Роман Леденёв. Воспоминания о Викторе Цуккермане
24.09.2019
Сегодня исполнилось 40 дней со дня кончины Романа Леденёва. В память о композиторе «Музыкальная академия» публикует одну из его неизданных статей — воспоминания о музыковеде Викторе Цуккермане. Благодарим профессора Галину Григорьеву, предоставившую для публикации рукопись из своего архива.
Мальчиком, учащимся Центральной музыкальной школы, в последние годы войны я бывал на концертах в Консерватории. Там, в Малом зале, я часто встречал Виктора Абрамовича Цуккермана в роли «интродуктора», читавшего маленькие вводные лекции к исполняемым программам. Он делал очень ясный комментарий и, что мне особенно нравилось, то и дело подбегал к роялю, чтобы проиллюстрировать материал, о котором говорил. Мне интересны были понятность и легкость этих наигрываний, а потом прослушивание произведений в чьем-либо исполнении целиком. Характерной интонацией и манерой речи Виктор Абрамович напоминал мне популярного тогда чтеца коротких рассказов Эммануила Каминку.
Попав в Консерваторию, я оказался на курсе, где анализ музыкальных форм вел В. А. со своим ассистентом В. П. Бобровским. Язык его не был перегружен музыковедческими ученостями, наблюдения над элементами музыкальной формы [были] очень интересны. Недавно мы с моим однокурсником Михаилом Марутаевым вспоминали его «перемену в четвертый раз». Думаю, что занятия с ним сыграли роль в нашем повышенном внимании к строению музыкальных произведений. (Марутаев — яркий адепт классической формы в современной музыке.)
Рукопись Р.С.Леденёва из личного архива Г.В.Григорьевой
Блестящая речь и огромные знания В. А. уживались с бросающейся в глаза скромностью и как будто желанием быть не особо приметным. Помню, как он сбегал по лестнице, обычно прижимаясь к стенке и поигрывая на ней пальцами. Он не производил впечатление задумчивого ученого, вечно погруженного в свой глубокий музыковедческий мир, напротив, как-то живо посматривал вокруг, узнавал своих студентов, любил бросить какую-либо изящную фразу с улыбкой, вообще был чрезвычайно приятен и обаятелен.
В свое время у меня вышли неприятности с дипломом, пришлось пересдавать на следующий год. Тут я получил рекомендацию в аспирантуру, на приемном коллоквиуме нервничал и, как бывает, меня «застолбило» — не мог вспомнить нужное слово для ответа на нарочно заданный мне Виктором Абрамовичем очень простой вопрос. В. А. явно был расстроен и больше вопросов не задавал.
После окончания аспирантуры я стал почасовиком кафедры теории с частыми заседаниями и обсуждениями теоретических проблем, иногда казавшихся нам, молодым членам кафедры, чрезмерно научными и скучноватыми (например, сколько кварт в сочинениях Глинки). Мы — Э. Денисов, Л.Наумов и я — тихо развлекались под мерные рассуждения, иногда оживлявшиеся пикировкой между оппонировавшими друг другу группировками — В. А. и Л. А. Мазель, с одной стороны, и заведующий кафедрой С. С. Скребков, С. С. Григорьев и другие — второе крыло. Словесные дуэли шли на высоком академическом уровне, стороны подмечали малейшие промахи и наносили друг другу уколы в изящнейшем стиле. Это стоило послушать.
Зимой, во время каникул, многие консерваторские члены Союза композиторов перемещались в Дом творчества «Руза». Тут я открыл для себя спортивный облик В. А. На катке в выдававшемся вместе с инвентарем лыжном костюме (было принято щеголять в этом наряде с валенками) В. А. неторопливо, далеко не уверенно пересекал ледовое пространство под присмотром и советами Гортензии Павловны. Профессором в этом аспекте он явно не был, у меня — те же проблемы, и мы двигались навстречу друг другу, стремясь не сойтись слишком близко, а между нами лихо скользил ловкий в разных видах спорта Эдисон. Для нас же это было, пожалуй, потруднее, чем, например, анализ формы рондо.
Наши небольшие общения продолжались долго. При встречах В .А. неизменно просил передавать привет моей жене, я отвечал тем же, а однажды в письме ему, передавая привет Гортензии Павловне, сделал описку и назвал ее Генриеттой. Внимательный ко всем деталям В. А. позвонил мне и тонко прошелся по моей оплошности. В. А. был очень любим своими учениками, особо — ученицами, всегда очень деликатен, мило шутил, был прост, не задавался ученостью. Его область притяжения — главным образом мир классической музыки, в общении с которой он был великим мастером.
Светлая ему память.
Р. Леденёв
