицией в ее различных проявлениях» [2, 477]. К. Зенкин ассоциирует юдинскую интерпретацию медленной части Сонаты с баховскими lamento, а патетику Серенады in A ― с бетховенской или брамсовской. Именно так, по мнению К. Зенкина, Стравинский в исполнении Юдиной «прочно встраивается в традицию, обнаруживая “интеринтонационные” (по аналогии с интертекстуальными) связи (а не только нотно-текстовые) со множеством композиторов прошлого» [2, 477]. Надо согласиться с К. Зенкиным и тогда, когда он подчеркивает, что «Юдина разнообразием своего фортепианного интонирования открывает все множество исторических, смысловых, духовных связей, заложенных в музыке Стравинского» [2, 479]. К. Зенкин задает читателю вопрос:

«Какой же Стравинский “настоящий” — автор­ский или юдинский?» Вроде бы нонсенс, па­радокс, но ответ К. Зенкина ясен: «Настоящий композитор и настоящая музыка — те, которые живут и меняются с ходом истории, отражая собой “цвет времени”, места и всю традицию в целом, которые способны наращивать смысловой потенциал, сохраняя при этом свою смысловую энергию. Важнейший аспект такого наращивания — излучение творчества Мастера в будущее» [2, 479].

Таким же даром излучения в будущее обладало и мастерство Марии Юдиной, о чем писал в 1972 году К. Штокхаузен: «Будущее покажет, что такие личности, как Мария Юдина,  — это артисты в первозданном смысле; они являются антеннами человеческого общества, улавливающими на далекое расстояние, и в то же время сами обладают сильным влиянием на современность, но прежде всего — именно на Будущее» [6, 525]. Казалось бы, провиденциальные слова. Однако с тех пор прошло пятьдесят лет. «Золотой век» пиа­нистического искусства в лице столь разных Гленна Гульда, Владимира Горовица, Артура Бенедетти Микеланджели, Святосла­ва Рихтера, Эмиля Гилельса, Марии Юдиной ушел в прошлое. Будущее, на которое возлагал надежды Штокхаузен, стало нашим на­стоящим, нашей современностью. И что же?

Вслушаемся в слова Ж.-П. Колло: «В на­ши дни “исполнительское искусство” превратилось в целую индустрию, ассоциирующуюся скорее с маркетингом, чем с глубокой деятельностью духа. Во Франции эта тенденция особенно заметна» [3, 454]. Но только ли во Франции? В современной России мы наблюдаем аналогичную картину, когда маркетинг, по сути, вытеснил «глубокую деятельность духа». Много ли пианистов новейшей генерации, которые стремились бы к завещанному Юдиной высокому стойкому духу в своих интерпретациях, причем не только современной музыки, но и произведений классического репертуара? Вместе с тем удивительный факт: для большинства молодых пианистов искусство Юдиной остается тайной за семью печатями; тем более выход в свет блистательной книги «“Я всегда ищу и нахожу Новое…” Неизвестная переписка Марии Юдиной» представляется своевременным и чрезвычайно актуальным.

Список источников

1. Дроздова М. А. «Невычитаемое». Мария Юдина: исповедь в письмах // «Я всегда ищу и нахожу Новое…» Неизвестная переписка Марии Юдиной / сост. К. В. Зенкин, А. Б. Любимов, М. А. Дроздова. М.—СПб. : Нестор-история, 2022. С. 5–12.
2. Зенкин К. В. Мария Юдина в общении с Игорем Стравинским / «Я всегда ищу и нахожу Новое…» Неизвестная переписка Марии Юдиной / сост. К. В. Зенкин, А. Б. Любимов, М. А. Дроздова. М.—СПб. : Нестор-история, 2022. С. 466–479.
3. Калло Ж.-П. Парижские находки // «Я всегда ищу и нахожу Новое…» Неизвестная переписка Марии Юдиной / сост. К. В. Зенкин, А. Б. Любимов, М. А. Дроздова. М.—СПб. : Нестор-история, 2022. С. 454–456.
4. Любимов А. Б. Паломничество к Юдиной // «Я всегда ищу и нахожу Новое…» Неизвестная переписка Марии Юдиной / сост. К. В. Зенкин, А. Б. Любимов, М. А. Дроздова. М.—СПб. : Нестор-история, 2022. С. 448–453.
5. Уилсон Э. Юдина — исполнительница сочинений Прокофьева // «Я всегда ищу и нахожу Новое…» Неизвестная переписка Марии Юдиной / сост. К. В. Зенкин, А. Б. Любимов, М. А. Дроздова. М.— СПб. : Нестор-история, 2022. С. 457–465.
6. Штокхаузен К. Hommage Марии Юдиной // Юди­на М. В. Пред лицом Вечности. Переписка, 1967–1970 гг. / [сост., подгот. текста, примеч. А. М. Кузнецов]. М.—СПб. : Центр гуманитарных инициатив, 2013. С. 524–525.
7. Юдина М. В. В искусстве радостно быть вместе. Переписка, 1959–1961 гг. / [вступ. ст., сост., подгот. текста, примеч., прил., указ. А. М. Кузнецов]. М. : РОССПЭН, 2009. 814 с.
8. Юдина М. В. Высокий стойкий дух. Переписка, 1918–1945 гг. / [вступ. ст., сост., подгот. текста, примеч., прил., указ. А. М. Кузнецов]. М. : РОСС­ПЭН, 2006. 654 с.
9. Юдина М. В. Дух дышит, где хочет. Переписка, 1962–1963 гг. / [вступ. ст., сост., подгот. текста, примеч., прил., указ. А. М. Кузнецов]. М. : РОСС­ПЭН, 2010. 854 с.
10. Юдина М. В. Жизнь полна Смысла. Переписка, 1956–1959 гг. / [сост. А. М. Кузнецов]. М. : РОСС­ПЭН, 2008. 598 с.
11. Юдина М. В. Нереальность зла. Переписка, 1964–1966 гг. / [сост. А. М. Кузнецов]. М. : РОСС­ПЭН, 2010. 675 с.
12. Юдина М. В. Обреченная абстракции, символике и бесплотности музыки. Переписка, 1946–1955 гг. / [сост. А. М. Кузнецов]. М. : РОССПЭН, 2008. 590 с.
13. Юдина М. В. Пред лицом Вечности. Переписка, 1967–1970 гг. / [сост., подгот. текста, примеч. А. М. Кузнецов]. М.—СПб. : Центр гуманитарных инициатив, 2013. 591 с.
14. «Я всегда ищу и нахожу Новое…» Неизвестная переписка Марии Юдиной / сост. К. В. Зенкин, А. Б. Любимов, М. А. Дроздова. М.—СПб. : Нестор-история, 2022. 544 с.
15. Maria Youdina [,] Pierre Souvtchinsky. Correspon­dance et documents (1959–1970) / édité et traduit du russe et de l’allemand par Jean-Pierre Collot. Genève : Contrechamps éditions, 2020. 806 p.
16. Wilson E. Playing with Fire: The Story of Maria Yudina, Pianist in Stalin’s Russia. New Haven, CT & London : Yale University Press, 2022. 352 p. DOI:10.2307/j.ctv28bqm1q