Спрашивать о мелодии у композитора в на­ши дни — все равно что упоминать о веревке в доме повешенного. Красивая мелодия — это то, что нельзя сочинить. Это то, что приходит само или не приходит вообще. Вот и Шуман говорил, что мелодия — это боевой клич дилетантов, хотя и к композиторам иногда приходят красивые мелодии. Берг считал самой красивой мелодией побочную тему Камерной симфонии Шёнберга. Волконский написал Lied, или романс, о граде Китеже, мелодия которого так же прекрасна, как мелодии Шумана, а Сильвестров написал так много красивых мелодий, что этому мог бы позавидовать сам Шуберт, хотя среди всего множества этих мелодий нет ни одной, которая могла бы соперничать по пронзительности с «Крылатыми качелями» недавно ушедшего от нас Крылатова. Вот у кого нужно было спрашивать о том, что такое мелодия!

Красивая мелодия в композиторской структуре ведет себя как тайный лазутчик или террорист, готовый разнести в клочья все задумки композитора. Об этом я узнал еще в раннем детстве, когда приходил в ужас от того, как в Кларнетовом квинтете Моцарта божественная побочная тема обры­вается вступлением заключительной. А вообще-то написание красивых мелодий — это не композиторское дело, в чем легко убедиться, погрузившись в стихию григорианики или же в стихию «Битлз». И, может быть, конец времени композито­ров повлечет за собой расцвет нового мело­дизма. Может быть, освободившись от композиторского диктата, музыка вновь превратится в свободно льющуюся мелодическую стихию. Хотелось бы на это надеяться!