В искусстве наступила некоторая усталость от переизбытка всевозможных технических изысков и идейного многообразия, выро­дившегося в постмодернист­ское разрушение изнутри. Пока нельзя с определенностью сказать, что постмодерн полностью изжил себя, но можно сказать абсолютно точно: постмодерн уже достал. Возникла усталость от пустословия и много­сло­вия, необязательности и безвольной всеядности, формирующей безвкусие и потребительское отно­шение к искусству.

Постмодерн — это энт­ро­пия в искусстве. Это бес­стилье, где нет верха и низа, где все дозво­лено настолько, что исчезает различение смыслов, где идеей может стать глупая безделушка, которую кладут в основу бессмыс­ленно длинных бесформенных произведений. И все это постмодернистское вырождение — результат усталости от диктата послевоенного авангарда, где все процессы в искусстве были доведены до логического конца — стерильности (сериальности, например, в западноевропейской академической музыке). И весь мир зачем-то взял этот академизм за основу развития современного искусства! По сути, всему миру после Второй мировой войны была навязана через искусство послевоенная травма проигравшей Западной Европы. Вопрос, с каждым годом все сильнее актуализирую­щийся: при чем здесь мы? Зачем мы должны были пропускать через себя чужое понимание гуманитарной травмы, вместо того чтобы искать и развивать свое понимание искусства, основанное на гуманизме победителей? И сейчас мы стоим у разбитого корыта, потому что видим, как разрушается чужое, но не создано еще ничего своего. Мы просто потеряли время. Невозможно создать ничего «первородного», если все время копировать и не замечать своего, стесняться того, что делается рядом.

На самом же деле мне хотелось написать о неимоверном богатстве, существующем в музыкальном искусстве сегодня. Мне хотелось рассказать о бесконечном разнообразии выборов и безграничной свободе художника в широком смысле. Однако если бы я это написал сейчас, то, может быть, это и было бы красиво и оптимистично, но это было бы неправдой.

Сегодня техника настолько автоматизи­ровала многие процессы, что художник уже даже не задумывается о малых частицах, из которых состоит материал. Многим кажется, что сочинять может каждый: материал «преодолевается» техникой, его сопротивление исчезло. Возникла иллюзия того, что все можно повторить, если первый раз не получится, — как в компьютерной игре. Обесцениваются мастерство и уникальность ручной работы.

Интуитивно понимаю, что пришла пора «изоляционизма» в искусстве, по крайней мере лично для меня. Нет больше главных и второстепенных школ. Нет прогрессивных и отсталых в искусстве. Каждый из нас живет в центре, а не на периферии. Наступает новое Средневековье для всех и каждого. Обособленность — это ответ глобализации в искусстве. Это приоритет национального перед универсальным, обезличенным глобальным, главенство частного малого стиля над глобальным академическим. Пришло время размежеваться в искусстве, чтобы потом когда-нибудь объединиться в новом большом стиле.

Фото предоставлено Олегом Пайбердиным