Я всю жизнь думал об этом. Какую музыку сочинять? На это влияет внешняя си­туа­ция в искусстве. Но гораздо больше — внутренние импульсы, идущие от инди­ви­дуальности творца. Они — главное. А в середине прошлого века Кейдж раскрепостил музыку, сделал возможным все, и даже то, что раньше музыкой не считалось. И так легко, свободно стало на душе от этого гениального и предначертанного всем развитием искусства шага! Душа взмыла вверх, как птица (CA — CA — GE — GE — кукуя, как кукушка по малым терциям), вырвавшись из клетки (cage в переводе с английского — клетка), поняв, почувствовав, что уж если можно так, то можно все. И после Кейджа опре­деляют для меня, как сочинять, только внутренние стрелки художественной совести. 

Мы все — слабые подражатели Бога. И, как Он, мы говорим: «это хорошо», если у нас что-то получается. И тогда это «хорошо» делает вопрос стиля несу­щественным. «Поэт! Не дорожи любовию на­родной» — это стихотворение Пушкина давно стало моим творческим принципом. И самое приятное — когда перестаешь думать о стиле созда­ваемого сочинения. Эта ес­тественность — одна из самых больших радостей творчества.