Начну с парадоксального утверждения. В по­ру моей молодости премудростям авангардных техник товарищей-композиторов обу­чал частным образом Филипп Герш­кович, ученик Веберна. Однажды он грозно-шутливо изрек: «Шуберт сделал ужасную вещь: изобрел мелодию». У Шуберта и сегодня можно научиться очень многому: например, умению, всего лишь перенося мотив выше на октаву или играя ма­­жоро-минором, дости­гать удивительной свежести… Но оставим в покое Шуберта и Гершковича и обратимся к нашей эпохе.

Как мне кажется, сейчас в представленных на нашем круглом столе размышлениях преобладают мысли, связан­ные с поисками мелодии, или шире — выра­зи­тельной интонационности. Далеко не толь­­­ко Валентин Сильвестров сознательно и довольно давно занимается этим. Опираясь на ставший вновь актуальным старый гегелевский призыв «отрицания отрицания», можно вспомнить, в частности, давнюю дискуссию, в том числе и в нашем журнале, о «новой фольклорной волне», не касаясь так называемого коммерческого фольклорного продукта, в свое время довольно распространенного. Можно изучать исключительно своеобразные народно-национальные импровизационные сокрови­ща типа мугамов, макомов, творческий потенциал которых далеко не исчерпан. Сейчас, как призывает тот же Сильвестров, наступает время универсального языка. Не страшно обращаться даже к отторгнутой золотой секвенции, которую в профессиональной среде многие презирали. Создается впе­чатление, что для обретения яркой выразительной интонации подходит все. Разумеется, тут должен быть высокий кри­терий отбора, потому что легкость подоб­ного подхода обманчива.

Все чаще вспоминаются шнитковская полистилистика и его призывы не относиться снобистски к так называемому легкому жанру. Да, когда-то многие композиторы работали в кино ради заработка. Но сколько авторов использовали возможность проверить необычную оркестровую идею, предназначенную для, условно, академического жанра, в симфонических саундтреках к кинофильмам! В конце концов, и некоторые свойства пресловутого легкого жанра по-настоящему питали серьезные работы. Упомяну хотя бы Реквием Шнитке. А по признанию Сильвестрова (постоянно ссылаюсь на него, потому что много беседовала с ним на разные темы и смею утверждать, что он — не только крупный композитор, но и незаурядный мыслитель), к циклу «Тихих песен» его привело в том числе увлечение искусством Эллы Фицджеральд.

Обращусь к тем композиторам, кто ищет выразительную мелодику, яркую интонацию в своем творчестве. Возьму на себя смелость предложить им выдающуюся работу Инны Алексеевны Барсовой о симфониях Малера ¹. Недаром сегодня во всем мире музыка этого автора очень востребована. Исследо­вательница предлагает термин, который мне кажется важнейшим в русле обозначенных поисков — песенный симфонизм. Барсова справедливо констатирует своеобразие музыкального мышления Малера, в котором органично сочетаются черты формообразования симфонии и песни. В том числе она пишет о проникновении в крупные инструментальные структуры принципов куплетного и строфического строения. Конечно, здесь нет речи о буквальных повторениях, а имеются в виду вариантные повторы. Барсова говорит также о другой важной особенности изложения вокальной музыки: двуедин­стве сопровождающего и мелодического пластов. Не могу удержаться, чтобы не процитировать: «Как трава растет повсюду, где есть клочок земли, не только в поле и в ле­­су, но и в расщелине дома, на булыжной мос­товой, так и строфические структуры „всходят“ у Малера не только в естественных условиях — в жанре песни, но и в других, порой очень сложных музыкальных организ­мах, всюду, где возникает потребность создать ощущение „многосложной рассказанности“, повторения и вариации одного и того же мотива» ².

Хочу также вспомнить в связи с этой темой мелодико-интонационную выразительность народной афроамериканской музыки и то, как Джордж Гершвин в полной мере использовал богатства этого культурного космоса.

Какое-то время назад мне прислали запись заключительного концерта конкурса композиторов имени Андрея Петрова. В звучащих произведениях явно возрос по срав­нению с прошлыми годами уровень профессионального мастерства авторов, музыкальная ткань многих пьес стала более яркой и изобретательной. Но... среди мелодий, по части которых сам Андрей Павлович Пет­ров был большой специалист, увы, ничего свежего, запоминающегося!

Характерным ныне становится и «объединение всего со всем», свойственное пре­имущественно композиторам молодого поколения. Подобные тенденции были и раньше, но в разные времена они имеют свои особенности. Сегодня идее музыкального произведения способно дать толчок к развитию и сугубо научное знание. Например, пом­нится время, когда появление в общественном поле трудов Михаила Бахтина существенно обога­тило и филологов, и специалистов других областей, а мысли академика-генетика Рудольфа Салганика о рекомбинациях в природе, науке, искусстве подпитывали его коллег, занимающихся специальными гуманитарными исследованиями: «При всей загадочности творческого процесса, есть некоторые общие приемы, которые сознательно или бессознательно используют писатель или композитор, режиссер, художник. К числу таких приемов принадлежат поиски новых сочетаний звуков и слов, красок и форм, ассоциативных образов, обращенных к нашему опыту жизни к нашей эмоциональной памяти. Новые сочетания этих символов реального мира приводят к созданию произведений искусства, которые волнуют, воскрешая в памяти то, что бессознательно хранилось забытым со времен далекого детства, запало в душу в трудные минуты жизни или вовсе прошло незамеченным. Неслучайный, в конечном итоге, выбор и соединения символов, отражающие реалии материального и духовного миров, составляет не единственный, но один из важных элементов художественного творчества» ³.

Остановлюсь и на объединениях другого рода, которые тоже, на мой взгляд, могут дать положительные сдвиги в развитии совре­мен­ной музыки. Почти каждый значительный музыкант-исполнитель склонен сегодня расширять сферу своих профессиональных навыков. Многие становятся дирижерами, кто-то сочиняет музыку, кто-то овладевает вокальным искусством. Это, безусловно, немало дает им в основной профессии.

Конечно, трудно пройти мимо проблемы исполнения новой музыки и оплаты труда композитора, которая всегда была актуальна. Сейчас все же появились какие-то позитивные подвижки — например, выделю систематически проводимый фестиваль «Другое пространство», деятельность фонда Дмит­рия Аксёнова (Aksenov Family Foundation), инициирующего и поддерживающего проекты, направленные на развитие современной культуры. Тут хотелось бы вспомнить достойного человека и высокого профессио­нала Константина Константиновича Сакву, который, работая в Министерстве культуры, оценивал новые произведения советских композиторов. Ему принадлежит особая роль в «спасении» после тяжелейшего удара от Постановления 1948 года наших класси­ков — Прокофьева и Шостаковича. Саква тогда буквально заставил первого написать ораторию «На страже мира», а второго — «Песнь о лесах». Когда-то я хотела сделать с этим выдающимся человеком и музыкантом книгу. Он соглашался, но просил подождать, пока закончит перевод труда Германа Аберта о Моцарте. Перевод он закончил, но книгу сделать мы не успели из-за ухода самого Саквы… Как сегодня нам не хватает таких людей и специалистов!