Я нередко слышу мнение, что композитор­ское образование сейчас не нужно, как и образование во многих других областях, — интернет-эпоха, новая реальность, даже обсуждать нечего, закрыть ста­рые вузы и успокоиться. Не могу согласиться с та­кой по­зицией. Ниже я составил два списка: что, как мне пред­­став­ляется, необходимо в ком­позиторском образова­нии, а что мешает. Разумеется, са­мообразование никто не отменял — и каждый человек искусства в наше время (да, пожалуй, и в любую эпоху) должен сам для себя стать своим университетом. Одна­ко как было бы прекрасно, если бы официальное обра­зование помогало на этом пути, а не создавало колоссальное сопротивление. Опять же, я не считаю, что возможно образование вообще без сопротивления — оно является необходимой частью обучения: спор, дискуссия, «убей учителя в себе» — все это способствует кристаллизации новых идей, вынуждает формулировать и реализовы­вать их как можно более убедительно. Но какой смысл бороться с нормами, устаревшими еще 70–90 лет назад? Их давно нет, а кто-то по-прежнему предлагает их как истину.

Итак, что же нам необходимо из ака­де­мическо­го композиторского образо­вания:

• организация и логика построения текста (в широ­ком смысле) — создание формы, отбор и экспониро­вание материала, работа 

с ним, а также прекомпо­зиционная работа;

• иерархические связи в музыке — как одно связы­вается с другим (шире — в лю­бом виде искусства);

• инерция построения формы, борьба с инерцией и следование ей у композиторов разных эпох;

• понимание музыки как древа, у которого есть основной ствол, ветки и ответвления. Ветви, казавшиеся тупиковыми в какой-то момент, могут стать продолжением основного ствола при условии усыхания верхушки;

• маргиналы всех эпох. Как маргинальное становилось мейнстримом (или не становилось, но от этого не переставало быть интересным);

• фрики всех эпох. Искренность или эпатаж? Где граница искренности и эпатажа?

Что нам мешает в академическом композиторском образовании:

• склонность к воспроизведению моделей и пролиферации (разрастанию умерших структур). Модели не как основа для диалога, а как руководство к воспроизведению;

• понятие школы, которое трактуется с точки зрения воспроизведения внешних признаков, но не сути (например, DEsCH и их подобия как внешний признак школы Шостаковича — вместо синтеза социальной значимости искусства и исповедальности как сути школы Шостаковича). Сюда же отно­сится возведение в абсолют любой эстетической позиции и ее навязывание;

• ранжирование музыки по принципу «академическая музыка выше, популярная ниже». Не может быть иерархии в этом вопросе! На мой взгляд, Aphex Twin не хуже Ксенакиса и наоборот. Это не отрицает ог­ромного количества низкопробной музыки как среди академической, так и среди популярной. Наверное, на это скорее надо обращать внимание;

• недостаточная встроенность в контекст. То, что успешно функционирует уже двадцать лет, в академическом образовании до сих пор считается авангардом. В интернет-эпоху, когда каждый месяц происходит обновление, это чудовищно долгий срок. Герметичность образовательных институций была и оста­ется их главнейшим недостатком.

Помнится, я был на мультимедийном концерте, где все работы создавались коллективом авторов: композитор, музыкант-электронщик и медиахудожник. Все трое в каждой ко­манде — молодые ребята, студенты или не­давние выпускники. Я вышел с концерта со стойким ощущением, что в то время, как ответственные за техническую часть давно летают в космосе, композиторы продолжают ездить на скрипучей телеге, запряженной волами. И тут сказывается не столько неосведомленность, сколько негибкость. Гиб­кость мышления — пожалуй, главное, что должно быть у творческого человека. И в ее отсутствии состоит главная претензия к нынешнему состоянию композиторского обра­зования. Границы между искусствами (не говоря о границах внутри музыки) давно уничтожены, но о них продолжают абсолютно всерьез рассказывать студентам. Вместо того чтобы искать пути интегрирования огромного образовавшегося поля в художественное высказывание, студентов учат писать сонатную форму (опять же — игнорируя ее суть, философский и структурный аспекты, и требуя лишь воспроизведения внешних признаков).

Нынешние студенты делятся, как и раньше, на две категории: сопротивляющиеся и подчиняющиеся. В результате получаем редкие иллюзорные проявления творческой свободы в виде плохо структурированных перформансов, преподнесение горизонтальных связей в искусстве как прорыва — с одной стороны, унылые образцы плохо стили­зованной чепухи — с другой. Как всем нам необходим здравый смысл! Надо хорошо представлять, кого, что и когда сбрасывать с корабля современности.

Искусство (включая музыку и композицию в частности) было и остается делом личностей: интеллектуалов, маргиналов, фриков, борцов с системой, неравнодушных. В чем задача образования в таком случае? Причесать? Раскрепостить? Найти свой путь? Наконец, не мешать?

Возможно ли человека искусства научить быть личностью? Нет. Для этого каждому из нас нужно стать своим университетом.

Нужен ли человеку искусства педагог? Да, только если этот педагог сам — личность. Для этого ему нужно было самому стать своим университетом.

Каких людей считать способными к искусству? Ответа нет.