Со всей возможной внезапностью покинул нас Михаил Григорьевич Бялик. Еще меньше чем за неделю до этой печальной вести мы с ним обменялись электронными записка­ми, и он сообщил мне, что ложится в больницу на несколько дней...

Срок нашего знакомства — целых 68 лет. Началось оно в ту пору, когда я готовился поступать экстерном в Киевскую консерваторию и брал уроки фортепиано и теории музыки, а с Михаилом Григорьевичем консультировался по истории музыки — он тогда готовился к выпуску из консерватории по классу фортепиано, окончив двумя годами ранее историко-теоретический факультет. Эти занятия были довольно немногочислен­ны, и в 1954 году, когда я стал студентом, он уже уехал «по распределению», как это тогда называлось, в Днепропетровскую филармонию, где работал пианистом и лектором. Через несколько лет Бялик поступил в аспирантуру в Ленинграде, и с тех пор более 40 лет его жизнь была связана с Северной Пальмирой; по этой причине наши дальнейшие встречи были крайне редкими и случайными.

Помню Михаила Григорьевича среди слу­шателей на ленинградской премьере моих «Симфонических фресок» в 1963 году, затем как гостя на одном из пленумов Союза композиторов Украины в 1970-х и, в особенности, как одного из выступавших на торжественном вечере в Киевском оперном театре по случаю столетия классика украинской музыки Л. Н. Ревуцкого в 1989 году. Эту речь, которую он произнес на прекрасном украинском языке, не могу назвать иначе как эпохальной — настолько глубоким, деликатным и прочувствованным было его повествование о музыке Ревуцкого1.

В начале 2000-х годов мне довелось узнать, что Михаил Григорьевич, выйдя на пенсию, эмигрировал в Германию. Не помню в деталях, как это получилось, но вскоре мы начали оживленный диалог онлайн, который продолжался до самого конца, и по его предложению даже перешли на «ты». Михаил Григорьевич стал Мишей или по-украински Михайлом чи Мишком Бяліком. Мы обсуждали и вспоминали молодые годы, сравнивая, чем каждый из нас занимался в разные перио­ды жизни. Мне довелось навестить Мишу в его гамбургском доме дважды: в 2009 году, во время моего капитального путешествия по городам Германии, и в 2016-м, когда я был в Берлине, но решил сделать еще и вылазку в Гамбург, до которого из Берлина автобусом всего три часа пути. Говорили мы во время встреч не переставая: он с печалью рассказывал о многолетней дружбе с Борисом Тищенко и его творческом пути, а я вспоминал свои давние впечатления от музыки Бориса Ивановича. В частности, о его дебюте с Фортепианным концертом в Москве в 1962 году и о балете «Ярославна» 1974 года, который мы с Бяликом считали гениальным. Я рассказывал ему и о новых явлениях в литературе и музыке Украины за 30 лет после падения СССР, посылал ему поэзию и прозу нашего «Расстрелянного Возрождения»2, широко доступную сегодня, литературу украинской диаспоры 1940–1990-х годов, записи и ноты интересовавшей его украинской музыки последних лет и многое из андерграунда 1960-х, некогда запрещаемого и замалчиваемого, а теперь обретшего свой голос и признание...

Все копится и копится папка с именами и зримыми образами ушедших в последние годы, отмеченные мрачной печатью Фобоса и Деймоса. Но не оставляет надежда, что всем нам еще предстоит встреча в месте, о предвосхищении которого говорят нам «Прелюды» Листа и вдохновивший их текст Альфонса Ламартина. И с Мишей Бяликом тоже еще будет о чем побеседовать.