Рецензия на книгу: Жизнь в Музее. Татьяна Шаборкина и Музей А. Н. Скрябина. М.—СПб. : Петроглиф, Центр гуманитарных инициатив, 2019.

«Жрец», «жрица» — эти слова за последнее столетие почти вышли из обихода, за исключением специальной исторической литературы. Словарь Ожегова характеризует их переносное значение — «тот, кто посвятил себя служению чему-н[ибудь] (искусству, нау­ке <…>)» — как «высокое, устаревшее, теперь ироническое». Ах, эта постмодернистская ирония! Кажется, нынче от нее никуда не деться!..

Между тем жрецы и жрицы — хоть и в переносном, но в самом серьезном, античном понимании — жили среди нас относительно недавно и наверняка живут до сих пор. Пожалуй, чаще всего они встречаются среди музейных работников. Отдать себя служению прошлому — полностью раствориться в чужом, разыскивать, хранить, описывать ветхие артефакты прежней жизни, дела и свершения ушедших людей и тем спасать их от неумолимо надвигающегося забвения — вот дело, которое, становясь призванием, превращает обычного частного человека в жреца.

Именно таким жреческим служением бы­ла жизнь Татьяны Григорьевны Шаборкиной (1906–1986), бессменного директора Музея-квар­тиры А. Н. Скрябина в Москве с 1941 по 1984 год (а работать в музее она начала еще раньше — в 1938 году). Книга, посвященная 100-летию музея, не могла быть иной: это почтительное и вместе с тем в высшей степени непосредственное, живое приношение памяти человека, с которым связана целая эпоха — не только в истории конкретного музея или музейного дела, но в московской и, шире, отечественной культурной жизни. Музей-квартира Скрябина на протяжении многих десятилетий оставался удивительным островком высочайшей культуры, интеллигентности и свободы в те довольно угрюмые времена, когда такие понятия (если их трактовать в подлинном, а не в «условно-советском» духе) таили в себе для людей, к ним причастных, серьезную опасность…

Читателям, для которых рассуждения о жрецах и жреческом служении звучат высокопарно, скажем другое: это книга о любви. О любви ее главной героини, Татьяны Григорьевны Шаборкиной, к Александру Николаевичу Скрябину. Они разминулась во времени1, но тем не менее чувство это осветило всю ее жизнь. И еще: это книга о любви окружавших Татьяну Григорьевну людей к ней самой. Удивительно светлый человек, видевший в людях прежде всего доброе, она сумела сплотить вокруг своего музея целую когорту горячих энтузиастов творчества Скрябина — причем вовсе не одних только музыкантов и музейщиков, — которые бескорыстно помогали ей и ее делу. Дом Скрябина под ее руководством был не просто «культурным учреждением», но действительно домом, а она сама — его обаятельной, радушной, мудрой и заботливой хозяйкой.

Книга построена вполне традиционно (так чаще всего распределяются материалы в мемориальных сборниках): первый раздел содержит тексты, принадлежащие перу «главного героя» — Татьяны Григорьевны Шаборкиной — статьи, мемуарные очерки, полемические заметки, рецензии; второй отдан ее переписке с друзьями и коллегами; наконец, третий включает мемуары людей, знавших и любивших ее.

Литературные работы Татьяны Григорьев­ны сильно разнятся по жанру. Она не была профессиональным ученым-музыковедом, однако некоторые ее статьи представляют неоспоримую ценность для музыкальной науки. Таковы, например, «Заметки о Скрябине-исполнителе», мимо которых нельзя пройти никому, кто хочет глубоко постигнуть одну из важнейших граней его искусства — пианистическую. Замечательны ее мемуарные очерки о Б. Л. Яворском, Г. Г. Нейгаузе, С. Н. Дурылине, Л. А. Скрябиной и особенно о В. В. Софроницком. Другие работы носят популяризаторский характер — среди них статьи, посвященные юбилеям А. Н. Скрябина, а также проблемам «светоцвета».

Некоторые тексты Татьяны Григорьевны примечательны тем, что позволяют понять, в какой атмосфере приходилось ей осуществлять дело своей жизни. Музыка Скрябина (в особенности позднего периода) в тридцатые — пятидесятые годы часто грубо критиковалась за формализм, а его философские и эстетические взгляды объявлялись вредными и реакционными. В этих случаях Шаборкина бросалась на защиту Александра Николаевича — в сборнике опубликованы два ее «Ответа тов. Келдышу» 1950 и 1957 годов, «Ответ тов. Котлер», рецензия на статью о Скрябине в Большой советской энцикло­педии. Для современного читателя эти тексты выглядят несколько странно: Шаборкина, ссы­лаясь на труды Ленина, доказывает революционность и прог­рессивность творчества Скрябина, обвиняет его хулителей (например, Ю. В. Келдыша) в идеализме.

Может показаться, что Татьяна Григорьевна в духе времени чисто формально пользуется в своей полемике общепринятой тогда революционной фразеологией. Представляется, однако, что это не совсем так. В сознании многих деятелей искусства ее поколения жив был пафос, характеризовавший бурное культурное строительство первых послереволюционных лет. Взгляд на Скрябина как на провозвестника свершившейся революции утвердился в советской критике в двадцатые годы, в частности в работах А. В. Луначарского, а также наставника и друга Шаборкиной — Б. Л. Яворского2. Татьяна Григорьевна, всю жизнь боготворившая учителя (кстати, именно он посоветовал ей определиться на работу в Музей Скрябина), в своей полемике последовательно выступала с позиций раннесоветской эстетики, ярким представителем которой был Яворский.

Письма, составившие второй раздел книги, рисуют нам полную хлопот и превратностей жизнь музея. Адресаты Т. Г. Шаборкиной — это главным образом друзья и духовно близкие ей люди: Б. Л. Яворский, В. В. Софроницкий, философ и литературовед С. Н. Дурылин, его супруга И. А. Комиссарова, дирижер И. С. Миклашевский и его жена А. Н. Миклашевская, О. В. Секерина. Пестрые и многообразные картины проходят перед читателем. То это музейные будни, полные изматывающих житейских и бюрократических проблем, гнетущий дух Москвы военных лет; то — удивительная интимная и восторженная атмосфера концертов Со­фро­ницкого в скрябинском кабинете (так и хочется заново переслушать сделанные там записи!).

Наконец, третий раздел образуют воспоминания о Татьяне Григорьевне. Он начинается с подборки материалов, предоставленных ее родственниками. Подробную, любовно выписанную историю семьи Шаборкиных и обширные выдержки из семейной пере­писки читатель найдет в мемуарном очерке ее внучатой племянницы Е. А. Селивёрстовой. Публикация младшей сестры Е. А. Селивёр­стовой, М. А. Картошкиной, полна трогательных воспоминаний детства о «тете Танечке», милых бытовых подробностей, от которых невольно хочется улыбнуться. Текст, написанный их матерью, Н. И. Селивёрстовой, по жанру более напоминает статью, хоть и содержит ряд интересных мемуарных подробностей.

Замечательный документ — обширные отрывки из мемуаров Е. Н. Берковской, историка и библиографа. В них в яркой литературной форме воссоздается быт скрябинского дома в годы войны — Е. Н. Берковская в то время была одной из «музейных девочек» (так Т. Г. Шаборкина называла «актив Музея А. Скрябина», своих юных добровольных помощниц).

Жизнь музея пятидесятых годов воссоздана в воспоминаниях В. И. Данилова-Данильяна, впоследствии эколога и экономиста. Страстная увлеченность музыкой привела старшеклассника на улицу Вахтангова, 11, где он в течение нескольких лет входил в круг постоянных посетителей музея — энтузиастов, слушавших по ночам хранящиеся там звукозаписи и при каждом удобном случае пополнявших музейную фонотеку.

К. П. Португалов наряду с В. М. Даниловым-Данильяном был одним из «активистов» музея в пятидесятые годы. В публикуемых отрывках его мемуарной книги «Записки любителя музыки» отмечается решающее воз­действие, которое оказали на него творчество Скрябина и знакомство с Т. Г. Шаборкиной: они предопределили выбор им профессии музыкального редактора на Всесоюзном радио.

Наряду с этими развернутыми воспоминаниями, третья часть сборника включает несколько более коротких текстов, дополняющих перечисленные. Это отрывок из записных книжек М. Э. Риттих о немецкой бомбардировке, повредившей музей; мемуары учениц В. В. Софроницкого — Н. М. Калиненко (Фейгиной) и О. М. Жуковой; статья составителя книги, А. С. Скрябина, о роли музея и Т. Г. Шаборкиной в его жизни. Краткие свидетельства о последних годах жизни Татьяны Григорьевны сообщает И. Н. Милинская, ее соседка по дому. Круг людей, которых притягивала к себе кипучая деятельность, благородство и обаяние Татьяны Григорьевны, не исчерпывался москвичами и ленинградцами. Об этом можно судить по рассказу казанских энтузиастов светомузыки Б. М. Галеева и И. Л. Ванечкиной о совместной с музеем работе над реализацией скрябинских светомузыкальных проектов. Болгарский пианист и музыковед А. Куртев делится вдохновляю­щей историей своего общения с Татьяной Григорьевной в студенческие годы. Живущая ныне в Одессе пианистка М. Н. Мельничук, рассказывая о встречах с Т. Г. Шаборкиной, с благодарностью отмечает ее благотворное влияние на творческие, научные и педагогические успехи своего мужа, пианиста А. С. Алексеева.

Так перед читателями возникает обаятельный образ человека, через всю жизнь пронесшего пылкую любовь к Скрябину и его творчеству и «заразившего» этой любовью несколько поколений посетителей музея, — истинной «жрицы Прометея».

Специально хочется отметить работу составителя сборника — А. С. Скрябина, собравшего и опубликовавшего среди прочего уникальную подборку воспоминаний о Т. Г. Шаборкиной, написанных специально для этого издания. Вызывает восхищение также безупречная редактура Л. Л. Тумаринсона, подготовившего текст и подробнейший справочный аппарат — комментарии и указатели — важный элемент любой документальной публикации.