Кроссовер (от английского crossover — переходить) — музыка, в которой происходит смешение двух или более стилей.

Естественно, ничто не ново под луной. Разные виды искусства — музыка, поэзия, танец, живопись — переплетались с момента их появ­ления.

Впрочем, «Игра в бисер» Гессе подкидывает еще более сложное понимание единства искусства и науки, базирующееся на единой для всех математике.

Подтверждая волнооб­раз­ность истории, новое по­ветрие появилось в конце ХХ века. Классические инструменты маленькой струйкой потянулись в стан шоу-бизнеса, и на моей памяти первым хедлайнером кроссовер-ин­дустрии стала Ванесса Мэй. Ее портрет с задорно блестящей скрипкой облетел билборды во многих странах и продержался там достаточно долго, дожидаясь последующих мастодонтов стиля.

Их вышла сразу целая плеяда. Дэвид Гаррет, обучавшийся вместе с Репиным и Вен­геровым у ведущего скрипичного профессора Захара Брона, не чурался поя­виться в классическом зале в кэ­жу­ал-­одея­нии и верхом на бар­ном сту­ле, разбавляя кон­церты Мен­дельсона или Паганини виртуозными обработками музыки из филь­мов и рок-шляге­ров. Кон­сервативная публика не­много поныла об осквернении классических святынь руками, испачканными в легкой музыке, но потом смирилась, демонстрируя окно Овертона во всей красе.

Piano Guys и дышащие им в спины Two Cellos взвились за счет YouTube. Пришла пора красивых кроссовер-роликов с собственным сюжетом или завораживающими кадрами природы, преимущественно гор и водопадов. Фортепиано и виолончель в первом случае или две виолончели во втором вдохновлялись то ли Ростроповичем, то ли Apocalyptica (уже весьма престарелым квартетом виолончелистов, исполняющих металл-рок). Результат: мировая известность, стадионы, туры, весь комплект.

Одновременно с этим сцену завоевывали неоклассики — в основном пианисты, играющие нечто вроде облегченной классики для плебса. Жаждущий фоновой музыки обыватель поддался на приманку, и, начиная с Людовико Эйнауди, почти каждый год стали появляться творцы фастфуда для ушей.

Кроссовер-исполнители подстроились под тренд, и вот благодаря YouTube и конкурсам талантов зажглась уже следующая звезда. Линдси Стирлинг завоевала внимание пуб­лики, извиваясь под скрипкой в смешанном танце и соединяя звучание акустического инструмента с модными жанрами электронной музыки типа дабстепа.

Перечислять можно долго, но абсолютно бессмысленно, так как греческий ди-джей и продюсер электронной музыки Yanni уже в восьмидесятых активно сотрудничал со всеми возможными инструментами, в том числе с парагвайской арфой, собрав целый оркестр на помощь своим электронным трекам.

В чем же важность такого рода экспериментов, уже ставших не только самостоятельным, но и, на мой взгляд, устаревшим жанром? В первую очередь — в свободе творческой мысли композитора или исполнителя. Основная преграда в развитии любого искусства — засилье нерушимых догм и консервативных взглядов на этичность создания того или иного объекта. В результате музыкальные школы, консерватории и академии штампуют узкоспециализированных и зашоренных ремесленников, не способных на развитие своего жанра, но призывающих к его консервации и бережной, а местами агрессивной охране существующих принципов.

В такой момент этика становится на защиту интересов людей, которые не успевают подстроиться под ускользающее из-под пальцев время. Простые гармонии должны вызывать отвращение, чтобы оставить пищу композиторам-авангардистам. Использование филармонических подмостков для совершения оккультных обрядов исполнения поп-каверов и музыки к фильмам должно караться законом. И среднестатический выпускник консерватории готов выйти на желанную сцену храма искусства за жидкие хлопки и воду из служебного графина. Ако­литы всего хорошего против всего плохого ревностно защищают свою вотчину, доказывая словом и делом, что Бах, Шопен и Шостакович — истинные идолы и не должны вставать в один ряд с современными самозванцами.

Разрушая четвертую стену повествования, добавлю от себя, что именно в таком мире я и воспитывался. Пере­именованный обратно Санкт-Петербург предложил мне целое комбо эталонных музыкальных учреждений: школу «Тутти» на Литейном, ССМШ на Матвеева и консерваторию на том месте, где теперь стоит ее скелет. В них меня учили по канонам прошлого века. Детское любопытство, правда, брало вверх, и одно за другим в моем репертуаре появлялись произведения весьма легкого характера, а также обработки музыки «Битлз» или заглавных тем сериалов «Секретные материалы» и «Покемоны». За эти спорные для классического музыканта достижения меня снисходительно гладили по голове и сажали обратно за Чайковского и Гайдна. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.

Возможно, в Америке я бы уже в десятилетнем возрасте занимал верхние строчки хит-парадов. Но отсутствие реальных мотиваторов к развитию талантов в жанре кроссовер заморозило все эти увлечения лет эдак на двадцать. Мир я отправился покорять классической виртуозной игрой, а вот кроссовер в виде целой серии обработок рок-музыки вернулся в мою жизнь уже после окончания Высшей академии искусств в Цюрихе.

Говоря о цюрихской академии, хочется отметить, что недавно там появился трансдисциплинарный диплом. Он дает возможность абитуриенту поступить сразу на несколько дисциплин, например дизайн, альт и актерское мастерство. Оценки и баллы суммируются со всех курсов, и финальная, мастерская работа должна охватить все изучаемые предметы, объединяя их силой творческого воображения.

Сможет ли новый формат обучения сформировать многогранных служителей муз и не запутать их окончательно в дебрях субъективной метафизики — сейчас предугадать сложно. Наверняка можно сказать только одно: кроссовер и кроссдисциплинарность — это важные элементы развития не только мира искусств, но и человечества в целом. Только собирая мозаику воедино, мы сможем разглядеть новые детали и пропущенные места. На мой взгляд, не стоит бояться понижения уровня отдельных жанров, будь то оперное пение или игра на баяне. Ведь современные технологии позволяют нам слушать музыку в феноменальном качестве. Поэтому ныне живущие обитатели постоянно изменяющегося рынка культурной индустрии должны уметь искать новые тренды и подстраиваться под любые катаклизмы, особенно такие, как мы пережили недавно.

Мое собственное арфовое ноу-­хау — смешивание своеобразных коктейлей из многожанровой музыки прямо на сцене. Выходя на сцену в очередном городе, стране, континенте, я в большинстве случаев не знаю, какие именно произведения буду играть. И как факир из рукава, выхватываю из своего репертуара то тему из фильма «Интерстеллар», то интермеццо Баха, то «Богемную рапсодию» Фредди Меркьюри, то этюд Филипа Гласса, а то и свои собственные импровизации и сочинения. По задумке, это должно создавать ощущение единства музыкальных эпох, будто вся музыка — большое ветвистое дерево, где все листья хоть и расположены на разных ветках, но являются едиными по духу и структуре. И судя по реакции зрителей, их абсолютно устраивает такой подход.

Будем надеяться, что каждый шаг вперед будет приносить новые идеи и делать наш мир чуть более приятным местом.

Фото предоставлено Александром Болдачёвым