2005 год. В Санкт-Петербург съехались чле­ны Международного музыковедческого общества (IMS), а также представители его директории, возглавляемой тогда Дэвидом Фэллоу­зом, ― гости из Дании, Бельгии, Швейцарии, Италии, Нидерландов, Франции, Австрии, Великобритании, Венгрии и США. Санкт-Пе­тер­бургская государственная консерватория была переполнена учеными-музыковедами, специалистами-медиевистами, экспертами в области акустики, темперации, первооткрывателями старинных трактатов и исследователями музыки всех эпох.

Тогда, учась на втором курсе музыковед­ческого факультета, я впервые оказалась сре­ди такого музыковедческого пира. Заковы­ри­стые темы докладов привлекали хитро­сплете­ниями исторических сюжетов, но отпугивали своей сложностью. Было ощуще­ние присутствия тайного знания, к которому хотелось приобщиться всем находящимся в зале. «Заведовала» этим знанием Людмила Григорьевна Ковнацкая. Обладая невероятным обаянием и твердой волей, она сумела организовать и провести научную и культурную программу симпозиума на высочайшем уровне.

Так продолжилось мое знакомство с Люд­милой Григорьевной (до этого мне по­везло присутствовать слушателем на ее лекциях). Симпозиум 2005 года стал важной вехой в истории IMS, ведь именно тогда возникла идея основать локальную ассоциацию внутри этого общества, и с приходом следующего его президента Тильмана Зеебаса была создана Региональная ассоциация стран Восточной Европы, возглавила которую Людмила Григорьевна. По ее инициативе были сформированы две исследовательские группы ― «Шостакович и его эпоха» и «Стравинский: между Востоком и Западом».

В ходе симпозиума я обрела четкий профессиональный ориентир, олицетворением которого стала мой дорогой профессор. В Петербургской консерватории выбор научного руководителя, а вместе с ним и кафедры происходит в конце второго курса. Мой выбор был сделан еще в начале первого. Тогда, узнав от старшекурсников о звездах преподавательского состава консерватории, я начала ходить на лекции с другими курсами и по другим специальностям. К Людмиле Григорьевне мне посоветовали пойти сразу, не дожидаясь лекций по Малеру, которые она традиционно читала музыковедам. И тут же предупредили: к себе в класс она больше никого не берет. Этот факт насторожил, но и заинтриговал: было чрезвычайно любопытно познакомиться и послушать ее, живую легенду.

Людмила Ковнацкая
Lyudmila Kovnatskaya
Фото: philharmonia.spb.ru

Впервые увидев меня в дверях аудито­рии, Людмила Григорьевна удивилась, но воз­ражать не стала. Дальше был мой черед удивляться. После одной из лекций она расспросила меня об учебе в училище, о моих интересах. Казалось бы, какое дело занятому профессору до студентки, которая даже не числится в группе? Дальше ― больше. Однажды перед лекцией (обычно я приходила раньше всех) Людмила Григорьевна спро­сила меня: «Как дела?» Сказать, что я оторопела, — значит ничего не сказать. Атмосфера первых месяцев обучения в вузе составляла резкий контраст с училищем, где маленький курс все опекали. Казалось, что здесь ты никому не нужен: хватаешь знания, варишься в собственном соку, каждый сам за себя. И вдруг: «Как дела?» Это может выглядеть наивным, но для меня простой вопрос Людмилы Григорьевны стал показателем человечности, доброты, заботы.

Но самое большое удивление было впереди. Однажды в назначенный час на лекцию к Людмиле Григорьевне никто из студентов соответствующего курса не пришел — никто, кроме меня, вольнослушательницы. Тогда я и получила первый «урок профессии». Стесняясь, я собралась уходить, но Людмила Григорьевна остановила меня словами: «Куда же вы? Мне не важно, сколько человек в ауди­тории, внимания заслуживает каждый». Лекция была прочитана мне одной. Этот «урок» научил меня многому: впоследствии мне доводилось вести экскурсии в музее для одного посетителя, лекции ― для одного слушателя.

Осознание того, что музыковед должен владеть иностранным языком, было для меня тяжелым — английский я тогда ненавидела так же страстно, как люблю его сегодня. И вновь не обошлось без влияния Людмилы Григорьевны: узнав о том, что с языком у меня сложности, она посоветовала заняться им с репетитором. А к третьему курсу, уже будучи студенткой ее класса, я вместе с английским учила финский и готовилась поехать в Олдборо на фестиваль волонтером. Тогда героем моих научных изысканий был Калеви Ахо, спустя год его сменил Дмитрий Шостакович — и Людмила Григорьевна тут же привлекла меня к изданию его писем.

Она щедро делилась научными задачами: отредактировать, провести архивные изыскания, подготовить документы к публикации, составить каталог, уточнить данные, собрать материалы, написать статью ― работа кипела по всем фронтам. Более того, Людмила Григорьевна сразу привлекала студентов к международным проектам.

Я хочу вспомнить ключевые научные собрания, организованные Людмилой Григорьевной, участницей которых мне довелось побывать. Так, 1 сентября 2008 года из Петербурга выехал дружный музыковедческий десант во главе с Л. Г. Ковнацкой. Ночным по­ездом мы отправились в Киев, где со 2 по 6 сентября проходил международный симпозиум «Наука о музыке сегодня: пробле­мы и перспективы», организованный Национальной музыкальной академией Украины имени П. И. Чайковского. Председательствовала на нем Л. Г. Ковнацкая. Именно ей принадлежала идея организовать этот съезд директории IMS в Киеве, которую поддержала профес­сор Елена Сергеевна Зинькевич, возглавившая оргкомитет.

С приветственным докладом о профессии современного музыковеда (историка, этнографа, композитора, преподавателя) выступил Тильман Зеебас, президент IMS. Он же задал тон первой сессии, где обсуждались новые парадигмы науки и, в частности, систематическое музыковедение (дисциплина, объединяющая в себе методологию истории и естествознания).

Учитывая международный состав участников, важно было организовать коммуникацию между гостями и обеспечить перевод всех докладов. Дополнительная сложность возникла в связи со специфической тер­минологией, не доступной обычным переводчикам. Тогда Людмила Григорьевна предложила следующий алгоритм: все тексты пе­реводятся петербургскими музыковедами-­сту­ден­тами заранее, а для того, чтобы не потерять эффект живого общения, мы — те самые студенты — едем в Киев и помогаем в переводе дискуссий и кулуарных бесед. Впоследствии, когда я сама организовывала международные конференции в Музее-квартире Н. А. Римского-Корсакова, то с удовольствием использовала идею Людмилы Григорьевны, если не было возможности обес­печить синхронный перевод. Киевские дни стали для нас праздником: экскурсии, прогулки в перерывах между секциями, знакомства ― позже я не раз встречалась с членами IMS уже на других европейских симпозиумах и конференциях.

В 2009 году эстафету симпозиумов Региональной ассоциации IMS принял Минск («Современное музыковедение в мировом научном пространстве», руководитель — Екатерина Дулова), где ярко заявили о себе обе инициированные Людмилой Григорьевной исследовательские группы: «Шостакович и его эпоха: современники, культура и государство» (во главе с Ольгой Дигонской) и «Стравинский: между Востоком и Западом» (во главе с Наталией Брагинской).

Следующая встреча состоялась в Петрозаводске в 2011 году («Север в традиционных культурах и профессиональных композиторских школах», руководитель — Вера Нилова): туда съехались ученые из США, ОАЭ, Великобритании, Украины, Финляндии и Литвы. Людмила Григорьевна не только выступила идейным вдохновителем обоих симпозиумов, но и приняла деятельное участие в их организации. «Cеверная» тема была полно раскрыта на пленарном заседании и в секциях, на которых были представлены доклады о народной музыке финских, шведских, норвежских композиторов. А к двум уже сложившимся исследовательским группам добавилась группа «Маргиналы музыки XX века», созданная по инициативе Левона Акопяна. Специальным гостем симпозиума была Ирина Шостакович, выступившая с докладом о деятельности издательства «DSCH».

***

Людмила Григорьевна для меня и коллег ― всегда рядом. Она вдохновляла, советовала, учила, поддерживала. Нет, не так: она вдохновляет, советует, учит, поддерживает ― ведь ее голос, жизненная мудрость, великая человечность, невероятная эрудиция, очарование остаются с нами.

В моей голове и сейчас звучит бодрое: «Как дела?»