Несколько историй из переписки Сергея Прокофьева

Несколько историй из переписки Сергея Прокофьева

Прокофьевский мир вмещает огромное ко­личество людей. Среди них — дирижеры, певцы, музыканты-инструменталисты, ли­тераторы, танцовщики, кинематографисты. Они вошли в историю искусства, их совместное с композитором творчество принесло выдающиеся художественные результаты. Но Прокофьев переписывался и с простым солдатом Васильевым, которому посылал в разные страны мира русские книги; с крестьянкой, некогда служившей в Сонцовке; с другими безвестными людьми. Рядом с основной линией судьбы композитора постоянно возникают побочные; нередко они обретают собственную жизнь и производят более сильное впечатление, нежели то, что происходит с главным героем повествования.

Послания, представленные здесь, хранятся в Serge Prokofiev Archive (SPA), университет Колумбия, Нью-Йорк (до 2013 го­да архив находился в колледже Голдсмитс, Лондон).

 

Александр Зилоти

Поначалу сочинения Прокофьева Александр Ильич Зилоти1 не принял. По поводу Первого фортепианного концерта он пожелал композитору «найти наконец себя» [2, 96]. Но уже очень скоро музыкант восхищался «Скифской сюитой» и «Игроком», организовывал прокофьевские концерты. Новое время в искусстве наступило ― именно об этом говорило поведение Александра Ильича на премьерных репетициях «Скифской сюиты» в январе 1916 года. Он «<…> был в полном восторге, бегал по залу и говорил: “По мор­де, по морде!” ― что означало: мы с Проко­фьевым дали публике по морде» [7, 581].

Александр Зилоти
Фото: virtuosobefore1950.org


В мае 1926 года Прокофьев сообщал Александру Ильичу, который жил в то время в США:

А. Зилоти,
NYork
Paris 25 мая 1926

Дорогой Александр Ильич,

Мясковский в письме от 15 мая2 пишет, что до сих пор он ничего не получил за исполнение его симфонии в Америке3. Как это могло случиться? Из газет я знаю, что Вы продолжаете забо­тить­ся о его Пятой симфонии, ибо она шла в Чикаго, несомненно Вашими заботами. Но с другой стороны, обидно оставлять композитора без гонорара, притом композитора, у которого несомненно денег в обрез. Единственное объяснение, которое я мог найти, таково: Вы вероятно очень мягко напомнили менеджеру о деньгах за материал симфонии, а тот, очарованный Вашей мягкостью, решил, что в таком случае их можно вовсе не посылать.

Жду от Вас энергичных шагов, денег Мясковскому и ответа мне. Мой по­стоянный адрес: c/o Guaranty Trust Company ― Paris.

Искренне Ваш

СП4

 

Ксения Эрдели

К арфе композитор относился особенным образом. Она обычно участвует в создании полюсов грандиозного и утонченного, кото­рые Прокофьев унаследовал от Скрябина. В светоносном финале «Скифской сюиты» арфа ― одна из движущих сил разгорающе­гося восхода. Есть у композитора излюб­ленная краска: сочетание арфы с роялем. Вместе они обеспечивают особую хрустальную звончатость, прохладу и воздушность музыкального пространства. Этой краске Прокофьев остался привержен всю жизнь: усиленное удвоениями, это сочетание легло в основу победного сочинения ― «Оды на окончание войны».

Ксения Эрдели
Фото: 100philharmonia.spb.ru


Здесь, в письме, речь идет о пьесе для этого инструмента, которую просила написать Ксения Александровна Эрдели5.

К. А. Эрдели,
Москва.

Samoreau
Seine et Marne

France
29 июня 1926

Многоуважаемая Ксения Александровна,

Прошу Вас извинить меня за поздний ответ: Вы не можете себе представить, как я занят. За вещь для арфы мне к сожалению никак не удастся взяться в ближайшее время ― я сейчас работаю над оперой, и оторваться от нее было бы безрассудством. Играли ли Вы мою седьмую Мимолетность? Она ведь написана для арфы6.

Очень рад был узнать, что Вы в доб­ром здоровье и продолжаете Вашу артистическую работу.

Шлю Вам наилучшие пожелания.

Уважающий Вас

С7.

 

Гавриил Пайчадзе

С начала 1926 года директором Российского музыкального издательства (далее ― РМИ) стал Гавриил Григорьевич Пайчадзе8. Будучи человеком добросовестным и одаренным во мно­гих областях, он нередко избирался на ру­ководящие должности различных органи­за­ций: состоял председателем правления Ано­нимного общества крупных му­зыкаль­ных из­да­тельств; являлся членом сове­та, а с 1937 го­да — членом правления Русского музыкально­го об­щества за границей, членом Общества любителей русской военной старины, членом правления, председателем, затем почетным председателем Русского шахматного кружка имени П. П. Потёмкина9; кроме того, он был коллекционером, антрепренером, филате­листом.

Гавриил Пайчадзе. 
Портрет работы В. И. Шухаева, 1933 год
Фото: artpriced.ru


В должности директора РМИ Гавриил Григорьевич трудился на протяжении 20 лет, до 1947 года, когда начался процесс перехода издательства в собственность фирмы «Boosey and Hawkes»10. Поглощение завершилось к весне 1951 года. Яркая индивидуальность, человеческая порядочность и чувство юмора Пайчадзе делают его одним из самых интересных героев русского зарубежья.

С Прокофьевым они играли в шахматы; переписывались, демонстрируя в посланиях замечательные остроумие, эрудицию и легкость слога. Иногда ссорились ― из-за издательских дел. Порой служебные совещания Прокофьева и Пайчадзе проходили в обстоя­тельствах едва ли не фантасмагорических.

…Пляж, крошечное почтовое отделение, глухой телефон, флегматичный собеседник, неистовые попытки докричаться до Парижа, необходимость выручить деньги издательства.

Г. Г. Пайчадзе,
Париж.
Château de la Fléchère,
Culoz (Ain).
30 июля 1929.

Дорогой Гавриил Григорьевич,

Чикаго категорически отказалось платить за материалы (decline absolutely to pay, either directly or indirectly11), предлагая в противном случае вернуть им контракт12. Мой нью-йоркский менеджер просил срочно телеграфировать решение: на переписку уже ушло более месяца и Чикаго не может больше ждать.

По этому поводу я только что звонил по телефону Вам в Издательство. Отвечал француз (не Мерио13) и сказал, что Вы уехали в отпуск в провинцию. Я потребовал Рабенека14, но хотя был уже одиннадцатый час, он еще не пришел в Издательство. Подошел Конюс15 и ответил: «Я ничего не слышу». Я ему орал на все почтовое отделение: «Телефонирует Прокофьев из провинции, дайте адрес Пайчадзе! А-д-р-е-с Пайчааааадзе!!» Наконец Конюс понял и сказал: «Посмотрю в книжке, может быть там записано». После этого я ждал минут десять, причем нас раза три разъединяли, и затем Конюс невинно сказал: «В книжке ничего не записано». Таким образом стройными порядками Издательства я был предоставлен самому себе.

Разсуждал я так: с одной стороны, нельзя пробивать брешь в политике Издательства относительно найма мате­риа­лов оркестрам; с другой стороны, едва ли Вы захотите взять на себя провалить столь значительный ангажемент*. Мне представилось подходящим выходом следующее компромиссное решение: Чикаго не будет заботиться о материалах, потому что я буду исполнять те вещи, которых нет на складе у Максвелла16. Такия вещи могут быть выбраны из следующаго списка: Второй концерт, увертюра ор. 42, Стальной Скок, Симфониетта, новый Дивертисмент, который я думаю кончить к осени. Таким образом и волки будут сыты, и овцы целы, и моргач от Рикорди17 не сможет быть в обидах, т. к. сыграно будет то, что он сам не мог бы предложить18. Только разумеется Издательство не должно с меня драть; самое приличное было бы ничего не взять, а благодарно пожать мне руку за пропаганду вещей, которыя Издательство еще неизвестно через сколько лет напечатает. Если же такое благородство не свойственно ныне царствующе­му коммерческому духу, то надеюсь, что сговоримся ― несколько долларов за треп­ку нот.

Словом, я телеграфировал согласие взять на себя заботу о материалах для чикагского ангажемента. Очень надеюсь, что Вы не будете в претензии за своеволие, которое мне пришлось проявить совершенно против собственного убеждения. Я сделал все возможное ― месяц тому назад написал нью-йоркскому менеджеру то, что Вы мне указали, а сейчас не мог снестись с Вами не по своей вине; оттягивать же еще на несколько дней решение было бы равносильно отказу от ангажемента. Кроме того — и самое главное — найденный мною компромисс мне представляется вполне приемлемым для Издательства.

Ваш

Сообщите все-таки Ваш адрес19
*\ 1 000 долларов [сноска сделана Прокофьевым]

 

Яков Милькин

Художник Яков Наумович Милькин20 учился в Императорской Академии художеств в Санкт-Петербурге, брал уроки у И. Е. Репина. В эмиграции в Париже был членом Салона французских художников. Он написал множество портретов, они очень ему удавались.

Яков Милькин
Фото: artrz.ru

 

Преподавал на организованных им курсах по рисованию, живописи и скульптуре. С приходом немецких войск в Париж был заключен в лагерь Компьень, через некоторое время — выпущен. Вторично арестован 7 марта 1944 года, вместе с женой депортирован в Освенцим (Аушвиц), где погиб в газовой камере.

Переводы на английский язык приводимых здесь в оригинале писем опубликованы [9, 29]. Там же помещен и портрет Прокофьева, о котором здесь идет речь21.

12 августа 1932 г.
233, rue de la Convention
Paris XV

Дорогой Сергей Сергеевич!

С некоторым опозданием посылаю Вам снимок с рисунка. Хоть видевшим порт­рет и знающим Вас (в том числе и общим знакомым) он очень нравится, но я, признаюсь, не совсем им удовлетворен: чего-­то не хватает.

Мечтаю еще раз, как-нибудь, попытаться изобразить Вас, ― авось удастся сделать лучше.

Позировать нашему брату-художнику вещь хотя и прескучная, но Вам, Сергей Сергеевич, с этим делом, как с хронической болезнью, дающей время от времени о себе знать, придется изредка мириться. Вольно же было Вам стать мировой известностью! «Назвался груздем… изволь позировать![»]

Пользуюсь случаем еще раз поблагодарить Вас за приятные минуты общения с Вами во время наших сеансов. Шлю Вам, Сергей Сергеевич, Лине Ивановне и детям22 привет и лучшие благопожелания.

Не поминайте лихом Вашего мучителя ― душевно преданного Вам

Я. Милькин[а]

P. S. Снимок на специальной бумаге для клише я передал третьего дня Михаилу Феодоровичу23.

Как Вы и Лина Ивановна находите снимок [?]24

 

Я. Милькину
Paris.
ViIIа des Pins Parasols,
Sainte Maxime (Var).
29 Августа 1932.

Многоуважаемый Яков Наумович,

Благодарю Вас за присылку снимка c Вашего рисунка. Не знаю, как он дошел, т. к. от упаковки почти ничего не осталось, но снимок не пострадал. Ваше письмо тоже получил. Если Вы находите, что в рисунке чего-то не хватает, так это вероятно потому что постарались прикрасить меня, а потом раскаялись25.

Мы поселились в четырех километрах от Средиземного моря, в сосновом лесу26. Чудный воздух и солнце не свирепствует, чем я пользуюсь и зубрю новый концерт27.

Жена и я шлем Вам сердечный привет и надеемся, что Ваша любимица развивается и процветает28.

Ваш29

 

Лина Прокофьева и Всесоюзное радио

Удивительно, но аудиозаписей Лины Проко­фьевой30 нет. Многие современники, которых мы еще застали в живых, слышали, помнили ее пение, но оно ушло31. В Дневнике композитора складывается облик очень не уверенной в себе певицы, она часто нервничает и оттого теряет голос. Вместе с тем Ли­на была трудоспособным музыкантом, посто­янно расширяла свой репертуар. В него входили, помимо классических вокальных концертных номеров, многие сочинения со­временных западноевропейских, а позднее ― и советских композиторов. Стоит упомянуть, что она пела на многих языках, и это не было для нее сложным, так как она свободно говорила на шести. Публикуемое здесь офици­альное письмо, однако, не затра­гивает вопросов вокального исполнительства Лины, а касается проблем возвращения Про­ко­фьева в СССР и переезда его жены, ко­торая оставила в Западной Европе друзей, мать и поехала в чужую, почти неизвестную страну.

Лина Прокофьева
Фото: amazon.com

 

Письмо из Радиокомитета Лине Прокофьевой не значится в каталоге Колумбийского университета; здесь приведен шифр, под которым оно было обнаружено в колледже Голдсмитс32.

С.С.С.Р.

КОМИТЕТ ПО РАДИОФИКАЦИИ И РАДИОВЕЩАНИЮ

при Совете Народных Комиссаров Союза С.С.Р.

УПРАВЛЕНИЕ ЦЕНТРАЛЬНОГО РАДИОВЕЩАНИЯ

Москва, ул. Горького, 17. Телефон ______________

20 июня 1935 года

Л. И. ПРОКОФЬЕВОЙ-ЛЬЮБЕРА

Сектор Искусств Всесоюзного Радиокомитета предлагает Вам несколько выступлений на радио в Центральном Вещании /Москва/ с получасовыми программами. Сроки выступлений и содержание программ будут уточнены по получении Вашего согласия.

Начальник сектора искусств Гусман33

 

Марина Цветаева и Сергей Эфрон

С Мариной Цветаевой и ее семьей, как известно, Прокофьевы встречались неоднократно, в том числе в Медоне в 1931 году. Композитор восхищался поэзией Цветаевой, собирался писать романсы на ее стихи. Некоторое время назад мне довелось найти неизвестное письмо Прокофьева поэтессе от 9 января 1928 года [4, 14]. В архиве Прокофьева встретилась также короткая запис­ка Лины Прокофьевой Марине Цветаевой от 30 мая 1931 года34. Лина передает с письмом чек на 100 франков и извиняется за слабые результаты распространения билетов на поэтический вечер Цветаевой.

Сергей Эфрон
Фото: homsk.com

 

Из приведенного здесь письма Сергея Эфрона35 становится ясно, что семьи встречались чаще, нежели это было известно до сих пор.

4 ноября[Получено 4 ноября 1935 года]

Дорогой Сергей Сергеевич,

Возвращаю с благодарностью карточки36.

Привет от жены, а Святославу37 от Му­ра38.

А до Кламара39 я все-таки доехал на автобусе.

Всего доброго С. Эфрон

Не забудьте поездки на Рождество в Савойю40

 

Толстые

Творчество Л. Н. Толстого интересовало Прокофьева на протяжении всей жизни, при этом отношение к писателю менялось. В 1923 году композитор критикует назидательность романа «Воскресение», называя его благонравным и тусклым, но позднее, в советские годы рассматривает как возможную сюжетную основу для оперы. Так долго, как, вероятно, ни одно другое сочинение, занимала его сознание мученица переделок и улучшений ― «Война и мир»41.

Софья Толстая с супругом
Фото: novayagazeta.ru

 

С представителями же семьи писателя ему довелось столкнуться по весьма прозаи­ческому поводу, далекому от проблем творчества. Ниже приведено письмо Софьи Ни­колаевны Толстой (урожденная Философо­ва, 1867–1934) — невестки Л. Н. Толстого, же­ны его сына, Ильи Львовича (1866‒1933). Брак был заключен в 1888 году и распался в 1916 го­ду, у супругов было восемь детей.

[Получено 13 декабря 1933 года]

Многоуважаемый Сергей Сергеевич,

Пишу Вам от имени моей дочери Анны Ильиничны Толстой-Поповой42. Живу я в Праге, так что к великому своему сожалению повидать Вас не могу, но есть у меня в Париже другая дочка, Вера Ильинична43, на rue 5, Eugène Manuel, это Passy <…> Я у нея собрала для дочери в Москву одежду для Москвы, и к великому своему смущению с та­кой нескромной просьбой осмелилась об­ратиться к Вам.

<…> Там есть очень хорошее платье и чулки и белье теплое, сумка (она особенно просила) и свитера. До сих пор ей удавалось поправлять и перевертывать наново гардероб свой и мужа, но теперь пишет, что надвигается бедность, оборванность и безнадежность. Конечно, такое положение у многих, и если бы только можно было, — так давно бы помогали; приходится со всем мириться и радоваться, что еще живы и можем писать и выражать свою любовь друг к другу. Это большое счастье, но если Вы хоть частично поможете нам их там к зиме оградить от холода, — то исполните мечту мою и сердце благодарностью; я понимаю, как это трудно, но мне и страшно совестно беспокоить Вас и в то же время Ваше согласие есть единственный возможный случай хоть что-нибудь отправить им! Вот я и колеблюсь, и извиняюсь, и все-таки надеюсь, что Вы укажете моей дочери Вере Ильиничне Толстой, куда ей привезти вещи. Если Вы сами не найдете времени свидеться с ней у нея и про­смотреть вещи.

И так простите назойливую старушку и да поможет Вам Бог во всех делах Ваших.

Глубоко уважающая Вас

С. Н. Толстая

 

Podbabska 31
Dejvice Praha Č. S. R.44

Comtesse Tolstoy,
Praha
5, Rue Valentin Haüy,
Paris XV, France.
28 Декабря 1933.

Милостивая Государыня,

По возвращении из путешествия45 нашел Ваше письмо, но боюсь, что оно основано на недоразумении: в ближайшем будущем я в СССР не собираюсь, а когда мне случается ехать, то количество провозимых носильных вещей строго ограничено таможенной нормой; а эта норма обыкновенно занята предметами для ближайших родственников и друзей, женских вещей в багаже мужчины советская таможня вообще не пропускает. Из всего этого Вы легко поймете, что мне почти невозможно исполнить Вашу просьбу.

Тем не менее, не желая отказать Вам, я прошу Вас написать Вашей дочери, чтобы она протелефонировала мне (Ségur 88‒60) в первой половине марта. Возможно, что весною я поеду в Москву46 и тогда, если у меня окажется свободное место по таможенному списку, буду рад отвезти Вашей дочери какую-нибудь вещь, которая не носила бы специфически женского характера.

С пожеланием всего наилучшего,
Уважающий Вас47

 

[Получено 14 января 1934 года]

S. Tolstoi Praha
Bubeneč 505
<…> Č.S.R.

Милостивый государь Сергей Сергеевич,

Благодарю Вас за ответ о вещах для моих близких в Москве. Я надеялась, что как ар­тист Вы пользуетесь хоть малыми при­вилегиями; и извиняюсь, что беспокои­ла Вас. Дочь в Москве просила хоть ко­жаную сумку и если это Вас не слишком обременит ― дочь Вера Ильинична в Париже принесет самую скромную сумку, похожую на мужскую. Мне очень хотелось совсем не обременять Вас, и только по слабости сердца матери делаю это, пора бы уже не баловать деток.

С благодарностью уважающая Вас

С. Толстая48

Пётр Кончаловский. Автопортрет, 1943 год
Фото: veryimportantlot.com

 

Пётр Кончаловский

История «портрета с шишками» Прокофьева хорошо известна. П. П. Кончаловский49 пи­сал его весной 1934 года, когда композитор был гостем на даче в Буграх под Малоярославцем. Работа была закончена за 15 сеансов, во время которых композитор сочинял музыку к кинофильму «Поручик Киже», а также перекладывал на большой оркестр «Увертюру на еврейские темы» (шутка той поры: «Займусь своими евреями»). Художника восхищало в Прокофьеве все: «Сколько задора, озорства и свежести было в этом гениальном человеке!» [1, 498] Телеграмма, помещенная здесь, полностью это высказывание подтверждает.

Челябинск, 29. III. 1935
Москва, Большая Садовая 10, кв. 40.
Кончаловскому

Шлю пожелания блестящего успеха
Убит что не могу сидеть под портретом

Прокофьев50

Литература

  1. Кончаловский П. П. Воспоминания о друге // С. С. Про­кофьев. Материалы. Документы. Вос­поми­нания. М. : Музгиз, 1961. С. 496‒500.
  2. Нестьев И. В. Жизнь Сергея Прокофьева. Изд. 2-е. М. : Советский композитор, 1973. 662 с.
  3. С. С. Прокофьев и Н. Я. Мясковский. Перепис­ка / сост. М. Козлова, Н. Яценко. М. : Советский композитор, 1977. 598 с.
  4. Савкина Н. П. «Каждая счастливая семья…» // Научный вестник Московской консерватории. 2013. № 2. С. 5–49.
  5. Савкина Н. П. «Огненный Ангел» С. С. Прокофьева. К истории создания. М. : НИЦ «Московская консерватория», 2015. 288 с.
  6. Савкина Н. П. Сергей Сергеевич Прокофьев. М. : Музыка, 1982. 141 с.
  7. Сергей Прокофьев. Дневник. Часть 1. 1907‒1918. Париж : sprkfv, 2002. 812 с.
  8. Сергей Прокофьев. Сергей Кусевицкий. Пе­репис­ка 1910‒1953 / подготовка текста и комментарии В. Юзефович. М. : Дека-ВС, 2011. 532 с.
  9. Mann N. Milkin’s portrait of Prokofiev // Three Oranges Journal. May 2006. No. 11. Р. 28‒29.

Об авторе: Савкина Наталия Павловна, кандидат искусствоведения, доцент кафедры истории русской музыки, Московская государственная консерватория имени П. И. Чайковского

Комментировать

Осталось 5000 символов
Личный кабинет