Текст посвящен истории создания одного из самых известных отечественных балетов, прожившего долгую сценическую жизнь и отразившего многие эстетические и исполнительские тенденции эпохи. Работа состоит из шести разделов, обозначенных цифрами, хотя логичнее бы выглядели подзаголовки.

В Пункте 1 обосновывается необходимость возникновения «подлинно советского балета» и перечисляются претендовавшие на это звание предтечи «Красного мака», где форма, как и полагается в балетном жан­ре, превалировала над содержанием: «пред­ла­гались новые типы хореографического спектакля — советское понималось как беспрецедентное по форме, адекватное “небывалому, невозможному государству”, как назвал его Пастернак». Возражений и заме­чаний перечень и описание этих балетов не вызывает, за исключением высказывания о «Величии мироздания» (Петроград, 1923) — см. ниже.

Пункт 2 конспективно напоминает историю постановки «Красного мака». Упомянуты в том числе креативная роль пары Гельцер — Тихомиров в заказе и создании балетов, промоушен еще не созданного произведения, а также — и это самое важное в данном разделе — тематические стимулы «Красного мака»: сюжет «СССР в кольце врагов» и события в Китае, положенные в основу театрального хита «Рычи, Китай!», непосредственного вдохновителя балета.

Сценарий «Красного мака» становится предметом рассмотрения Пункта 3, приводящего к закономерному выводу о природе не только балетного либретто, но и балета как жанра: «Балетный театр не отставал от своего времени — просто дожидался, когда современность застынет, и тогда забирал ее в витрину с увеличительными стеклами». И далее: «“Красный мак” закреплял уже созданный в литературе и кино образ, давал ему мифологическое обобщение».

Интересно отмеченное несоответствие между выбранным топосом («Восток как пространство эротического приключения») и его наполнением — персонаж, занимающий место европейца-любовника, никого не любит, выступая в роли сакрального посланца. Приведенная далее известная история о наркотическом подтексте названия балета обогащена менее известными «персиковыми» подробностями, что добавляет тексту интриги.

В Пункте 4 автор отмечает кассовый успех балета, фиксирует различия московской и петербургской постановок. Здесь же имеется раздел о хореографической структуре, выдержанной в традиции больших императорских балетов. Возможно, целесообразнее было бы посвятить этой теме отдельную главку.

Пункт 5 повествует о музыке «Красного мака», написанной «в жанровой системе франко-итальянского балета, усвоенной русскими композиторами в 1890-е годы». Украшением этого раздела можно считать историю «Яблочка», которое, по мысли автора, «Глиэр превратил его в глинкинские вариации, снабдив экзальтированной кодой в духе монархических маршей и симфонических финалов Чайковского: все массивнее, все быстрее, с избыточной медью и ударными».

В Пункте 6 рассказывается о жизни балета вне столиц, упоминаются попытки возрождения «Красного мака» и дается авторский прогноз, каким мог быть этот спектакль, будь он поставлен в 2020-е.

О «Красном маке» достаточно много напи­сано, что видно из приведенного списка литературы. При этом автор не уточняет, зачем понадобилось писать о нем еще. В тексте отсутствуют формулировка цели и перечень научных задач, равно как обзор литературы и последующий вывод, что в ней (литературе) упущено и почему автору пришлось затеять свое исследование. Надо полагать, что целью было суммировать и систематизировать сведения о балете и его художественно-историческом контексте, что автор с успехом и сделал. Отдельные замечания касаются подачи материала — публицистическая задиристость порой вредит научной корректности.

«Хореограф Фёдор Лопухов уместил “об­разование жизненного начала в смерти пре­дыдущей жизни”, “активно-пульсирую­щее мужское начало” и “резвячество пите­кантро­пов” [27]. Программа легко выводится за скобки действия». Предложила бы автору «вывести программу», а потом посмотреть балет (есть записи реконструкций) взором, не отягощенным знанием. Если автор поймет, о чем спектакль, буду благодарна за разъяснение.

«Историк танца Елизавета Суриц права, что “актуальный сюжет был уложен в традиционные драматургические формы: действие развивалось в пантомимных сценах, прерываясь танцевальным дивертисментом” [44, 247]. <…> Неточна лишь формулировка “прерываясь дивертисментом”». В чем заключа­ется неточность? На мой взгляд, формулировка Суриц — образец точности.

«Две попытки реанимировать “Красный мак”… не выглядели убедительно. Николай Анд­росов в Риме пытался приспособить к не­большой сцене оформление Курил­ко, но яв­но не знал, чем занять артистов на сце­не. Владимир Васильев в Красноярске отнес действие к началу ХХ века, ли­шив балет даже архивной ценности». Уверен ли автор статьи, что Васильев ставил своей целью реани­мацию «Красного мака»?

Думаю, что эти и подобные замечания легко устранимы, после чего работу можно публиковать.

Существеннее другое. Хотелось бы, чтобы суммирование-систематизация были под­го­товительным этапом действительно серьез­ной, открывающей новые смыслы работы. Уши ее проглядывают в этом тексте, только потяни.

Я бы с удовольствием прочла о том, как «Яблочко» стало прародителем такого феномена академической сцены, как героический мужской танец, и о том, как завещанное Глиэром прорастает в современных больших балетных формах, в частности, у нынешнего Людвига Минкуса — Ильи Демуцкого. Также любопытно было бы знать, почему «Красный мак», совершенный во многих отношениях, потерпел неудачу на волне аутентичных и современных прочтений балетов прошлого, хотя при определенных условиях был бы столь же успешен, как «Светлый ручей» Алексея Ратманского.

Уверена, что «Красный мак» как выдающееся культурное явление достоин большего, нежели очередное, пусть и увлекательное, напоминание о его истории. Успехов автору.