В конце сентября — начале октября 1962 года произошло одно из крупнейших событий как отечественной музыки, так и всего мирового культурного пространства: в Советский Союз, после почти полувекового отсутствия, приехал Игорь Фёдорович Стравинский. Приглашение совершить эту гастрольную поездку поступило летом 1961 года от главы Союза композиторов СССР Тихона Николае­вича Хренникова и было связано с предложением отпраздновать здесь восьмидесятилетие1. Вскоре после этого Стравинский писал П. П. Сувчинскому:

«Разумеется, мне жутко об этом думать, жутко заглядывать в восьмидесятилетие, жутка музыкальная действительность России, жутка мысль, что заживо взялись чествовать “своего маститого музыканта”, что придется улыбаться, когда хочется рвать <…> Какой ужас. Я не подготовлен к этому, я не имею веры в то, что приглашение меня есть искреннее раскаяние и бесповоротная перемена ко мне и моей музыке… Что мне во всем этом делать? как быть?» (цит. по [16, 257]).

Сомнения были небезосновательны. Еще в 1920-х годах, на волне созидания нового, новаторского искусства, его произведения исполнялись в нашей стране достаточно часто. Критики называли Стравинского «гением века», ставили в один ряд с «великими людьми» [15, 6], воспевали его произведения, как о нем писали, «нашего композитора», «русского композитора» [1]. Б. В. Асафьев, будучи в то время «страстным энтузиастом авангарда» [11, 84], выражал уверенность в том, что Стравинский «стоит в ряду выдающихся мастеров современной музыки и что его имя <…> имя великого художника, которым вправе гордиться его страна» [6]. А в 1929 году из печати вышла асафьевская «Книга о Стравинском» ― первая русская монография, посвященная творчеству Игоря Фёдоровича [7]. Но уже в середине 1920-х годов стали раз­даваться и реплики в духе идеологии того времени, высмеивавшие защитников «голо­го короля», «продавшегося французской буржуа­зии» [9, 8]. К началу 1930-х сочинения Стравинского звучали все реже; в публицистике композитора называли «заклятым врагом советской власти», «эмигрантом, ревностным католиком и монархистом» [4]; театральные сочинения и вовсе исчезли с афиш. Е. С. Власова пишет о попытках директора Большого театра Е. К. Малиновской2 вернуть балеты Стравинского: «Еще в начале 1930-х годов Малиновская тщетно хлопотала перед Енукидзе3 о возвращении на сцену поставленного в 1921 году “Петрушки”. В ее планах была также и постановка “Жар-птицы”. Других аналогичных примеров до конца сталинского времени не наблюдалось даже в проекте» [5]. А после печально известного постановления 1948 года в рамках борьбы с «космополитизмом» Стравинский был причислен к представителям западного формализма.

Ситуация начала меняться в конце 1950-х годов. Еще в 1957 году за исполнение музыки Стравинского могли выгнать из консерватории. Это, например, произошло с Игорем Блажковым, воспитанником Киевской консерватории, в будущем знаменитым дирижером, ― за попытку студенческими силами исполнить сюиту из музыки к балету Стравинского «Жар-птица». Но потом его восстановили и в 1959 году позволили продирижировать этой сюитой на государственном экзамене [13]4.

Итак, несмотря на сомнения, 21 сентября 1962 года Стравинский прилетел в Москву и пробыл в Советском Союзе около трех недель. К его приезду была подготовлена специальная программа. В Москве состоялось четыре концерта, на которых исполнялась симфоническая музыка Стравинского; некоторые произведения прозвучали под управлением самого автора. В Кремлёвском дворце съездов труппа ленинградского Малого оперного театра представила его балеты «Петрушка», «Жар-птица» и «Орфей».

После Москвы ― Петербург (тогда Ленинград). «В Ленинграде я буду обязательно, ― говорил Стравинский Г. Н. Рождественскому при встрече в Канаде. ― Там я рос до двадцати семи лет, и там я воспитывался. У меня есть в Ленинграде родная племянни­ца5. <…> Я ее хочу увидеть на старости лет» [18, 96]. Роберту Крафту признавался: «Санкт-­Петербург занимает такую большую часть моей жизни, что я почти боюсь заглядывать в себя поглубже, иначе я обнаружу, сколь еще многое во мне связано с ним <…> он дороже мне любого другого города в мире» [19, 15].

В Ленинграде композитора ждал невероятно горячий прием и яркие личные впечатления: встреча с родственниками в доме на Крюковом канале, концерт в Большом зале Филармонии, где когда-то впервые прозвучали его сочинения. А накануне этого концерта, 6 октября 1962 года, в ленинградском Доме композиторов состоялось открытие выставки «Игорь Стравинский: Жизнь и творчество», после чего на небольшом музыкальном вечере прозвучали его Октет и Септет. Выработка концепции выставки, сбор материалов, подготовка экспозиции были осуществлены выдающимся отечественным музыкантом — пианисткой Марией Вениаминовной Юдиной.

***

Юдину еще с 1920-х годов знали как просветителя, знакомившего слушателей с твор­че­ством отечественных и зарубежных ком­по­зи­то­ров, как активную пропагандистку новой музыки. По воспоминаниям кол­лег-му­­зыкантов, и в преклонном возрасте Ма­рия Вениаминовна «буквально горела страстью к исполнению современной, неиз­вестной советскому слушателю, музыки» [14]. С конца 1950-х годов, когда стала появляться информация о Стравинском в письмах ее западных друзей, этот музыкант стал для Юди­ной «небожителем», «мессией», «Алта­рем храма Музыки» [10, 7]. Мария Вениаминовна одна из первых в Советском Союзе (наряду с Иго­рем Блаж­ковым) состояла в переписке со Стра­винским, знала обо всех мировых премьерах его сочинений, получала от евро­пейских и американских коллег ноты его произведений, изданных за рубежом6. С 1959 го­да Юдина не только сама играла сочине­ния Стравинского, но и инициировала и консультировала исполнение его произведений другими музыкантами.

Одной из важных граней этой просветительской миссии стала выставка «Игорь Стравинский: Жизнь и творчество», развернувшаяся в ленинградском Доме композиторов. Юдина работала над выставкой больше года7, и для нее это была не просто дань уважения великому композитору. Это — включение Стравинского в музыкально-культурный контекст СССР, «всемирная демонстрация творчества Игоря Фёдоровича»8.

Получить представление о выставке и впе­чатлении, произведенном ею на Стра­вин­ско­го, дают возможность воспоминания тех, кто присутствовал на открытии экспозиции. Так, И. И. Блажков писал:

«Стравинский был приятно поражен выставкой и концертом, ему посвя­щенными и устроенными в его честь в ленинградском Доме композиторов. Лучшие музыканты Ленинграда сыграли Октет и Септет, последний при участии великой пианистки М. В. Юдиной. Выставка “Жизнь и творчество Стравинского” дала полное представление о всех периодах жизни композитора. Уникальные фотографии, ранее нигде не пуб­ликовавшиеся, предоставила племянница Игоря Фёдоровича. На них можно видеть совсем молодого Стравинского в кругу своей семьи, с Римским-Корсаковым, с женой и детьми в Устилуге и др[угими]. Поражали исключительная забота и отменный вкус в отборе и расположении экспонатов. Оно и понятно — автором и организатором выставки была та же М. В. Юдина, апологет Стравинского и неутомимый пропагандист его творчества. Выставка оказалась интересной не только своим содержанием, но также и художественным оформлением. В ее создание вложили немало сил сотрудники Эрмитажа и молодые ленинградские художники.

Выставка чрезвычайно понравилась Стравинскому. Подойдя к стенду “Стравинский и современность”, композитор был удивлен и обрадован, заметив порт­рет Штокхаузена, о произведениях которого он с таким восторгом отозвался в “Memories and Commentaries”» [3, 207].

В воспоминаниях племянницы композитора, Ксении Юрьевны Стравинской, принимавшей активное участие в оформлении выставки и предоставившей фотографии и ноты для характеристики русского периода жизни и творчества Стравинского, находим более подробное описание этого вечера:

«Народу собралось очень много, маленький Дом композиторов переполнен. 

Сначала Юдина провела гостей по выставке, которая отражала разные перио­ды жизни и творчества композитора. Русский период ― детство, родители, отец в ролях, братья, любимая няня Берта. Первая жена Екатерина, дети. Петербург, Устилуг. Партитуры, ноты, изданные Беляевым, Юргенсоном. Затем французский и американский периоды. Театральные постановки от Дягилева до Баланчина. Фотографии друзей и соратников (Рамюза, Кокто, Элиота), ценимых Стравинским композиторов, среди них Штокгаузен. Игорь Фёдорович был приятно изумлен широтой и разнообразием материалов выставки. Многие фотографии русского периода он просто забыл. А был это результат колоссального труда, необычайной эрудиции и компетентности М. В. Юдиной.

<…> Потом все пошли в зал слушать концерт. В программе Октет и Септет <…> В этот вечер директор Дома композиторов, Евгения Дмитриевна Выходцева, Стравинских и Крафта усадила в четвертый ряд, нас — в первый, впритык к эстраде. Когда все заняли свои места, публика устроила Стравинскому овацию; весь зал встал и долго ему аплодировал. Соловьёв-Седой провел Игоря Фёдоровича на эстраду, он низко кланялся и радостно улыбался.

В атмосфере зала чувствовалась праздничность. Горячие аплодисменты, улыбающиеся лица, веселое возбуждение. Для многих была и какая-то неправдоподобность во всем происходящем: соединились образы того, еще молодого, смутьяна 20-х годов, вызывавшего и бурные восторги, и негодующее возмущение, но громко звучавшего с концертных эстрад, и этого реального маститого старого человека. Но старику было очень радостно на душе, и это очень чувствовалось» [18, 143–145]9.

Выставка состоялась в Доме композиторов, однако долгое время экспозицию планировали развернуть в Малом оперном театре. И когда буквально за месяц до ее предполагаемого открытия выяснилось, что труппа МАЛЕГОТа едет на гастроли в Москву, проведение выставки в театре оказалось невозможным. Выручил В. М. Богданов-Березовский, заместитель председателя правления Ленинградского отделения Союза композиторов, предложивший в качестве основной выставочной площадки помещения Дома композиторов. И все же один стенд в фойе Малого оперного театра был оформлен ― ма­териалов оказалось так много, что их не уда­лось вместить в предоставленные залы.

Эмоции, переживания, отзвуки напря­жен­ной работы над выставкой читаются во многих опубликованных письмах М. В. Юди­ной не только времени создания экспозиции, но и последующих лет (см. [21]). Однако основное обсуждение концепции и содержания выставки шло у Юдиной с Борисом Ивановичем Загурским, директором Малого оперного театра (до лета 1962 года). Это был музыкант, музыковед и организатор высокого уровня. Много лет он занимал должность начальника управления по делам искусств при Ленинградском горсовете, то есть фактически руководил музыкальной жизнью Ленинграда. Юдина называла Загурского «отцом ленинградского искусства» даже после его ухода с этой должности. В Отделе рукописей Российской национальной библиотеки хранятся шесть неопубликованных писем за 1961–1962 годы, адресованных пианисткой Б. И. Загурскому10 и раскрывающих всю сложность организации экспозиции.

В письме, датированном 21 мая 1961 го­да, Мария Вениаминовна поздравляет Загур­ского с премьерой постановки балета «Петрушка» в Малом оперном театре11 ― именно здесь происходит «завязка» истории с выставкой. Пианистка сообщает о своей переписке со Стравинским и продолжает12:

«Я посылаю ему некоторые наши интересные издания. А вот “Петрушка” (и в его городе!)13 была бы истинной радостью для него ― а его отклик ― для Теа­тра!.. Так я полагаю, по крайнему моему разумению. — Я бы хотела приехать, послушать ― и не один раз ― и все описать ему. Если этого никто не совершил еще, я буду счастлива послужить делу сего сближения»14.

Но, как это нередко бывало с М. В. Юдиной, она испытывала материальные трудности:

«Может ли, и хочет ли, и находит ли Театр уместным финансировать мой приезд ― только, конечно, дорога и гостиница ― я ведь не мечу в журналисты и критики, упаси Бог! ― Если может и хочет ― я буду счастлива приехать и все отпишу Игорю Фёдоровичу, мы все порадуем его на склоне его лет этим прекрасным фактом, за каковой Вам, Борис Иванович дорогой! ― честь и слава. Может быть, однако, что я приеду и самосильно»15.

В опубликованном письме Юдиной от 6 августа 1961 года, адресованного одному из своих самых задушевных, искренних корреспондентов ― П. П. Сувчинскому [20, 618–626]16, — находим сведения о том, как развивались события: из разговоров вокруг «Петрушки» и других балетов Стравинского, которые те­атр к тому моменту только планировал ставить17, возникло предложение сделать Марию Вениаминовну консультантом постановок. Юдина же, в свою очередь, решила, что для знакомства театра с таким явлением, как Стравинский, необходима выставка. Но выставка с акцентом именно на балеты, отсюда ― ее первоначальное название: «Балеты Стравинского». Однако ближе к осени 1961 года стало ясно, что экспозицию надо посвящать не только балетам, а всему творчеству композитора.

В то время произведения Стравинского только начали возвращаться в советскую концертно-театральную жизнь. О зарубежном периоде творчества композитора практически ничего не было известно: отсутствовали не только книги, даже ноты. Юдина ― одна из немногих в СССР, кто мог достать эти материалы. 21 мая 1961 года она пишет Б. И. Загурскому:

«<…> я в общении с самыми заме­чательными музыкантами Европы и Аме­рики и имею ноты и книги из перво­ис­точников. С тех пор как возобнови­лось легальное право переписки и пере­сылки печатных материалов, я на­шла многих старых друзей России <…> и приобрела множество новых. Это истин­ное счастье»18.

В письмах сквозной линией проходит тема получения материала для экспозиции. 8 октября 1961 года Мария Вениаминовна сообщает Борису Ивановичу:

«Я собираюсь, намереваюсь и надеюсь приехать снова в дорогой наш Ленинград, для симпатичнейшего Вашего театра, для чудесной ― Вами придуманной (да вознаградит Вас Бог ― и история!..) цели со многими уже материалами, собираемыми мною, ― сразу после ноябрьских праздников, ибо раньше я еще многого и не соберу <...> Борис Иванович, мы создадим нечто замечательное из этой выставки, я уже вижу!!... Я Вам расскажу, что я еще придумала в связи с нею, расскажу лично Вам, Сергею Александровичу19, Кире Николаевне20 и кому Вы еще скажете. Будет удивительно! Я так счастлива! Спасибо Вам великое и я ― доверие ко мне оправдаю, уже все у меня чрезвычайно разрос­лось и разрастается… — Это можно лишь показать и рассказать, писать сейчас незачем»21.

А уже 22 ноября уточняет:

«<…> материал по Стравинскому поистине неисчерпаем и ― мне ка­жется… нам надлежит не жалеть ни усилий (в данном случае ― моих!), ни ― в пре­делах возможного ― средств. Практически ― трата сих средств пойдет на приобретение и отсылку за рубеж редких советских, по искусству и театру в частности, изданий (а также ― дореволю­ционной эпохи России) в дар тем организациям и лицам ― кои нам будут присылать в дар соответствующие материалы ― вышеупомянутые ― а также на необходимые телефонные разговоры по сему вопросу с Парижем, Лондоном, Америкой и т[ому] п[одобное]»22.

В начале 1962 года Юдина пишет: «Я жду из разных стран, от разных лиц еще очень много­го!»23 А 24 мая того же года конкре­тизирует:

«<…> я действительно жду ряд со­кровищ от Геор­гия Баланчина <…> обще­известно, что я привозила и привожу не­исчислимый и зачастую уникальный материал, но “американский” период творчества Стравинского без постано­вок Баланчина осуществлять нельзя на выставке <…>»24.

Юдина понимала: масштаб экспозиции должен соответствовать масштабу Стравинского. Она хотела, чтобы усилия не прошли даром и с материалами смогло познакомиться как можно больше людей ― именно поэтому настаивала на переносе даты открытия выставки с конца весны / начала лета на осень. Свои аргументы она приводит в письме Загурскому от 24 мая 1962 года, на следующий день после состоявшегося в МАЛЕГОТе совещания, на котором тема выставки была лишь слегка затронута:

«1. <…> За ночь, — обдумав многое ― и Кира Николаевна и я ― одновременно пришли к одинаковому мнению (мы вообще работаем с ней в большом согласии), что открывать выставку сейчас, весной, уже не очень целенаправлен­но: ибо она провисит maximum 5–7 дней!, — а потом весь Театр уходит в отпуск (закроется!) и ее просмотрят человек 20–30!

2. Создать же Торжественное открытие ― мы все не умеем всё равно, ибо ― помимо чисто профессиональной работы ― есть ведь много добавочного (приглашения, множество непредвиденных и важнейших деталей и т[ому] п[одобное]), на каковые также требуется время, кое иссякает из-за отпуска!!

3. Все равно ― если выставка откроется в 1-х числах июня, это будет до “юбилейной даты”, — фактического дня рожденья И. Ф. Стравинского ― 18 VI, а, главное, у всех в Театре настроение уже будет “отпускное”, ибо, видимо, — последние силы уйдут на “Отелло”. <…>

4. За весь “комплекс” Стравинского мне кажется… и будем снова прини­маться ― с новыми силами ― осенью, готовиться к его приезду!»25

Вера Стравинская, Игорь Стравинский, Мария Юдина и другие на выставке 
в Ленинградском доме композиторов, 6 октября 1962 года
Vera Stravinsky, Igor Stravinsky, Maria Yudina and others
at the exhibition in the Leningrad House of Composers, October 6, 1962
Фото: В. А. Петушкин

Письма дают представление о том, какой круг людей задействовала Юдина для подготовки выставки, какой объем работ провела, каких невероятных усилий и жертв она ей стоила. Красноречиво в этом отношении письмо, датированное 9 июня 1962 года:

«<…> Когда я заключала договор 11 месяцев тому назад о консультации по постановкам и по выставке (жизни и творчества Игоря Фёдоровича Стравинского) с Вашим заместителем, товарищем Романовским <…> я не могла предвидеть масштаба работы и ее трудоемкости. Товарищ Романовский задал мне вопрос: “претендую ли я на какую-­либо сумму” ― в прис[утс]твии това­ри­щей Киры Николаевны Липхарт и главно­го бухгалтера Константина Ав­гу­стови­ча <…> и я, конечно, сказала, что ― нет ― и мне были предложены те 200 р[уб­лей], кот[орые] я и получила. —

2. Но работа разрослась неимоверно. Я нажала столько пружин ― зарубеж­ных, — что когда они пришли в действие ― присылаемая литература, вообще материал выставки становится почти необозримым. “Кое-как” ничего ведь создавать невозможно; но за свои, примерно, 60 лет творчества, примерно в 15-ти так сказать “ос­новных” (и более того) странах, в самых разнообразных жанрах, в соприкосновении со всем современным искусством и человеческой мыслью во всем мире Игорь Фёдорович сам являет собою грандиозный масштаб — и естественно, что лицезрение нашей выставки должно быть потому и более или менее исчер­пывающим, и познавательно-поучительным, и художественно выдержанным, многообразным и ярким. Передо мной как-бы уже стоит задача своего рода “сценария”, в коем в даль­нейшем Кира Николаевна будет своего рода режиссером…

3. “Учтите” (как ныне выражаются), что пока весь материал собираю и доставляю я одна.

4. — Поэтому мне неизбежно приходится отказываться от ряда своих других работ, например от гастрольно-концертных поездок, представляющих самый крупный заработок для артиста, как Вы знаете…

5. — Я уже не говорю о писании писем на эту тему в разные страны, на разных языках, иногда даже с переводчиками, ибо владея немецким и французским, я нетверда, увы, в английском и итальянском — одно это чрезвычайно поглощает время! ― надлежит ведь прочитывать бесчисленные новые монографии и осмыслять материал, иногда ездить к некоторым истинно-знающим ученым искусствоведам, моим товарищам ― по принципу: “ум хорошо, а два ― лучше”.

6. Словом ― вся работа требует громадного времени и расходов, знаний, прилежания и сил… К этим 200 рублям я уже ― с радостью доложила много своих (концепцию с “товарными чеками” мы с Константином Августовичем отменили, ибо тогда я должна отдать Театру все присылаемые мне лично книги, это для меня ― бессмысленно, Театру ― книги как таковые и не надобны, да и получается какой-то “полузаконный обмен” зарубежных книг на советские  — ни мне, ни театру сие не к лицу, конечно!) и если бы я была богата даже вчетверо, скажем, меньше, нежели Ида Рубинштейн, княгиня Полиньяк, Мися Серт или Сергей Павлович Дягилев ― я бы о деньгах больше и не заикнулась. Это ясно всякому, кто хоть сколько-нибудь со мной знаком…

7. — Но у меня ничего нет, повторяю, я вынуждена от многого ради блеска нашего дела отказаться наотрез.

Поэтому я прошу Театр ― и спешу с этим, пока Театр не ушел в отпуск ― продолжить наш договор с прибавлением еще достаточной суммы гонорара сейчас же!!!, по усмотрению Театра ― при моем полном уважении и доверии ко всей Дирекции такового ― ибо иначе я совершенно в безвыходном положении как человек и художник. <…>

P. S.

Если Театр не может мне больше ничего предоставить ― конечно, я работать все равно буду, мне слишком дороги и Стравинский, и наш Театр, это совершенно бесспорно, но мне будет очень, изрядно трудно…»26

В документах, о которых идет речь, Юдина предстает не только Автором и Творцом самой выставки, но и сценаристом ее торжественного открытия. Именно она предложила включить в программу концерт ― правда, это было осуществлено далеко не в том масштабе, в каком задумывалось.

В июне 1962 года Б. И. Загурский ушел с поста директора Малого оперного театра, и его переписка с Юдиной прекратилась. В своем последнем письме, адресованном пианистке, Борис Иванович высказывается о Марии Вениаминовне как о «чудесной ду­ши человеке, большом музыканте и энергичной общественной деятельнице», умеющей «отдавать себя без остатка любимому делу» [21, 253].

А в последних числах августа Юдина узнала, что труппа Малого оперного театра в конце сентября едет на гастроли в Москву. Кира Николаевна Липхарт сообщила, что выставкой заниматься не сможет, поскольку должна готовить материалы для Москвы27. Юдина принялась искать архитекторов для работы над оформлением выставки: она понимала, что экспозиция «должна быть не “стандартом”, а композицией современного стиля»28. Вскоре выяснилось, что меня­ется сама площадка для экспозиции и выставка развернется в ленинградском Доме композиторов. Ее монтировали три с половиной недели, последние штрихи наводили за полчаса до открытия. Со стороны Дома композиторов поддержки практически не было: не только разработка концепции, поиск экспонатов, но и оформление витрин и стендов легло на плечи Марии Вениаминовны и тех энтузиастов, которые были с ней рядом в эти дни. Юдина особо отмечает помощь музыкантов В. М. Богданова-Березовского, П. А. Вульфиуса, Ю. Я. Вайнкопа. «Остальные, ― пишет она уже в начале 1963 года К. Ю. Стравинской, ― мои личные друзья всех специальностей ― историки, филологи, художники, музейщики, молодежь ― [помогали] из бескорыстных побуждений ― ради Игоря Фёдоровича, меня и смысла всего замысла» [21, 418]29. Юдина работала, по ее собственному признанию, по 12–14 часов в сутки30, ночью спала 2–3 часа: «<...> днем среди работы я вдруг засыпала на 3 минуты и спрашивала себя: “где я, в Москве или в Ленинграде?”»31

Но несмотря на то что, по признанию Юдиной, выставка «на ¾ удалась» и «был очень доволен автор и его близкие ― супруга Вера Артуровна и Роберт Крафт, вся му­зыкаль­ная общественность и вообще ― люди, ее посещавшие»32, — дело, которому она отдала всю себя, не получило должного резонанса. Отсутствовали книга отзывов, альбом выставки, экспозицию даже не пытались повторить в других городах и других отделениях Союза композиторов — хотя Юдиной все это казалось необходимым. Зато остались многочисленные долги33 и сложности с возвратом некоторых экспонатов. Утраты приходилось возмещать самой пианистке.

Будь у нас каталог и фотографии витрин той исторической выставки, мы смогли бы объективнее оценить значение огромного труда М. В. Юдиной, увидели бы истинный масштаб мероприятия, осуществлен­ного 63-лет­ней пианисткой. Стал бы более понятен необычный ракурс представленной экспозиции: Юдина знакомит публику не только со Стравинским-композитором, Стравинским-дирижером, но и со Стра­вин­ским-мыслителем ― по ее словам, «бóль­шим, нежели Н. А. Римский-Кор­са­ков, Р. Шуман, Г. Берлиоз» [21, 362]. Для этого она выносит на стенды тексты, переведенные с английского, французского, немецкого (только из «Хроник» и «Диалогов», не изданных на тот момент на русском языке, было представлено около 30 фрагментов).

Сам факт проведения подобной выставки и все, что с ней связано, ― подготовка, содержание, открытие экспозиции ― должны занять достойное место в истории отечественной музыкальной культуры. Ведь это уникальное явление: один великий музыкант более года работает над выставкой, представляющей жизнь и творчество другого великого музыканта, который после 50 лет отсутствия вернулся на родину.

Список источников

1. А. Л–в. Стравинский // Рабочий и театр. 1925. № 19 (34). С. 10.
2. Баранова Т. Б. Стравинский — читатель и библио­фил (О русской библиотеке композитора) // Научный вестник Московской консерватории. 2013. № 1. С. 5–59. DOI: https://doi.org/10.26176/mosconsv.2013.12.1.01
3. Блажков И. И. Стравинский на родине // Стравинский в контексте времени и места : Материалы науч. конф. / ред.-сост. С. И. Савенко. М. : РИО МГК им. П. И. Чайковского, 2006. С. 204–215. (Научные труды МГК им. П. И. Чайковского. Сб. 57).
4. В. К. Стравинский побеждает Мусоргского // За пролетарскую музыку. 1931. № 3. [С. 33].
5. Власова Е. С. Сталинское руководство Большим театром // Открытый текст. URL: http://opentextnn.ru/old/music/epoch%20/XX/index.html@id=4768 (дата обращения: 07.07.2020).
6. Глебов И. [Асафьев Б. В.] Игорь Стравинский // Красная газета. [Вечерний выпуск]. 1925. № 38 (14 февраля).
7. Глебов И. [Асафьев Б. В.]. Книга о Стравинском. Л. : Тритон, 1929. 399 с.
8. Зинькевич Е. С. Послесловие (об авторе статьи «Стравинский на родине») // Стравинский в контексте времени и места : Материалы науч. конф. / ред.-сост. С. Савенко. М. : РИО МГК им. П. И. Чайковского, 2006. С. 216–222. (Научные труды МГК им. П. И. Чайковского. Сб. 57).
9. Исламей. Революционер или король? // Жизнь искусства. 1926. № 14 (6 апреля). С. 7–8.
10. Кузнецов А. М. Явление мессии ― Стравинского советским слушателям (М. В. Юдина и приезд И. Ф. Стравинского в СССР) // М. Юдина. Дух дышит, где хочет. Переписка, 1962–1963 гг. / [вступ. ст., сост., подгот. текста, примеч., прил., указ. А. М. Кузнецов]. М. : РОССПЭН, 2010. С. 5–8.
11. Мейер К. Шостакович. Жизнь. Творчество. Время. СПб. : DSCH — Композитор, 1998. 551 с.
12. Михайлова Е. А. Ленинградская выставка «Игорь Стравинский: жизнь и творчество» (по письмам М. В. Юдиной к Б. И. Загурскому) // «В Ленинграде я буду обязательно»: И. Ф. Стравинский на родине [виртуальная выставка]. URL: http://expositions.nlr.ru/ex_manus/stravinsky/exhibition.php (дата обращения: 15.02.2022).
13. Мунипов А. Ю. «Игорь Блажков: “Если говорить откровенно, от авангардной эпохи останется немного сочинений”» // ClassicalMusicNews.Ru. URL: https://classicalmusicnews.ru/interview/igor-blazhkov-interview (дата обращения: 07.07.2020).
14. Нейгауз Г. С. мл. Мария Юдина // По ком звонит колокол. URL: https://mgarsky-monastery.org/kolokol.php?id=319 (дата обращения: 07.07.2020).
15. Сабанеев Л. Л. Беседа со Стравинским // Жизнь искусства. 1927. № 24 (14 июня). С. 6–7.
16. Савенко С. И. Игорь Стравинский. Челябинск : Аркаим, 2004. 281 с.
17. Стравинская К. Ю. [Воспоминания о М. В. Юдиной] // Мария Вениаминовна Юдина : статьи, воспоминания, материалы / сост., подгот. текста и примеч. А. М. Кузнецова; общ. ред. С. В. Аксюка. М. : Советский композитор, 1978. С. 99–108.
18. Стравинская К. Ю. О И. Ф. Стравинском и его близких. Л. : Музыка, 1978. 232 с.
19. Стравинский И. Ф. Диалоги. Воспоминания. Размышления. Комментарии / пер. с англ. В. Линник. Л. : Музыка, 1971. 414 с.
20. Юдина М. В. В искусстве радостно быть вместе. Переписка, 1959–1961 гг. / [вступ. ст., сост., подгот. текста, примеч., прил., указ. А. М. Кузнецов]. М. : РОСС­ПЭН, 2009. 814 с.
21. Юдина М. В. Дух дышит, где хочет. Переписка, 1962–1963 гг. / [вступ. ст., сост., подгот. текста, примеч., прил., указ. А. М. Кузнецов]. М. : РОСCПЭН, 2010. 854 с.
22. Maria Yudina, Pierre Souvtchinsky, correspondance et documents (1959–1970). Genève : Contrechamps Edition, 2020. 808 p.
23. Stravinsky and the dance. A survey of ballet productions, 1910–1962. The Dance Collection of the New York Public Library. New York : First Edition, 1962. 60 p.