Ушла эпоха... Точнее не скажешь в память о Юрии Семёновиче Кореве. Всего два слова, но за ними — жизнь и судьба Челове­ка и Музыканта, старейшего члена Сою­за композиторов, из когорты последних из мо­ги­кан отечествен­ного музыкознания, глав­ного редакто­ра — на протяжении более сорока лет — журна­­ла «Советская музыка»/«Музыкаль­ная ака­де­мия» (в советской периоди­ке пример подоб­ного долголетия едва ли не уникальный), заслуженного дея­те­ля искусств РСФСР. В память об удиви­тель­­ном творческом долгожительстве, о Лич­­ности, формировавшейся в сложных исторических условиях, в атмосфере рас­колотой реальности, в которой послево­ен­ное сталинское десятилетие с его желез­ным занавесом сменилось хрущёвской оттепелью, брежневские годы застоя — горба­чевской перестройкой, обернувшейся тек­то­ническим разломом — падением могущественной империи по имени Советский Союз (26 декабря 1991 года — историческая дата распада СССР). Наконец, в память о Летописце (как справедливо назвали Юрия Семёновича в одной из статей), свидетеле расцвета советской музыкальной культуры — композиторского творчества, исполнительства, музыкальной науки, нередко вопреки догматам соцреализма и идеологическим запретам. Яркие премьеры способны были привлечь публику и в филармонические залы, и в музыкальные театры. Они становились событиями, которые горячо обсуждались в разного рода СМИ. И здесь едва ли не главным полем «битвы», наряду с газетой «Советская культура», органом ЦК КПСС, был журнал «Советская музыка», долгое время единственное в стране авторитетное научно-теоретическое и критико-публицистическое периодическое (вы­хо­дившее ежемесячно) издание. Все самое значительное — премьеры, имена, юбилеи, фестивали, международные симпозиумы, на­уч­ные дискуссии, партийные форумы, госу­дарственные праздники и прочее — находи­ло отражение на страницах журнала. И не просто отражение — фиксацию того или иного события, конкретного факта. Публикация со знаком плюс или минус решала судьбу композитора, исполнителя, коллектива, ученого. В известном смысле журнал выступал в роли цензора. И это накладывало особую ответственность за каждое печатное слово. Не забудем, — все это происходило в условиях неусыпной опеки не только со стороны курирующих советскую культуру и искусство (в том числе журнал «Советская музыка») органов ЦК, но и учредителей журнала — Союза композиторов СССР и Министерства культуры с их постоянными настоятельными рекомендациями (и журнал, и Союз композиторов, и подотчетное ему издательство «Совет­ский композитор», и Министерство культуры были режимными организациями). Как в этих ус­ловиях сохранить профессиональное досто­инство, авторитет, завоеванное десятилетия­ми реноме издания, к которому приковано внимание и которое рассматривается словно под мощнейшим микроскопом? Кому сколько воздали, кого покритиковали, ведь на всех не угодишь — всегда найдутся недовольные, обиженные (не важно, заслуженно или нет, — каждый сам себе судья). Юрий Семёнович Корев, пришедший в журнал в 1958 году, получив солидный опыт от его предшествующих руководителей, в качестве главного редактора оказался на своем месте...

Илл. 1. Юрий Корев за работой
Fig. 1. Yury Korev at work
Фото предоставлено Аллой Григорьевой

Вспоминаю февраль 1975 года. Начало моей работы в журнале «Советская музыка» (правда, с перерывом: в 1986-м перешла в музыковедческую комиссию Союза композиторов СССР, в 1996-м вернулась — уже в «Музыкальную академию»). Может быть, этот десятилетний перерыв дал мне некоторое преимущество, позволил острее почувствовать разницу между двумя форматами издания. Изменились страна, окружающая жизнь, социокультурный контекст. Изме­нился журнал — во многом, но не в главном. Руко­вод­ство осталось прежним. Сохранились стра­тегия и основополагающие эстетические и этические принципы, которым следовал журнал на протяжении многих десятилетий, вне зависимости от старых или новых социально-политических условий.

Когда я пришла в редакцию, в ней труди­лись мои ровесники, чуть старше или чуть моложе, талантливые, самостоятельно и конструктивно мыслящие: Дина Дараган, Алла Бретаницкая, Галина Друбачевская, некоторых я знала раньше. Марина Рахманова была моим автором в годы работы в Редакции му­зыкально-образовательных передач Главной музыкальной редакции Всесоюзного ра­дио. С Мариной Нестьевой пересекались во время командировок. С Виктором Юзефо­вичем общались в огромном, роскошном фойе перед Первой студией Государственного Дома радиовещания и звукозаписи на улице Качалова, 24 (тогда он был артистом оркестра у Юрия Арановича). С Риммой Косачёвой были коллегами — после окончания консер­ватории она, правда, недолго работала на радиостанции «Маяк» (именно Римма навела меня на мысль попытаться устроиться в журнал «Советская музыка»). 1975 год обернулся для нашего редакционного братства серьезным испытанием на прочность. В редакции я сменила покидавшего Советский Союз талантливого и харизматичного Соломона Волкова, того самого, который провел и обнародовал ряд бесед с мэтрами советской музыки. Одна из них — вышедшая за рубежом и наделавшая много шума книга под назва­нием «Свидетельство» [10] — цикл бесед, достаточно откровенных, с Дмитрием Шоста­ковичем (интервьюер утверждал, что каж­дая страница рукописи была завизирована композитором, а он лишь фиксировал размышления «от первого лица»). Сегодня страсти сошли на нет. А во времена цензурного режима во всех сферах культуры и искусства выход в свет такого рода откровенных свидетельств был подобен разорвавшейся бомбе. 9 августа 1975 года умер Шостакович. Мы прощались с ним 14 августа в Большом зале Московской консерватории. Переживали как невосполнимую утрату — в первую очередь для советской культуры, но и для журнала в частности. Дмитрий Дмитриевич был членом редколлегии «Советской музыки» и не раз вставал на защиту того или иного (нередко дискуссионного, спорного) материала (достаточно было одного его слова «рекомендую»). Журнал лишился серьезной поддержки. И это не замедлило сказаться на судьбе его руководства. Ему припомнили порочащий имидж журнала факт иммиграции одного из сотрудников. Пригодились здесь и письма не лишенных апломба музыкантов, обиженных на якобы несправедливую критику в свой адрес. И вот результат: в том же 1975 году в газете «Советская культура» появилась посвященная журналу разгромная статья [2] (без подписи, то есть от редакции, полторы газетных полосы формата А1 — объем солидный, для такого рода издания экстра­ординарный), по жесткому, менторскому тону напоминающая подобные публикации 1936 или 1948 годов. Похожие формулировки, огульные обвинения, общие слова, щедро приправленные демагогическими пассажа­ми («бестактность», «необъективность», «рез­кость», «вызвавшие возмущение музыкальной общественности»; работу журнала неоднократно обсуждали на разных уровнях, в том числе на Секретариате Союза композиторов СССР, однако руководство «Советской музыки» «так и не сделало для себя соответствующих выводов»). Чем грозила такая пуб­ликация? Снятием «виновника» — главного редактора. К счастью, здравомыслящих сторонников у Корева и его команды оказалось больше, чем противников. По правде сказать, как я теперь думаю, да и тогда подозревала, причина такого «наезда» была простой: кому-то очень хотелось... порулить «Советской музыкой».

Так или иначе, коллектив выстоял. Однако его ждали новые испытания. С прекращением финансирования в начале лихих 1990-х годов — имею в виду прекращение финансирования творческих союзов, приравненных к общественным организациям (типа Доб­ровольного общества рыболовов-спортсме­нов), а с ними и журналов, — «Советская музыка» как орган Союза композиторов оказалась под угрозой уничтожения. Я отлично помню, что на одном из заседаний в Союзе московских композиторов (в начале 1991 года) с участием представителей издательства «Советский композитор» тогдашний председатель Союза Георгий Дмитриев всерьез предложил (и его поддержали!) раздробить журнал «Советская музыка» на несколько брошюрок (академическая музыка, массовые жанры, театр, музыка для детей и прочие). И это намеревались обсудить на Секретариате СК СССР для принятия окончательного решения. Абсурд?! К счастью, руководству большого Союза в то время было не до журнала. Он доживал свои последние дни. А в 1992 году журнал резко поменял формат, превратившись из ежемесячника в ежеквартальник «Му­зыкальная академия». Редакционный коллек­тив снова выстоял, продемонстрировав свою жизнеспособность. И хотя проблема финансирования не была решена, с отменой цензуры журнал вступил в новую фазу жизни, появилась возможность публиковать материа­лы, которые в советское время были под запретом. Это, как нетрудно догадаться, музыкальный авангард во всем его многообразии и духовная культура Отечества.

Вспоминаю краткое «Обращение к читателю» главного редактора, открывшее первый номер «Музыкальной академии» за 1992 год [6]: емкое определение задач журнала, и бли­­жайших, и на перспективу, с ак­цен­том на стра­тегически важной — созда­вать, поддер­живать, вопреки политическим распрям, войне суверенитетов, «единое духовное поле» нацио­нальных культур («поддерживать друг друга в поисках истины, в объединении наших духовных устремлений к добру и красоте, к служению искусству» [6]). Служение (вот ключевое слово) искусству, своему делу, любимому журнальному детищу — на этот алтарь была положена жизнь, огромный профессиональный багаж, этому были подчинены чисто житейские устремления. Журнал (повторюсь и дополню сказанное выше) выстоял, сохранил свое реноме и в новом формате, не утратил обратной связи с читателями, хотя уступил «Советской музыке» в актуальности, быстроте реакции на то или иное музыкальное событие (слово «академия» вполне оправдывает эту уступку), благодаря (теперь-то я могу это утверждать абсолютно) высочайшей пробы профессионализму и человеческим, природным качествам главного редактора. В этом вижу некую предначертанность избранного им пути.

В самом деле, если припомнить. Выпускник Московской консерватории, талантливый, воспитанный на традициях кучкизма, необычайно деятельный, наделенный особой энергетикой, уступает коллеге предназначенное именно ему место в аспирантуре, а сам выбирает путь достаточно тернистый, если не сказать опасный. И сам позднее объясняет этот выбор, в результате которого журналист переиграл в нем академического ученого («Мой характер „журналистский“, в том смысле, что я делал то, другое, третье...» [1, 146]). Первым местом его работы стала Комиссия музыки народов СССР при головном Союзе композиторов. Последний номер журнала «Музыкальная академия» (№ 4) за 2011 год, подписанный в печать Юрием Семёновичем, был сформирован под знаком «К 20-летию Содружества независимых государств». Так соединились начало и конец его интенсивной творческой деятельности, образовав, как в классическом сонатно-симфоническом цик­ле, арку. А содержание номера подтверди­ло жизнеспособность избранных стратегии и так­тики. Став главным редактором журнала «Советская музыка», Юрий Семёнович Корев уже тогда, в далекие 1970-е, определил приоритеты, при этом опираясь на опыт предшественников ― Ю. В. Келдыша, Г. Н. Хубова и Е. А. Грошевой, сохраняя внутреннюю структуру журнала и одновременно развивая, пополняя новыми рубриками уже отстояв­шиеся десятилетиями старые. Подобная четкая рубрикация (кстати, в соответствии со штатным расписанием), это мое убеждение, позволяла успешнее ориентироваться в разнообразном материале, из которого собирался каждый номер журнала.

Одним из приоритетов, которые отстаи­вал главный редактор, заключался в необ­хо­димости широкого охвата всей многона­цио­нальной музыкальной жизни: сперва в про­странстве Советского Союза, затем — об­новленной, свободной России. Начало бы­ло положено серией Редакционных бесед, которые проводились и в Москве, и на местах. Это оказалось эффективной динамичной формой общения, коллективного обсуждения проблем, в рамках которого соединя­лись или, напротив, сталкивались разные мнения, художественные позиции. Главным было привлечь внимание и композиторов, и музыковедов, и исполнителей, а иногда представителей смежных профессий — художников, литераторов, поэтов, режиссеров. Благодаря такому формату публикаций журнал расширял поле обзора советской му­зыкальной культуры, позволял проследить художественно-стилевые тенденции, и об­щие, и сугубо индивидуальные, локальные, исследовать разные аспекты сочетания уникального и универсального в рамках той или иной национальной культуры. Благодаря беседам мы были в курсе всего многообразия советской музыки. Важным источником инфор­мации оказалась плодотворная деятельность Комиссии музыки народов СССР при Союзе композиторов (ее успешно возглавляли Я. С. Солодухо, затем Г. М. Шантырь), обеспечившая постоянное общение москвичей с их коллегами из республик (проблем с финансированием тогда не было).

Редакционные беседы позволили привлечь в журнал самых перспективных, талантливых, смело мыслящих исследователей, которые стали нашими постоянными авторами: Г. Орджоникидзе (Грузия), А. Мухамбетову (Казахстан), В. Ландсбергиса (Литва), Е. Зинькевич (Украина), Р. Аладову (Белоруссия), М. Рухкян (Армения), М. Вайтмаа (Эстония), Н. Янов-Яновскую (Узбекистан), И. Милютину (Молдавия), А. Клотыньша (Латвия)... К ним можно добавить очень многих из Москвы, Ленинграда/Санкт-Петербурга, Горького/Нижнего Новгорода, Новосибирска, Казани, Свердловска/Екатеринбурга. В авторском составе журнала был представлен весь цвет музыкальной науки и критики.

Припомню лишь один факт из моей редакционной жизни — беседу, проведенную в канун 1980 года в Чебоксарах по инициативе молодого тогда кандидата искусствоведения Михаила Кондратьева. А «открыл» его Юрий Семёнович Корев во время од­ной из своих многочисленных поездок по го­ро­дам и автономным республикам Российской Федерации в качестве секретаря Сою­за ком­позиторов РСФСР по музыкове­дению. Бе­­се­­да объединила не только композиторов, музыковедов, краеведов, фольк­ло­рис­тов, ис­полнителей, но и ярких представи­телей ху­­до­жественной интеллигенции Чувашии, вклю­чая наиболее прогрессивно мысля­щих сотруд­ни­ков городской администра­ции. Я предполагала продолжить эту форму на тер­ри­тории других автономий России. Не слу­чилось... Этот пример я припомнила и для того, чтобы лишний раз сказать об удивительной спо­­собности Корева точно диагностировать таланты, прозревать будущее и поддерживать молодых коллег. Сегодня Михаил Григорьевич Кондратьев, недавно отметивший свое 75-ле­тие, — доктор искусствоведения, профессор, член Международной академии наук педагогического образования, чьи труды известны не только в Поволжском крае, в России, но и далеко за ее пределами.

Поддержка молодых авторов всегда была одной из главных составляющих журнальной стратегии. В 1999 году уже в «Музыкальной академии» появился раздел «Из работ молодых музыковедов». Впоследствии название раздела менялось, но суть его оставалась неизменной — предоставить трибуну начинающим свой путь исследователям, в данном случае выделить особое место статьям соискателей степени кандидата искусствоведения. Условием защиты их работ стала публикация в ваковском журнале. Именно тогда и «Музыкальная академия», благодаря инициативе и активной помощи Марка Генриховича Арановского, одного из членов ВАК, была включена в список соответствующих аттеста­ционному регламенту изданий, а молодые авторы получили приоритетное право публиковаться на его страницах.

Юрий Семёнович Корев, будучи еще просто редактором «Советской музыки», осо­бенно внимательно прислушивался к «голосам» своих талантливых сверстников. Его статья о Первой симфонии 26-летнего Ро­дио­на Щедрина [8] содержала подробный анализ партитуры с некоторыми критическими пометками, а главное — важную и для молодого журналиста мысль о судьбе симфонического жанра в советской музыке. В противовес западноевропейским исследователям, которые писали о кризисе классического жанра, его изживании в XX столетии, Корев предрекал новую фазу советского симфонизма. И не ошибся. Советская симфония на протяжении второй половины XX века обретала новое дыхание. Дело автора 15 симфоний успешно продолжали М. Вайнберг, Б. Чайковский, С. Слонимский, Б. Тищенко, А. Эшпай, А. Шнитке, С. Губайдулина, Г. Канчели, А. Тертерян, В. Сильвестров, И. Калныньш, М. Таджиев, Е. Станкович, Л. Сумера... От Шостаковича выстроился впечатляющий ряд авторов-симфонистов, чьи партитуры привлекли внимание крупных дирижеров ― Е. Светланова, Г. Рождественского, Ю. Темирканова, В. Федосеева, Дж. Кахидзе, Д. Ханджяна, В. Синайского, Ф. Глущенко, Э. Класа. Тандем композитор-дирижер привлекал Корева многими аспектами, он мечтал о цикле такого рода бесед a due на страницах «Му­зыкальной академии». Не случилось...

«Журнал — это коллективная и в то же время конкретно авторская летопись, имею­щая в целом важнейший принципиальный смысл — закреплять в общественном сознании (и проявлять для просвещенного читателя) процессы, происходившие в мире музыки (курсив Ю. С. Корева)» [3, 6]. Добавим к этой справедливой мысли — заполнять белые пятна, вводить в научный обиход материалы, хранящиеся в архивах, и обнародовать исследования современных ученых-медиевистов. В 1994 году в «Музыкальной академии» появился раздел «Духовная культура Отечества» как инициатива редакции, поддержанная главным редактором. На протяжении без малого 20 лет были собраны уникальные материалы. Назову лишь некоторые. Это публиковавшееся в нескольких выпусках журнала «Церковное пение в России» протоиерея Димитрия Разумовского с комментариями серьезного исследователя византийской и древнерусской традиций богослужебного пения И. Е. Лозовой, к сожалению, безвременно скончавшейся [9]. (Когда-то, в пору становления Московской консерватории Д. В. Разумовский был приглашен руководить кафедрой истории и теории церковного пения (1866‒1918). Спустя 80 лет после ее закрытия, в 1998 году при кафедре истории русской музыки был создан Научно-исследовательский центр церковной музыки имени протоиерея Димитрия Разумовского, его первым руководителем стала И. Е. Лозовая.) Это подборка материалов, посвященных крупным фигурам в истории отечественной церковно-певческой культуры, синодалам П. Чеснокову, Д. Кастальскому, С. Смоленско­му. Это уникальные свидетельства пастыр­ско­го служения и в годы гонений на православную церковь (из архива протоиерея Анатолия Правдолюбова, композитора и регента, соловецкого узника, автора «Жизненных правил для регента-любителя», составленных по образцу шумановских «Жизненных правил для музыкантов»; «Соловецкого дневника»), и в постсоветский период (беседы с архимандритом Матфеем Мормылем, легендарной личностью, композитором и регентом Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, с протоиереем, регентом отцом Михаилом Фортунато, долгие годы служившим в Лондоне под началом митрополита Антония Сурожского). Это статьи, посвященные православным службам, русским святым, певческим книгам, христианским святыням и праздникам... А среди авторов — выдающиеся иссле­дователи: В. Протопопов, Н. Денисов, Н. Гу­ляницкая, И. Лозовая, Т. Владышевская, М. Рахманова, Н. Серёгина, В. Медушевский, А. Конотоп, Ю. Евдокимова... Из молодых — талантливый и перспективный Д. Коротких (приняв монашеский постриг, он отошел от науки; надеюсь, его возвращение все-таки состоится). Формируя раздел «Духовная культура Отечества», без которой не мыслится современное музыкознание, к тому же получив солидную поддержку от Русской православной церкви в виде поздравления Патриарха Алексия Второго с 75-летием журнала (факт исторический!), редакция рассчитывала на обратную связь, на то, что пуб­ликуемые на страницах «Музыкальной академии», нередко впервые, материалы найдут свое продолжение в работах молодых ученых-медиевистов. Пока не случилось...

Юрий Семёнович создал сплоченный редакционный коллектив. Он умел подбирать кадры. С радостью поддерживал творческие инициативы, даже, порой, неожиданные, поначалу казавшиеся парадоксальными и мало реальными. Как, к примеру, устный выпуск журнала «Советская музыка» в Колонном зале Дома Союзов — теперь это снова Дворянское собрание. И получилось привлечь заинтересованную публику, установить с ней живой диалог при участии известных композиторов и исполнителей! (Запечатлела это событие, происшедшее во второй половине 1980-х годов, фотография замечательного мастера репортажей, хроник, портретов, нашего фотолетописца Семёна Исааковича Хенкина.) Московский опыт был повторен в Красноярске. И тоже успешно.

Илл. 2. Софья Рыбакова, Юрий Корев и Виктор Юзефович на встрече с читателями в рамках устного выпуска журнала «Советская музыка»
Fig. 2. Sofya Rybakova, Yury Korev and Viсtor Yuzefovich at a meeting with readers as part of the verbal edition of the “Soviet Music” journal
Фото: «Музыкальная академия»

Главный редактор очень умело, тактично, исподволь приучал нас, строптивых, самостных, к порядку, к тому, что следует думать и радеть не только за свой участок работы, но и за общее дело. И понимать, почему отклонен тот или иной сам по себе неплохой материал. Он стремился выстроить драматургию каждого номера, прочертить связи между отдельными статьями, «нанизать их, как на шампур», по возможности исключив момент случайности, необязательности. Он твердо стоял на планировании номеров. И текущем, и перспективном. И неукоснительно соблюдал этот принцип. Того же требовал от нас, редакторов. Поддерживал дискуссии с продолжением, публикации разных мнений, разных интерпретаций одного и того же сочинения. Наши летучки, где обсуждались не только план номера и перспективы, но и многие другие проблемы, нередко превращались в интереснейшие и довольно жаркие по накалу дискуссии (жалею, что в свой час не записала на диктофон наиболее интересные и не воспользовалась приобретенным на радио навыком быстрой расшифровки живых записей). Корев, с его умением внимательно выслушать и мгновенно проана­лизировать каждое мнение, выступал третей­ским судьей, блестяще завершал дебаты импровизированными кодами, высказывая личное мнение, при этом обобщая разные наши мнения, и примиряя всех.

Для Корева журнал был любимым детищем, за которым он неусыпно присматривал. Вникал буквально во все процессы. Все было важно: техническая сторона, как выглядят колонки, набор, шрифты, иллюстрации, обложки и прочее. Внешний (товарный) вид журнала ― это отдельная история, нередко драматическая. Несколько раз менялись, уже на моей памяти, графические обложки, варьировались цветовые решения фона. С приходом в редакцию талантливых, с развитым художественным вкусом Вадима Киселёва, а затем сменившей его Маргариты Далибандо Юрий Семёнович мог реализовать свои представления о том, как должна выглядеть обложка журнала «Музыкальная академия». На ней появились цветные изображения (шедевры архитектуры, пейзаж, портрет, инструменты, неповторимая вязь древнерусской певческой рукописи — явная отсылка к разделу «Духовная культура Отечества» и прочее). Причем они, на мой вкус, корреспондировали с содержанием номера — напрямую либо, чаще, косвенно. Маргарита Далибандо вспоминает о единственном, но главном пожелании Корева к оформлению обложки — чтобы на ней так или иначе прочитывалась тема космоса, не конкретно, в сугубо научном понимании космического, а скорее космоса метафорического. Речь шла о претворении космической темы, о космизме в творчестве художников, композиторов, поэтов. В виде неожиданной скульптуры Сергея Конёнкова «Космос» или в оригинальном запечатлении «короля инструментов» органа на картине современной русской художницы, живущей во Франции, Светланы Богатырь...

О Кореве — редакторе журнала «Совет­ская музыка», авторе статей я узнала задол­го до появления в редакции, а именно в студенческие годы. Для меня журнал был в некотором роде настольной книгой по современности. Корева-Человека я открывала для себя постепенно, уже будучи в его команде. Он был разным ― и сосредоточенным, немногословным, интровертом, как мне каза­лось, и динамичным, мог вспылить, взорваться, если были затронуты какие-то очень важные этические струны его души. Он был внимательным, дружелюбным, уважающим чужое мнение, даже если с ним не согла­шался. У него были собственные музыкальные, эстетические приоритеты, однако природный такт не позволял ему навязывать свои представления другим. Мне кажется, он был далек от расхожих споров об искусстве. Он был преданным другом для своих помощников ― Л. С. Гениной и С. Б. Рыбаковой, а для нас, более молодых, добрым, мудрым наставником. Во всяком случае, во всех сложных ситуациях брал ответственность на себя.

Как-то в одной из бесед на вопрос о наличии стиля в работах авторов-музыковедов Корев ответил достаточно категорично: «Какой там стиль! Стиль есть у Флобера. А у авторов-музыковедов, как правило, стиля нет. Хотя...» [1, 148]. Конечно, и это Корев понимал, были исключения. Среди последних — он сам. Корев писал о многом и о многих. Иногда подшучивал над своей журналистской всеядностью — автора, с одной стороны, статьи о философской природе Фараджа Караева, с другой — об... Иосифе Кобзоне. На самом деле он не признавал расхожего мнения о высоких и низких жанрах, снобистского утверждения приоритета симфонии над песней. Сердился, когда игнорировали массовые популярные жанры. В статьях Корева обращали на себя внимание не только тщательный анализ текста произведения, о котором шла речь, но и критические пожелания, которые, как оказывалось в дальнейшем, служили на пользу авторам. А еще — редкая для му­зыковеда способность слышать музыку композиторским, проникающим в глубь звуковой материи слухом. (И так, пожалуй, было всегда. Размышлял ли автор о новинках фестивалей «Московская осень», «Ленинградская весна» или «Варшавская осень», о творчестве композитора или исполнителя, обобщал ли дискуссию по проблемам истории или теории музыки). Позже я узнала, что Юрий Семёнович в молодости изучал основы композиции, пробовал сочинять, но эта сторона его таланта оказалась закрытой для окружающих.

Собственный авторский стиль Корева-му­зыковеда, музыкального критика, музыкаль­ного журналиста формировался постепенно, от статьи к статье. И вылился в стройную форму, только ему присущую, в стиль «от первого лица». В чем это проявляется? Попробую ответить (в дополнение к тому, о чем упоминала выше). В тщательной работе над точностью слова и ясностью мысли. В особой структуре фраз-периодов (нередко каждая фраза да­ется с новой строки). В особой пластике построения фразы, кружевном плетении слов, с непременными узелками-­поворотами (то, что убиралось, «закручивалось» за скобки). В отдельных специфических оборотах речи. В поисках взыскующей к музыке правды. В стройности целостной композиции статьи, нередко создаваемой по за­конам му­зыкальной формы. В многочисленных отсылках к литературе, поэзии, жи­вописи, философии, в цитатах из Библии. В соблюдении общих требований, предъявляемых к музыковедческой статье, — наличии определенного контекста (временнóго, ху­до­жественно-стилевого). Для меня одним из лучших примеров является статья Юрия Семёновича о Пятнадцатой симфонии Шостако­ви­ча [7]. Здесь он предстает и автором-му­зыко­ведом, и композитором, и му­зыкаль­ным критиком, и философом, и редак­тором, тщательно проверяющим свои слу­ховые впечатления.

В 2018 году, когда отмечалось 90-летие Юрия Семёновича Корева и в третьем номере «Музыкальной академии» за этот год была помещена беседа с ним [1], последняя, как оказалось (3 января 2024 года его не стало), журнал кардинально поменял свой формат. Случайное совпадение? Возможно. Совпадение, которое навело меня на мысль о том, что с уходом Корева ушла не только эпоха, но и тот журнал, которому он посвятил свою долгую жизнь. В этом есть определенная историческая закономерность. Как и в том, что с завершением земного пути творческого человека разрозненные факты его жизни собираются в единое законченное произведение. Отдельные работы образуют творческое наследие. Место его в музыкальной истории в итоге определит время. Наследие Юрия Семёновича Корева — это журнал «Советская музыка» / «Музыкальная академия» (1970–2012). А еще книга малого, «карманного», формата о советском композиторе К. Молчанове [4], изданный в 1974 году сборник избранных музыкально-критических статей [5], большое число публикаций, разбросанных по разным СМИ. Убеждена в существовании обширного архива, перепис­ки с близкими друзьями. Эти документы бесценны. Работа над их расшифровкой, конечно, будет непростой, учитывая мелкий «бисерный» почерк Корева, который у нас в журнале могла блестяще разобрать Дебора Иосифовна ― асс в деле машинопечатания.

Юрий Семёнович заботился о сохранении наследия отечественной музыки в возможно полном объеме. В этой заботе нуждается и его собственное творческое наследие. Время тому пришло.

«Да будет так, да сбудется!» ¹ (Ю. С. Корев).

Список источников

1. Бобрик О. А. Ю. Корев: «Я начал работать в журнале „Советская музыка“ в 1958 году...» // Му­зыкальная академия. 2018. № 3. С. 140–156.
2. Где же принципиальность и такт? По страницам журнала «Советская музыка» // Советская культура. 1975. 14 ноября. № 92. C. 4–5.
3. Корев Ю. C. Вступая в юбилейный год // Му­зыкальная академия. 2003. № 1. С. 6–9.
4. Корев Ю. С. Кирилл Молчанов. М. : Советский композитор, 1971. 224 c.
5. Корев Ю. С. Музыкально-критические статьи. М. : Советский композитор,1974. 261 с.
6. Корев Ю. С. Обращение к читателю // Музыкальная академия. 1992. № 1. С. 1.
7. Корев Ю. C. О Пятнадцатой симфонии Д. Шостаковича // Советская музыка. 1972. № 9. С. 8–22.
8. Корев Ю. С. Продолжая спор о симфониях молодых // Советская музыка. 1959. № 7. С. 49–57.
9. Разумовский Д. протоиерей Церковное пение в России // Музыкальная академия. 1998. № 1. C. 81–92; 1998. № 2. С. 181–193; 1999. № 1. С. 21–35; 1999. № 2. С. 62–70; 1999. № 3. С. 89–98; 2000. № 1. С. 177–183; 2000. № 3. С. 74–80.
10. Testimony. The Memoirs of Dmitri Shostakovich / as related to ed. by S. Volkov, transl. from the Rus­sian by A. W. Bouis. New York etc. : Harper & Row. 1979. 289 s.