3 января 2024 года на 96-м году жизни скончался мой давний соратник и руководитель Юрий Семёнович Корев. Хочу поделиться воспоминаниями о нем и вписать замечательную фигуру этого человека в контекст жизни журнала, которым Юрий Семёнович руководил почти полвека.

Я пришла в журнал, тогда носивший название «Советская музыка», почти сразу после окончания консерватории. Опыта у меня не было никакого. В то время журнал возглавляла Елена Андреевна Грошева, но вскоре она передала бразды правления своему заместителю Юрию Семёновичу Кореву. С тех пор и началась моя деятельность в журнале, работа в котором стала, без преувеличения, лучшим, самым ярким периодом моей жизни.

Илл. 1. Юрий Корев, Александр Холминов, Арам Хачатурян, Родион Щедрин
Fig. 1. Yury Korev, Alexander Kholminov, Aram Khachaturyan, Rodion Shchedrin
Фото: Музыкальная академия

К самоуверенной и ничего не умеющей особе, действующей с юношеским максима­лизмом, Грошева отнеслась весьма снисходительно. Меня определили в помощницы к Лиане Соломоновне Гениной, которая возглавляла так называемый передовой отдел, занимающийся изучением советского музыкаль­ного творчества. Подчеркну: в консерватории в то время не было и речи о музыкальной журналистике. Чтобы стала ясна степень моей неопытности, приведу красно­речивый пример. Один музыковед из Казахстана прислал статью о балете Гизизы Жубановой «Легенда о белой птице». Я сочла, что статья некачественная, но просто отказать в публикации мне показалось неправильным, и я решила ее усовершенствовать. Если не ошибаюсь, часть действия балета происходила в каком-то подводном царстве. Обрадовавшись, я вписала в статью большой кусок, использовав свои познания о «Садко» Рим­ского-Корсакова и руководствуясь тем, что Жубанова — ученица Юрия Шапорина и, следовательно, продолжатель традиции русского эпического симфонизма. Вскоре я получила от автора статьи восторженный и благодарный отзыв о моей «редактуре», что тогда меня, честно говоря, очень оскорбило: неужто подобный способ редактирования и есть то, к чему я должна стремиться?

Довольно скоро я попросила Юрия Семёновича Корева дать мне самостоятельный участок работы, что он тут же и сделал, предоставив мне оценивать музыкальные передачи радиостанций. Юрий Семёнович всегда охотно предоставлял работникам журнала возможности развивать их творческие интересы.

Попытаюсь оценить масштаб человека, с которым я проработала столько плодотворных лет. Прежде всего Корев был замечательным музыкантом и в этом качестве постоянно развивался. Он с удовольствием, когда позволяли время и обстоятельства, подсаживался к инструменту в помещении редакции и играл что-нибудь из любимого. Он всячески поощрял, когда очередной приходивший в редакцию композитор решался показать нам что-либо из своих новых опусов.

Юрий Семёнович, впрочем, как и каждый из нас, работавших тогда в журнале, имел близких друзей среди представителей композиторского и музыковедческого сообщества. Другом был, к примеру, для многих из нас Гиви Орджоникидзе — специалист по грузинской музыкально-театральной куль­туре и блестящий музыкальный писатель. Друзьями редакции были супруги Губа­рен­ко — выдающийся музыковед Марина Черка­шина-­Губаренко и яркий представитель украинской культуры, композитор Виталий Губаренко. Такими друзьями и постоянными авторами журнала стали супруги из Ташкента — музыковед Наталья Янов-Яновская и композитор и педагог, в большой мере (и до сих пор) способствующий формированию композиторской школы Узбекистана, Фе­ликс Янов-Яновский.

Илл. 2. Юрий Корев вместе с композиторами Георгием Свиридовым и Сергеем Баласаняном
Fig. 2. Yury Korev with composers Georgy Sviridov and Sergey Balasanian
Фото: Музыкальная академия

Многие из нас дружили с Михаилом Григорьевичем Бяликом, который регу­лярно выступал на страницах журнала. Вообще, ленинградцы-петербуржцы вносили ценный вклад в работу нашей редакции. Не раз брался за перо даже Андрей Павлович Пет­ров, руководитель композиторской орга­ни­зации Ленинграда. Мы постоянно сотруд­ничали с незаурядным специалистом по английской музыке Людмилой Ковнацкой, Аркадием Климовицким, Эмилем Финкельштейном, Борисом Кацем. Ленинградские композиторы Сергей Слонимский, Александр Кнайфель и Борис Тищенко тоже подчас становились музыкальными писателями, чтобы высказаться на волнующие их темы.

Когда редакция располагалась на улице Огарёва (ныне Газетный переулок), она была своего рода клубом. Кто только не заходил к нам и не оставался поспорить, посудачить о новостях, располагаясь на подоконнике! К моему коллеге Виктору Юзефовичу приходили прославленные исполнители; к другим редакторам — композиторы, музыковеды; появлялись и представители эстрадного му­зыкального мира.

Спорить с Коревым на разные темы было одно удовольствие. Он никогда никому не затыкал рот, независимо от того, какого возраста и положения был собеседник. А если из-за какой-либо острой публикации нам попадало и журналу грозили неприятности со стороны руководства Союза композиторов, Корев, как правило, брал всю ответственность на себя. Тогда ему помогали и такие маститые и авторитетные члены редколлегии, как Дмитрий Шостакович и Кара Караев. Хотя, разумеется, были у нас, что называется, настоящие проколы, когда мы вынуждены были наступать на горло собственной песне, и тут уже никто не мог помочь.

Наши так называемые летучки, то есть систематические собрания редакционных сотрудников, часто превращались в обсуждения уже вышедших номеров. В основном это были своего рода «битвы», где мы нещадно критиковали друг друга. Разумеется, по делу. Странно, но никто всерьез не обижался. Корев эти «разборки» только приветствовал, хотя его верные помощницы — заместительница Лиана Генина и ответственный секретарь Софья Рыбакова — пытались остудить наш критический пыл.

Журнал во времена Корева занимался не только той музыкой, которую сейчас принято называть академической. Жанр песни тоже не был нам чужд. В моей памяти остался плодотворный спор Лианы Гениной, серьезного специалиста по этой теме, с ленинградским музыковедом Владимиром Фрумкиным — в частности, о бардовской песне и о Булате Окуджаве.

Оценить масштаб Юрия Семёновича Корева как главного редактора можно по составу команды, которую он сформировал. Отделом «Наследие» сначала руководила Заруи Апетян, затем, в течение довольно долгого времени — Марина Рахманова, после нее — Алла Бретаницкая. Конечно, каждый редактор имел свои профессиональные пристрастия. Рахманова была уникальным, выдающимся специалистом по русской музыке. Апетян много сделала для налаживания связей с наследниками Рахманинова. Бретаницкая изучала творчество Мосолова, Лурье и Вышнеградского.

Кем только не занимался Виктор Аронович Юзефович, заведующий отделом ис­полнительского искусства, — от Гектора Берлиоза до Давида Ойстраха. Он издал книги и о своем профессоре Вадиме Борисов­ском (Юзефович по первой профессии альтист), и о контрабасисте и дирижере Сергее Кусевицком.

Алла Григорьева, возглавившая передовой отдел, держала руку на пульсе советского музыкального творчества, организовывала крупные публикации по итогам композиторских фестивалей («Московские осени» и «Ленинградские весны»). Также ее интересы касались творческой жизни Эстонии. Наталья Зейфас руководила иностранным отделом, а ее активные и содержательные занятия грузинской музыкой, более всего творчеством Гии Канчели и Иосифа Барданашвили, вылились в итоге в замечательный том бесед с Канчели.

В ведении Дины Дараган была теория музыки. Именно от нее шли нити к выдающимся умам, таким как Михаил Гаспаров или Сергей Аверинцев. Общекультурную и междисциплинарную тематику в большой мере обеспечивала Галина Друбачевская, которая организовывала и проводила интересные беседы с композитором Николаем Корндорфом, с писателем и бардом Булатом Окуджавой, с философом Григорием Померанцем.

Был в наших рядах и такой знаменательный персонаж, как Соломон Волков, прибывший из Ленинграда. Он часто заводил споры на гуманитарные, музыковедческие темы и разговорить мог кого угодно: не только Дмитрия Шостаковича, но и Евгения Евтушенко, Иосифа Бродского, даже Джорджа Баланчина. Мончик — так мы его называли — вырос в настоящего крупного писателя. Маленькая, но характерная деталь: если я, получив какое-то сугубо информативное письмо, предположим, от Сергея Слонимского или Бориса Тищенко, выбрасывала его в урну, Мончик тотчас его подбирал для своего архива.

Наконец, была недолгое время в наших редакционных рядах такая оригинальная особа, как Татьяна Диденко, которая знала все на свете о так называемой легкой музыке и привела в журнал специалиста — музыковеда Аркадия Петрова, занимавшегося этой областью профессионально. Татьяна рано ушла из жизни. Трудно даже представить, сколько рокеров пришли ее проводить… Она была ярким человеком, который, к несчастью, не успел себя полностью проявить, но оставил теплый и важный след в нашей памяти.

Подчас Корев спасал оставшихся без работы людей, принимая их в состав редакции. Такова история Юзефовича, оставше­гося на мели после разгрома Малого оркестра радио. Юрий Семёнович считал полезным и целесообразным брать на работу таких музыкантов, как композиторы Леонид Грабовский и Сергей Беринский. Оба были склонны в своем творчестве к поискам новых путей, оба прекрасно писали. Что касается Грабовского, его обзоры записей 15симфоний Шостаковича в интерпретации Геннадия Рождественского или 15 квартетов Шостаковича же в исполнении Квартета имени Бородина достойны быть включенными в хрестоматию музыкальной критики как выдающиеся образцы жанра.

У самого Юрия Семёновича также были творческие пристрастия. Один из лучших учеников Юрия Всеволодовича Келдыша, он всегда тяготел к изучению русской музыки и высказывал весьма нестандартные мысли в этой области. Но подлинное служение журналу на протяжении более полувека не позво­лило ему полноценно реализовать свои идеи.

Илл. 3. Юрий Корев. Рисунок Николая Рябова
Fig. 3. Yury Korev. Drawing by Nikolay Ryabov
Фото: Музыкальная академия

Скажу и о себе. На протяжении долгой службы в журнале я успела сменить специа­ли­зацию: начав с занятий современной му­зыкой, впоследствии я перешла к теме му­зыкаль­ного театра и даже стала членом Союза театральных деятелей. Как и многие из нас, я успевала публиковать не только журнальные статьи, но и книги: так, в издательстве «Музыка» вышла книга о певце Владимире Атлантове, харьковское издательство выпустило книгу о творчестве композитора Валентина Сильвестрова.

Очень важной и примечательной формой нашей деятельности были редакционные беседы, инициированные Коревым, которые проходили систематически в разных союзных республиках огромной страны. Несколько работников редакции выезжали в тот или иной город и в течение двух-трех дней проводили такие беседы. Как правило, они представляли собой прослушивание музыки — часто в присутствии самих композиторов — с последующими вопросами и обсуждением. Помимо композиторов и музыковедов, на таких собраниях часто присутствовали учителя музыкальных школ, работники радио и телевидения, другие люди, связанные с местной музыкальной культурой. Естественно, все записывалось и становилось основой для масштабных публикаций в журнале. Мы старались дать слово подчас конкурирующим и не всегда мирно сосуществовавшим в своей республике композиторам. К примеру, если в Казахстане между Рахмадиевым, Жубановой, Кужамьяровым и Баяхуновым существовали разногласия, мы (безусловно, с подачи Корева) давали возможность высказаться в журнале каждому, чтобы представить картину музыкальной культуры наиболее полно. Аналогично, скажем, в Грузии нас интересовал не только молодой тогда Гия Канчели, но и более маститый Отар Тактакишвили.

Еще одним результатом наших редакционных бесед стали выпускаемые издательством «Советский композитор» и инициируемые мной сборники «Композиторы союзных республик». В одной книжке «встречались» такие разные индивидуальности, как, например, русский Борис Тищенко, эстонец Вельо Тормис, лакец Ширвани Чалаев, таджик Мирсадык Таджиев и украинец Виталий Губаренко.

Не могу не сказать несколько слов о семинарах, которые проводил Союз композиторов в Доме творчества «Иваново». Я посетила один из таких семинаров, проходивший под руководством моего любимого консерваторского учителя Юрия Александровича Фортунатова. Это было место, где могли встретиться, обменяться мнениями и послушать музыку коллег композиторы из многих республик. Многие из них считали Фортунатова главным своим учителем. Об этих семинарах как о важном явлении тогдашней жизни журнал, естественно, подробно писал.

Возвращаясь к нашим редакционным беседам и вообще к творческим событиям в союзных республиках, признаюсь, что у меня почти в каждой из них был свой «агент» — музыкант, которому можно было доверять в оценке того, что происходило на музыкально-­культурном поприще; который знал, что надо поддержать, а что следует покритиковать. Таким «агентом», к примеру, на Украине был когда-то Всеволод Задерацкий. Именно он поведал нам о появлении тогда малоизвестных авторов: Мирослава Скорика, Ивана Корабица, Евгения Станковича. Забавно, что подобным «агентом» по Литве был у меня в свое время Витаутас Ландсбергис, будущий президент республики. От него я всегда слышала один и тот же вопрос: «Вас интересует местный уровень или всесоюзный?»

Журнал, который с 1992 года стал называться «Музыкальная академия», всегда пытался и определять, и оценивать вновь возникающие творческие феномены. Так, мы не раз анализировали на разных примерах явление, которое называлось «новой фольклорной волной» и наблюдалось далеко не только в русской культуре (в России одним из его основоположников был Сергей Слонимский). В этой связи заново обсуждалась нами проблема подлинности фольклора, соотношения архаичного пласта народной культуры и коммерческого формата ее преподнесения.

Прорицателями на страницах журнала выступали такие крупные композиторы и мыслители, как Альфред Шнитке и Валентин Сильвестров. Имею в виду придуманный и сформулированный Альфредом термин «полистилистика». Тогда многие, в том числе музыканты, не восприняли особую роль этого явления в культуре. А ныне ясно, что Шнитке предвидел путь развития искусства, в котором объединение разных стилевых комплексов стало нормой. Сильвестров своим призывом смело обращаться к универсальному языку разве думает и говорит не о том же?

Как и положено, именно художественная практика подсказывала необходимость обновления сложившихся веками форм, скажем, симфонической музыки. К примеру, оригинальный тип симфоний Гии Канчели и Авета Тертеряна стимулировал разговор на страницах журнала об изменениях в традиционном построении симфонического цикла.

Завершая свои заметки, хочу дать слово двум работникам журнала, представляющим разные поколения музыковедов, но одина­ково высоко оценивающим роль нашего главного редактора.

Виктор Лихт: «Он был прирожденный Главный. Если я хоть в какой-то мере состоялся как профессиональный журналист, то благодаря ему».

Елена Польдяева: «Главный с большой буквы! Из того еще поколения гигантов. Он многому меня научил, в основном на собственном примере… Никогда не забуду масштаб его личности и великодушие. Благодарность».