В статье мы хотели бы коснуться истории несостоявшегося контракта выдающегося пианиста Василия Львовича Сапельникова с Императорским Русским музыкальным обществом (ИРМО) в 1903 году. Этот инцидент уже получил научное освещение в ряде пуб­ликаций, в основном в комментариях к изданию документов. Наша задача — дополнить имеющиеся сведения за счет новых архивных материалов из Российского национального музея музыки.

Эта история интересна не сама по себе, а в контексте концертной жизни русских столиц начала XX века, в которой начиная с 1890-х годов произошли существенные изменения к лучшему: значительно расширилось концертное пространство, обогатилась афиша — у публики появился выбор между музыкальными событиями. Интенсифицировался и артистический обмен между Россией и Западом. Музыкальная жизнь Москвы Серебряного века находилась на подъеме и по некоторым параметрам даже опере­жала петербургскую. Появились превосходные Малый и Большой залы консерватории, сформировалась традиция музыкальной кри­тики, качественно вырос уровень концер­тов за счет прекрасной работы консерватории, выпускавшей профессиональных музыкантов и подготовленных слушателей. Не в последнюю очередь такое «ускорение» было обусловлено конкуренцией Московского от­деления Императорского Русского музыкаль­ного общества (МО ИРМО) с другой ведущей филармонической организа­цией города — Московским филармоническим обществом (МФО). Эта конкуренция имела место с первых лет существования МФО (которое выросло из Общества лю­бителей музыкального и театрального искусств) и во многом объяс­нялась личной неприязнью двух лидеров: Н. Г. Рубинштейна и П. А. Шостаковского. Соперничество продолжилось — и даже немного обострилось — и после их смерти.

Во главе МФО в 1901 году, незадолго до инцидента с Сапельниковым, встал инициа­тивный, энергичный, влиятельный А. И. Зилоти, резко поднявший уровень концертов. Художественным руководителем МО ИРМО в это время являлся В. И. Сафонов, у которого, как известно, отношения с Зилоти складывались непросто, что усугубило противо­стояние между ИРМО и МФО. Дирекция Московского отделения ревностно относилась к артистам, зарекомендовавшим себя в концертах ИРМО, и не желала, чтобы МФО их «перехватывало». Фактически это означало, что музыканты не могли участвовать одновременно в московских концертах двух обществ. Кстати сказать, такое положение сохранялось и после описываемых в статье событий, несмотря на то что лидеры двух соперничающих лагерей вскоре оставили свои посты. Из-за конфликта с руководством МФО Зилоти в 1903 году отказывается от постоянного дирижирования концертами этого общества и учреждает в Петербурге организацию под названием «Концерты Зилоти». Вскоре (в 1905-м) покидает пост художественного руководителя Московского отделения ИРМО и Сафонов. Но огонь конкуренции не угас. Многие артисты, выступавшие в «Концертах Зилоти» в Петербурге, по его рекомендации играли и в концертах МФО в Москве. У большинства из них существовали с Зилоти не только творческие, но и личные дружеские отношения, которые завязывались во время европейских артистических турне Александра Ильича, так что они с удовольствием соглашались на его предложения. У представителей Дирекции Московского отделения ИРМО непосредственные контакты в артистическом мире были не столь тесными, особенно после отъезда за границу Сафонова. Поэтому они пристально следили за тем, чтобы музыканты, выступавшие «у Зилоти» (в какой бы организации это ни происходило), в симфонических и камерных собраниях ИРМО не играли, и наоборот. Показателен в этом отношении пример знаменитого испанского виолончелиста Пабло Казальса, именно по этой причине не участвовавшего в концертах ИРМО в Петербурге в 1910 году (подробнее см. [9]).

Для профессоров Московской консерватории (находившейся под эгидой Московского отделения ИРМО) указанный выше запрет был еще и законодательно оформлен. Известно, что в типовых контрактах, которые подписывали преподаватели и сотрудники консерватории, был пункт о невозможности участвовать в концертах где-либо помимо РМО. Приведу этот пункт по контракту П. А. Шо­стаковского, ушедшего из консерватории в 1878 году как раз из-за наличия данного положения (хотя, скорее всего, это было не единственной причиной — подробнее см. [10, 205–208]):

«7) Я, Шостаковский не могу принимать участие ни в каких концертах вне Императорского Русского музыкального Общества без согласия на то Совета Консерватории и Дирекции Московского Отделения Русского Музыкального Общества»1.

В первые два десятилетия существования консерватории такое ограничение можно было отчасти оправдать заботой о репутации консерватории. С одной стороны, ее преподавателям «не подобало» участвовать в концертах ненадлежащего художественного уровня; с другой — прохождение через Совет консерватории и Дирекцию Московского отделения было своего рода экзаменом для самого выступающего на его собственный художественный уровень. Именно так, по крайней мере, Дирекция и Совет консерватории объясняли необходимость существования этого своеобразного «пережитка крепостного права» в публичной полемике в печати в 1867 году по случаю громкого ухода из консерватории пианиста Иосифа (Юзефа) Венявского2.

Для музыкантов, не работавших в Московской консерватории, формального ограничения на участие в музыкальных собраниях МФО не существовало, но в артистическом мире были хорошо осведомлены о соперничестве двух московских филармонических организаций, поэтому и импресарио, и посредники, через которых осуществлялись контракты, да и сами артисты старались как минимум не заключать договора одновременно с Московским отделением ИРМО и с МФО. В особенности это касалось зарубежных гастролеров, поскольку на их концерты был повышенный спрос. Следы таких настроений, в частности, отражаются в переписке Сафонова [7].

Более того, Сафонов хотел распростра­нить эту практику за пределы Москвы. Он последовательно проводил политику солидарности отделений ИРМО в Российской империи в отношении ангажементов русских и иностранных артистов и настаивал на том, что музыкант, выступающий в симфонических или камерных собраниях ИРМО где бы то ни было, не должен одновременно заключать контракт с МФО. Именно на этой почве и произошел конфликт с жившим за рубежом русским пианистом В. Л. Сапельниковым, гастроли которого устраивались через знаменитое берлинское агентство Германа Вольфа. Ранее Сапельников неоднократно играл в концертах ИРМО и хорошо себя зарекомендовал.

Пианист должен был выступить 25 октяб­ря 1903 года в Петербурге и 1 ноября3 в Москве, в симфонических собраниях ИРМО, посвященных памяти Чайковского (к 10-летию со дня смерти композитора) с Первым фортепианным концертом, который был его коньком. Но вместо Сапельникова концерт сыграл О. С. Габрилович. Сапельникову было отказано в участии не только в Москве, но и в Петербурге, из-за того что он согласовал на 20 декабря того же года концерт в рамках МФО.

Пианиста оскорбил этот отказ; в особен­ности его задел подобный демарш от Петербургского отделения ИРМО и лично его главы Ц. А. Кюи, которого, по мнению Сапельникова, не должны были затрагивать сложные отношения московских филармонических организаций. Он обратился с открытым письмом в редакцию газеты «Новое время», где изложил свое ви́дение этой ситуации (см. илл. 1).

Илл. 1. Письмо В. Л. Сапельникова 
в редакцию газеты «Новое время». 1903, 26 октября

В частности, Сапельников писал:

«В апреле месяце с[его] г[ода] я получил приглашение от председателя здешнего отделения Музыкального общества г. Кюи принять участие в концертах Музыкального общества 25-го октяб­ря в Петербурге и 1-го ноября в Москве. На это приглашение я ответил согласием.

Между тем4, за две недели до первого концерта я неожиданно получил извещение через берлинское концертное агентство Вольфа, что Русское му­зыкальное общество отказалось от мое­го участия. На мой запрос о мотивах Общества в данном случае меня уведомили странною телеграммой, что отказ вызван исключительно моим согласием участво­вать в предстоящем 20-го декаб­ря концерте Филармонического общества в Москве.

Не говоря уже о непонятном враждебном отношении Музыкального общества к Филармоническому, что само по себе роняет достоинство искусства, не кажется ли странным, чтобы не сказать более, столь позднее уведомление меня о нежелании пользоваться моими силами. На самом деле Общество обязано было позаботиться о сообщении мне этого трогательного отказа еще в течение лета, ибо тогда же г. Кюи знал из положительных источников о моем согласии играть потом в Московской Филармонии» [6].

Л. Л. Тумаринсон, составитель сборника корреспонденции Сафонова, публикующий это письмо, в комментариях поясняет, что под известными источниками подразумевается В. И. Сафонов, но, к сожалению, письмо Сафонова к Кюи, в котором сообщалось о желании Сапельникова выступить в наступившем сезоне в концерте Московского филармонического общества, не сохранилось. Однако известен ответ Кюи Сафонову от 6 октября:

«Дело Сапельникова передано всецело в Ваши руки. Все же маневрируйте, чтобы он отказался от Филармонии и играл у нас. Это тем желательнее, что он уже фигурирует на наших афишах, выпущенных 10 дней тому назад. Если же мы ему откажем, то 1) этот отказ должен идти от Вольфа, Вольф должен объявить об этом Сапельникову, а также 2) сообщить официально и мне. Без последнего я ничего не могу сделать ни относительно моих коллег, ни относительно самого Сапельникова»5.

Сафонов так и сделал: он сообщил Воль­фу новости о Сапельникове и получил от не­го ответ, что явствует из письма Кюи к Сафонову от 12 октября6.

«Всё, значит мы от Сапельникова от­делались. Теперь необходимо, чтобы 1) Вольф известил меня официально, что условие с С[апельниковым] уничтожено и играть у нас он не будет и 2) чтобы Вольф известил С[апельникова], что ему незачем беспокоиться в Петербурге, так как я предпочел бы избегнуть с ним свидания и объяснения»7.

Поскольку инцидент попал в печать, он наделал много шума. Сафонов вынужден был дать объяснения на самом высоком уровне. В письме к управляющему делами великого князя Константина Константиновича П. Е. Кеппену, через которого Сафонов поддерживал отношения с вице-председателем ИРМО, то есть с самим великим князем Константином Константиновичем, и с председателем — великой княгиней Александрой Иосифовной, он пишет:

«Глубокоуважаемый Павел Егорович!

Только что я отправил Вам письмо, как прочел в Нов[ом] вр[емени] № 9930 письмо в редакцию г. Сапельникова по адресу дирекции СПб отделения и Ц. А. Кюи. Буду весьма Вам признателен, если Вы сообщите Его Высочеству следующее объяснение во избежание представления Великому Князю этого дела несогласно с действительностью.

Уже целый ряд лет СПб и Московская Дирекции в приглашении солистов для наших абонементных концертов через заграничных агентов руководству­ются принципом солидарности и условием приглашения солистов ставят не­участие солиста в том же сезоне в других Муз[ыкальных] учреждениях обеих столиц, предоставляя им право давать собственные концерты после участия в Музыкальном обществе. Такая точка зрения особенно важна в виду того обстоятельства, что приглашение солистов сопряжено с тратами, иногда довольно значительными, и участие солистов придает сезону известный характер, а для публики солист есть часто одна из причин, побуждающих абонироваться на концерты. Естественно поэтому, что Музыкальное общество, как единая организация, желает придать своим концертам определенный характер, и по­тому ставит заграничным агентам усло­вием, чтобы приглашаемые солисты не участвовали в том же сезоне в других обществах и предприятиях абонентного характера. Это знают и иностранные агенты, с которыми мы имеем дело, это же самое знал г. Сапельников, которому летом импресарио Вольфом было сообщено это условие. Так как г. Сапельников помимо участия в 3-х концертах Муз[ыкального] об[щества] (СПб, Москва, Одесса) согласился играть еще в Московской Филармонии, что явилось сюрпризом для самого Вольфа, то этот последний просил от г. Сапельникова разъяснения, найдя которое неудовлетворительным, он счел ангажемент г. Сапельникова уничтоженным.

Так как солисты приглашаются нами солидарно, а в последнее время к Петербургу и Москве присоединился и Киев, то от участия в симфонических собраниях было отказано г. С[апельнико­ву] в обеих столицах, а вместо него солидарно же приглашен г. Габрилович.

Вот подлинные слова окончания письма Вольфа к Ц. А. Кюи, присланные мне Вольфом в копии: “<…> Этот случай несоблюдения принятых обязательств принадлежит, слава Богу, к исключениям; во всяком случае, Вы усмотрите из моей переписки, что г. С[апельников] получил самые точные инструкции”.

Ц. А. Кюи действовал в высшей степени корректно, поддержав установленную между отделениями солидарность, — единственную гарантию наших концертных операций от произвола импресарио и от карьеризма или жажды наживы со стороны артистов, приглашаемых нами для участия у нас. Допустив здесь свободу, мы рискуем из наших приглашений сделать аукцион, к чему уже бывали поползновения со стороны агентов, присылающих нам артистов»8.

Нас заинтересовала в этой истории позиция агентства Вольфа, а именно: был ли действительно оговорен в контракте Сапельникова и Вольфа пункт о неучастии в концертах МФО, и если да, то какие объяснения дал артист своему агентству и как отреагировало агентство на его действия. Ответы на эти вопросы дает переписка тогдашнего главы агентства Вольфа Германа Фернова и Сафонова, хранящаяся в РНММ9.

Первое беспокойство Сафонова возникло в начале мая, когда при посредничестве агентства обсуждался ангажемент Сапельникова в ИРМО, и Фернов упомянул, что Сапельников, может быть, собирается выступить в МФО. 12 мая [30 апреля] Фернов пишет Сафонову:

«Я писал вам вечером в воскресенье и сегодня хотел бы поделиться, что все-таки Сапельников согласился на контракт с ИРМО, и что я, вероятно, был неправильно осведомлен, предполагая у него обязательства перед Филармонией»10.

На самом деле договоренность пианиста с Филармонией, вероятно, все-таки существовала. Фернова ввела в заблуждение позиция Сапельникова, решившего, что все само собой как-нибудь образуется. По-видимому, о намерении Сапельникова выступить в Филармонии Сафонову стало достоверно известно в начале октября, когда фамилия пианиста появилась в анонсах концертов МФО на этот сезон (см. илл. 2).

Илл. 2. Анонс концертов МФО на сезон 1903/1904 года. 
«Русские ведомости», 1903, 5 октября

Судя по всему, возмущенный Сафонов телеграфировал в агентство Вольфа с требованием уточнений, потому что 14 [1] октября он получил от Фернова письмо следующего содержания:

«В ответ на вашу телеграмму сообщаем: г-н Сапельников был проинформирован нами об условии, что он не сможет играть в Филармонии в этом сезоне. Мы не знаем ни о каком появлении артиста в Филармонии; мы ожидаем разъяснений от г-на Сапельникова»11.

Разъяснения вскоре последовали, и агент­ство Вольфа пересылает Сафонову копию пришедшего из Одессы письма от 17 [4] октяб­ря:

«Я только что получил ваше письмо и спешу объяснить вам, как дела в Москве.

В прошлом году господин Зилоти хотел пригласить меня на один из своих концертных сезонов, 1902/03. Я отклонил эту просьбу и добавил, что буду готов сыграть с ним в сезоне 1903/04. Я не получил ответа. Только через три-че­тыре недели после того, как я договорился с ИРМО, я получил от Зилоти приглашение в Петербург и Москву.

Я снова отказался от его приглашения и выразил сожаление, что он обратился ко мне так поздно. Если бы он написал несколько недель назад, я бы с удовольствием принял его приглашение; но сейчас я уже дал обещание Русскому музыкальному обществу.

Затем Зилоти пишет мне отчаянное письмо, напоминает о моем прошлогоднем обещании сыграть с ним в предстоя­щем сезоне и считает несправедливым, что я неблагодарен по отношению именно к нему, — к нему, кто уже, пользуясь моим мартовским обещанием, рекламирует мой предстоящий концерт — тем более что я все равно в это время буду находиться в России.

В ответ я телеграфировал ему, что в Москве готов сыграть с ним; но в Петербурге остаюсь с ИРМО. Несколько дней спустя я получаю телеграмму от господина Гутхейля12, который уведомляет меня об отречении Зилоти в качестве дирижера13 и выражает надежду, что это обстоятельство не сможет повлиять на мое обязательство. Я ответил, что готов играть в Филармонии только в том случае, если это не будет препятствовать моему появлению в Русском музыкальном обществе.

Филармония была настолько любезна, что приняла мое требование. Конечно, я принял ангажемент Дирекции МО ИРМО, она решает, играть мне или нет»14.

Тут опять необходим комментарий. Непонятно, отказал ли действительно Сапельников Филармонии в апреле-мае. Если да, то почему тогда впоследствии разгорелся скандал? Мы склонны считать, что Сапельников, мягко говоря, ввел агентство Вольфа в заблуждение. Как будет понятно из дальнейшего, он просто игнорировал майские письма Фернова с требованием внести ясность и своим молчанием усугублял дву­смысленность ситуации.

Агентство оказалось в неловком положении. В доказательство того, что Сапельников был предупрежден о всех условиях контракта, Дирекция Вольфа предоставила Сафонову также копию переписки агентства с Сапельниковым, раскрывающую историю соглашений.

Начиналось все, видимо, с письма из агент­ства Вольфа к В. Л. Сапельникову от 6 мая [23 апреля] 1903 года:

«Настоящим предлагаю участие в двух концертах ИРМО, а именно на 7 но­ября нем[ецкого] стиля [25 октября] в Петербурге и на 14 [1] ноября в Москве. Плата 300 рублей за концерт, которая вам непременно понравится, так как их плата в прошлый раз составляла всего 200 рублей. Это будет программа Чайковского»15.

Ответное письмо от В. Л. Сапельникова в агентство Вольфа от 10 мая [27 апреля] 1903 года:

«Не сердитесь на меня за то, что я так долго не отвечаю на ваше письмо. Я ждал телеграммы из Одессы в ответ на просьбу отложить Концерт Чайковского, первоначально запланированный на 25 октября, и получил ее только полчаса назад. Ответ благоприятный, так что теперь я могу считать Петербург и Москву принятыми»16.

Письмо из агентства Вольфа к В. Л. Сапельникову от 12 мая [29 апреля] 1903 года:

«Спасибо за вчерашнее письмо, оно мне необходимо, прежде чем я дам Императорскому Русскому музыкальному обществу твердое обязательство, не говоря уже о том, что сейчас ни в коем случае не может быть объявлен ваш концерт в Филармонии в Москве. То же касается и других концертных компаний в Петербурге. Я предполагаю, что вы согласны с этим, конечно же, очевидным условием, поскольку вы не дали мне дальнейших инструкций до утра четверга»17.

Письмо из агентства Вольфа к В. Л. Сапельникову от 18 [5] мая 1903 года:

«Я не получил от вас ответа на свое письмо от 12 мая. Во избежание недоразумений я не преминул бы отметить: условия участия в концерте Императорского музыкального общества ослож­няются тем, что ангажированный артист в этом же сезоне вообще не может играть в Филармонии в Москве»18.

Далее в переписке между артистом и агентством по поводу этого ангажемента наступает полугодовой перерыв. В октябре тайное становится явным — агентство Вольфа вынуждено отвечать за поведение своего артиста и отменять выступление в ИРМО как в Петербурге, так и в Москве.

И наконец, 24 [11] октября 1903 года Фернов посылает Сафонову письмо с извинением, а также копию своего письма к Кюи (который в качестве руководителя Петербургского отделения, как мы помним, также был вовлечен в этот инцидент); его заключение Василий Ильич цитировал в своем письме к Кеппену.

Письмо Фернова к Сафонову от 24 [11] ок­тября 1903 года:

«Сегодня я отправляю вам копию письма, которое написал г-ну генералу Кюи по делу Сапельникова, а также копии переписки с г-ном С[апельнико­вым]. Вы видите из всего этого, что я не виноват в этом инциденте, хотя мне бесконечно жаль.

Надеюсь, вы дадите мне знать, если вы намереваетесь ответить на любое из предложений о замене, содержащихся в моей вчерашней телеграмме»19.

Письмо Г. Фернова к Ц. А. Кюи от 24 [11] октября 1903 года:

«Наконец я получил от г-на Сапельникова разъяснение касательно объявления (анонса) его участия в Концерте Филармонического общества в Москве и предоставляю вам копию всей переписки между мной и г-ном Сапельниковым по этому вопросу, из которой вы можете видеть, что г-н С. с неуважением отнесся к условиям, объявленным ему ИРМО 17 октября относительно невозможности ангажемента с Филармонией.

Я сообщил г-ну Сапельникову от име­ни г-на Сафонова, что ИРМО в Пе­тер­бурге и Москве отказалось от его участия.

Этот случай игнорирования худож­ни­ком взятых на себя обязательств, сла­ва Богу, является исключитель­­ным; но в любом случае из моей пе­ре­писки видно, что г-н  С[апельников] был са­мым точным образом инструкти­рован»20.

В результате, как уже говорилось, в юбилейных концертах ИРМО в Петербурге и в Москве выступил О. С. Габрилович, а Сапельников играл в Пятом симфоническом собрании МФО 20 декабря соль-минорный Концерт Сен-Санса (см. илл. 3а, б).

Илл. 3 а, б. Анонсы концерта 20 декабря с участием В. Л. Сапельникова. 
«Русские ведомости», 1903, 18 декабря; «Московские ведомости», 1903, 20 декабря

Он, по отзывам критики, «проявил себя отличным пианистом», но играл «не достаточно воодушевленно» (хотя, возможно, Николай Кашкин, активный член Московского отделения ИРМО, был в своих суждениях несколько пристрастен); кроме того, Сапельников отказался бисировать, чем вызвал недовольство слушателей [4]. Московский корреспондент «Русской музыкальной газеты» И. Липаев выразился более сдержанно, назвав выступление Сапельникова «толковым и корректным», а инцидент с бисами отнес за счет невоспитанности публики [3]. Больше после этого случая Сапельников в концертах ИРМО никогда не выступал.

В конфликте художника и администратора наши симпатии, конечно, на стороне художника. Тем более что ограничивать свободу артиста нехорошо. Прав был в этом отношении корреспондент «Русской музыкаль­ной газеты», заявивший, что Музыкальное общество посягнуло на право г. Сапельникова «играть там, где ему вздумается» [3]. Но в данном случае можно констатировать, что и артист повел себя неправильно, недооценив силу условий ангажемента, какими бы вздорными они ни были. Остается вопрос: последовали ли финансовые санкции со стороны агентства, потерявшего комиссионные и понесшего репутационные потери? Но об этом документы пока молчат.

Если же подойти к описанному инциденту как к показательному, важному для понимания состояния концертной жизни в России последней четверти XIX — первых десятилетий XX века, то можно сделать ряд заключений более общего характера.

Первое. К сожалению, личные конфликты крупных музыкантов и музыкально-общественных деятелей (Н. Г. Рубинштейна и П. А. Шостаковского, В. И. Сафонова и А. И. Зилоти) являлись существенным и порой негативным фактором московской (и отчасти петербургской) музыкальной жизни в тот период. Тень этих конфликтов простиралась и на возглавляемые ими филармонические организации, даже после ухода руководителей с их постов. В то же время нельзя не констатировать, что обострение конкуренции во многом сыграло и положительную роль: оно способствовало увеличению количества и повышению качества концертов. В конечном счете в целом, видимо, выиграла публика, которая получила возможность слушать множество разных первоклассных музыкантов, в том числе зарубежных.

Второе. Состояние русского концерт­но­го менеджмента к началу XX века, при всех значительных достижениях по сравнению со стартовым уровнем середины 1860-х го­дов, когда филармоническая практика в России начала формироваться, все еще оставляло желать лучшего. С другой стороны, нельзя прийти к однозначному выводу, что несовершенство законодательства в музыкаль­ной сфере было свойственно только отечественным деловым отношениям. Из переписки с агентством Вольфа — в то время самым крупным и авторитетным — видно, что далеко не все условия ангажемента Сапельникова были четко обозначены в контракте: многое оставалось за кадром, — практически на уровне частной переписки и устных договоренностей. Поэтому менеджерам этого агентства пришлось приложить огромные усилия, чтобы сгладить конфликт и урегулировать отношения, не потеряв при этом перспективу сотрудничества ни с артистом, ни с филармонической организацией. Можно сопоставить эту ситуацию в родственных сферах — музыкального издательства и авторского права. Согласно исследованию Я. А. Ферран [8], правовое оформление в них также значительно отставало от практики. Изучение процесса становления юридических норм в концертном бизнесе представляется весьма перспективным, и «казус Сапельникова», описанный в данной статье, вносит свой вклад в освоение данной тематики.

Литература

1. Венявский И. Письмо к издателям // Современная летопись. 1867. № 6. 5 февраля.
2. Заявление профессоров консерватории при Русском Музыкальном Обществе в Москве // Современная летопись. 1867. № 8. 19 февраля.
3. Липаев И. Московские письма // Русская му­зыкаль­ная газета. 1903. № 50. 31 декабря. С. 1323.
4. Н. К. Театр и музыка // Московские ведомости. 1903. № 351. 23 декабря. С. 5.
5. Опера и концерты // Русская музыкальная газета. 1903. № 44. 2 ноября. С. 1059.
6. Сапельников В. Письмо в редакцию // Новое время. 1903. 26 октября. C. 5.
7. Сафонов В. И. Избранное. «Давайте переписываться с американской быстротой…»: переписка 1880–1905 годов. СПБ. : Петроглиф, 2011. 760 с. («Российские пропилеи»).
8. Ферран Я. А. Формирование социального статуса профессии «композитор» в дореволюцион­ной России : Дисс. … канд. искусствоведения. М. : Государственный институт искусствознания, 2020. 192 с.
9. Шабшаевич Е. М. Дирекция Московского отделения Императорского Русского музыкального общества ангажирует Пабло Казальса (1910–1911) // Музыка. Искусство, наука, практика. 2019. № 1 (25). С. 31–39.
10. Шабшаевич Е. М. Музыкальная жизнь Москвы XIX века и ее отражение в фортепианной концертной практике. М. : Композитор, 2011. 600 с.